Артемида

Артемида — богиня целомудрия. Богиня луны. Богиня охоты. Прекрасная, чистая, вечно юная — и недостижимая. Та женщина, что не достанется ни одному мужчине, ни богу, ни человеку. Та женщина, что будет лишь дразнить своей красотой, сама не осознавая, насколько она прекрасна, но осознанно избрав путь не принадлежать никому. Джури Куран — не Артемида. Не целомудренна — совершенно нет. Просто божественно красива, нечеловечески сильна и столь же недостижима. Джури Куран — чистокровный вампир, создание, которое многие назвали бы не божеством, но порождением дьявола. Кайен Кросс никогда так не считал, ибо дьявол не мог создать настолько совершенное существо. И бог — тоже. Она родилась сама, дочь своих предков-королей, сама королева, и пусть охотник, увидевший ее, не обратится по воле грозной богини в оленя за то, что лицезрел недозволенное, но все же это — хуже. Хуже, чем если тело терзают собачьи клыки. Хуже, чем если бы разум человека обратился в разум животного. Хуже, чем боль и потеря себя — потому что одновременно. Потому что Джури Куран — замужем, и замужем счастливо. Потому что она жмется к своему мужу, целует его, обнимает, и видно, что ей хорошо в его объятиях, что она рада быть со своим королем, что единственное, что беспокоит ее — это то, как вырастут их дети. И то, что Гильдия в лице Кайена на них охотится. Кайен был глуп, решив, что сможет в одиночку справиться с чистокровной — еще молодой и неопытный охотник, он подумал, что эта хрупкая девушка ничего не сумеет ему противопоставить. Хрупкая девушка одним взглядом ударила его оземь так, что воздух из легких чуть не вышел оттуда навеки. Она была такой очаровательной, беспокоясь, не убила ли его — вся суть вампиров и женщин в одном: сначала наносят смертельные удары, а после волнуются. Она казалась богиней — Кайен напоминал себе, что просто ударился головой, что все вампиры так красивы, что в том и есть одно из главных их отличий от людей, что для того им красота и нужна, как ярким хищным цветам, которые поедают насекомых, что сядут на их лепестки. Но Джури Куран не оказалась жестокой, как Ширабуки или Хио — Джури оказалась, наоборот, доброй, а ее улыбка сияла, подобно солнцу — она улыбалась тому, кто пытался ее убить. Кайен чуть не отвесил леди комплимент, рассказав ей о впечатлениях насчет ее неземной красоты, но… Харука Куран появился, словно из ниоткуда, и Джури забыла о наличии Кайена. Вообще обо всем забыла — и Харука забыл. Будто рядом с ними и вовсе нет охотника, который может на них напасть — но он бы не напал. Он ни за что не стал бы причинять вред этой женщине, хотя уже давно уяснил, что в охоте на вампиров нет разделения на пол, что и мужчины, и женщины, и дети — все одинаково опасны, если упали до класса Е или находятся в списках на уничтожение. Джури не была опасна. Джури не была безумна. И Харука — тоже. Молодые, счастливые, влюбленные — у Кайена все внутри сжималось от зависти. Вот так сразу, да? Бывает вот так сразу? Увидеть женщину — и потерять голову? Даже если эта женщина — чужая? Харука и Джури Кураны ворковали, обнимая друг друга, а Кайен чувствовал себя идиотом посреди розового царства зефира и единорогов. Кто бы мог подумать, что вампиры бывают такими милыми?

***

Она держала жезл без боли и страха. Сжимала в ладони оружие, которое обязано было причинить ей боль, обжечь кожу, заставить выронить зарядом электричества. Джури Куран не чувствовала ничего подобного. Джури Куран была словно создана, чтобы владеть этим жезлом — нет, жезл был создан для нее. А Кайен нарушал все правила Гильдии, даря оружие охотников вампиру. — Потрясающе! — Джури взмахнула жезлом, обращая его в косу, и попутно чуть не смахнула голову вовремя увернувшемуся Кайену. — Извини, я увлеклась, — за ее улыбку можно было простить и отрезанную голову. — Да ничего, — Кайен потер шею. — Нравится? — Да! — продолжала сиять Джури. — Это правда мне? — Правда. Такая непосредственная, как будто ей не три тысячи лет. Кайен, по меркам людей еще молодой человек, ощущал себя старше нее лет на пятьдесят. — А у него есть название? — Джури восхищенно рассматривала жезл. — Это она, — уточнил Кайен, и, помолчав, добавил, — Артемида. Тогда у оружия не было названия. Просто жезл, способный становиться косой. Но как он мог дать иное название тому, что будет держать в руках эта вечно юная и не принадлежащая ни одному мужчине богиня? С единственной поправкой: ни одному мужчине, кроме Харуки Курана. Который тоже выбирал себе меч. Безымянный. Потому что попросила Джури.

***

— Услуга за услугу? Воротник платья отодвинулся, обнажая острые ключицы. Кайен натужно сглотнул, отводя взгляд — он не вампир, но и не железный. Джури смутилась, поправляя одежду. — А, ну да, ты человек. Тогда проще. Спустя некоторое время она вернулась с флаконом — изящной работы сосудом, где плескалась ее кровь. Кровь чистокровной королевы, которая позволит Кайену жить дольше, чем люди, кровь, за которую после он получит прозвище «вампир без клыков», кровь, которая нужна ему не для собственного долголетия ради себя и не для силы, а для… Юуки. Ее звали Юуки — малышку, что появилась на пороге Академии Кросс одной зимней ночью. Увидев ее вместе с ее старшим братом, Кайен не знал, как сдержался — наверное, только благодаря выдержке, или чтобы не пугать девочку еще больше. Потому что он понимал — если Юуки Куран здесь, в его доме, то это все же случилось. Значит, Джури Куран мертва. И никакая Артемида не помогла богине луны и ночи спастись. И даже ее любимый муж не смог ее защитить. И Кайен бы не смог. — Кросс-сан, — Канаме серьезно сдвигал брови, и то, как он хмурился — выдавало черты Джури. Юуки всхлипнула, подняла глаза, и Кайен снова задохнулся — на него смотрела маленькая Джури. Проклятие — везде и всегда будет только Джури. Во всех глазах и лицах. И самое страшное — Кайен чувствовал от этого не боль, а какое-то мазохистское удовольствие. Стрелы Артемиды не промахиваются — как и стрелы Купидона. Джури Куран — его вечная заноза в сердце, впившаяся и не дающая не думать о ней, даже если ее больше нет. Даже если ее для него никогда и не было. Кайен присел на колени рядом с Юуки, чтобы сравнять их лица, провел ладонью по волосам — мягкие, как шелк. Длинные. Он будет заплетать ей косички, он будет наряжать ее в платьица, он будет покупать ей игрушки и готовить для нее вкусную еду, угощать ее сладостями, читать ей сказки, петь ей колыбельные, и пусть она не родная его дочь — но что мешает представить, что родная? Ее мать — Джури. Ее отцом будет Кайен. Пусть после смерти — они соединят судьбы хотя бы так, став родителями одному и тому же ребенку. А когда Юуки вырастет — Кайен вручит ей Артемиду, и он готов спорить, что девочка будет радоваться так же, как мать. — Кто вы? — тихо спросила Юуки. Кайен мягко улыбнулся. — Зови меня «папа».