Lovesong

Этим утром Торин Дубощит понял, что он гей. Бильбо такой прыти не ожидал. Увидев перед своим кухонным столом букет цветов, он нахмурился, открыл было рот, но вместо того, чтобы отчитать гостя, вдруг зажмурился от удовольствия. Торин, смотревший на это из коридора, ухмыльнулся, а потом сказал: — Это тебе, Бильбо, — и с этими словами исчез, оставив торт на столе. Прошло несколько минут, прежде чем хоббит окончательно опомнился. Он поднёс букет к лицу и вдохнул нежный-нежный запах цветов. И только тогда с некоторым опозданием понял, что это, скорее всего, розы. Он понюхал их, приговаривая: — Розы… Такие душистые… Тут вошёл улыбающийся Торин, поставил перед хоббитом тарелку с пирогом и стакан морковного сока, напитка, который хоббит почему-то очень любил, и сказал: — Ну, если тебе так нравится, то пей, — и вышел, громко хлопнув дверью. Хоббит не успел даже спросить, что это было. Вернувшись к себе в комнату, он принялся есть торт. Пирог оказался таким вкусным, что он отложил в сторону вилку. Затем выпил стакан морковного сока. Вскоре торт закончился. Тогда он взялся за бутылку с шампанским, которая стояла на подоконнике, но тут за дверью послышался звук отодвигаемого засова, и в комнату вошёл Торин. — Ну что, Бильбо, — спросил он, — съел? Больше не хочешь? — Знаешь что, Торин, — сказал хоббит, — ты лучше спой. Мне твоя песня всегда очень нравилась. Когда ты её поёшь, у меня сразу настроение поднимается. Торин хмыкнул и сел. В руках у него появилась гитара. Он несколько раз прошёлся по ладам, покрутил колки и вдруг запел. На сей раз его голос звучал гулко и протяжно: — О-ох, ох! О-ох, ох! Та-та, та-та! Знать, и ты плясать успел? Ух-ты! Ух-ты! Пляшет, буйно смеясь мир — потому что нет его страшней! Та-та, та-та! Эх-ма! Эх-ма! Я и сам не пойму — где ж она была, где была? Всюду лишь свои границы, и любая — это смерть! Ах ты ж-ж! Ух-ты! Мы с тобой, конечно, друзья навек! О-ох, о-ох, о-ох, ох! Мы с тобой — друзья навек! Ух-ты! Ату! По деревьям бы летать с тобой, да больно дороги они. Ух-ты! Ух-ты! В небо ворон день и ночь мнёт своё перо… — Хватит, — попросил хоббит. — Давай-ка я. Он взял у Торина гитару и заиграл. Сперва он играл тихо и мягко, а потом как-то решительно перешёл на голос. Вскоре песня сама собой полилась из его уст — что-то тихое и печальное, словно он один в мире. — Блеск твоих волос на огне, — пел он, — как змеиный шёлк. У-у! О-о! Всё что мне дорого — всё исчезнет, сгинет, как сон! У-у! О-о! Я люблю тебя, как не любил ещё никого. У-у! О-о! И сердцу больно… Оно хочет лишь тебя одного, Чтоб остаться прежним. Но я с тобой, я с тобой, и мне всё равно, куда мы пойдём. У-у, о-о! Ты — мой любимый трофей, и мне всё равно, в какой стороне мы уйдём. У-у! О-о! О-о! Я уйду в темноту, а ты вернёшься ко мне. У-у! О-о! У-у! Я убегу за тобой, как в бой. А ты побежишь за мной! Его голос постепенно повышался, пока не раздался в полную силу. Несколько мгновений хоббит играл на пределе своих сил, не переводя дыхания, словно так, с полной отдачей, можно было куда-то деть всю боль, что заключалась в песне. Торин слушал с напряжённым вниманием — похоже, он был не просто заворожён, но и ощущал странную связь с исполнителем, словно они оба вместе были частицами пения. Когда хоббит в последний раз ударил по струнам, на несколько мгновений наступила мёртвая тишина. Первым её нарушил Торин: — Как ты это делаешь? — хрипло спросил он. — Я никогда ничего подобного не слышал. Бильбо скромно потупился. — Я сам сочинил эту песню. И очень постарался. Но даже не знаю, как сказать… — Говори как есть, — велел Торин. — Я хочу сказать, что эта песня — для тебя. Только для тебя одного. — Почему для меня? — переспросил Торин. — Да потому, — ответил Бильбо, — что ты — любовь моей жизни, с тех пор, как ты вошёл в мой дом… Торин покраснел. — Вот как, — сказал он. — Я люблю тебя, Бильбо Бэггинс. Не бойся. С этой минуты я тебе верен, и я буду верен тебе до последнего. А если ты когда-нибудь захочешь, чтобы я… Ты только скажи. — И ты мне, Торин, — сказал Бильбо. — И ты мне. Я так счастлив, что не знаю, как тебя благодарить. — Ну, если ты так счастлив, — улыбнулся Торин, — значит, нам будет, что вспомнить, когда мы состаримся. Лицо Бильбо осветилось улыбкой. Он притянул к себе Торина и поцеловал его в щёку. В следующее мгновение они упали в объятия друг друга.