Emperor

В данном мире границы — это важное политическое достояние любого государства, империи или союза. Здесь не существует организаций, которые объединяют нации, устанавливают международные договоры, распространяют важность гуманности на любом доступном языке. Здесь нет понятий «общее» и «наше, человеческое». Здесь все живут по заповедям границ, где ты либо расширяешь территории за счёт завоеваний, либо подписываешь с другими государствами соглашение на мирный союз с вытекающими пунктами ведения совместной власти. Войны ведутся годами, веками, не стихают уже практически шестьсот лет, распространяются по всему континенту. Капает кровь дождём после каждой трагедии из-за падения великих держав. Одним из самых неожиданных поражений в двадцать первом веке считается падение процветающей и мирной империи Юпонии, которая благородно содержала под своим надёжным крылом более тысячи государств со всех континентов. После свержения этой империи настало чёрное время для тех земель, которые безвозмездно и прекрасно жили под высокими стенами щедрого императора и его мудрого парламента. Мир в границах Юпонии отдался развитию технологий, развитию себя. Мир в границах Юпонии достиг смартфонов, песен о любви к себе, легализации однополых браков и умных машин. Мир в границах Юпонии, отвлечённый собственными успехами, не воевал с государствами уже более шестисот лет, поэтому никто из тех маленьких территорий империи не был готов к нападениям, к войнам. Власти могли лишь идти на переговоры. Союз распался всего за мизерный год после смерти императора, и начали маленькие миры искать утешение и место за границами других великих держав, которые с готовностью на тот момент раскрыли объятия для того, чтобы расширить свои территории.

Началась Эпоха распада.

Миром Чон Чонгука являются границы маленькой республики Южной Тореи, которая числится прямо сейчас как блуждающая территория, ещё не нашедшая места в своём континенте. За год правительство успело трижды поменять президента, переизбрать парламент в сотый раз. Каждый день для Тореи стал тянуться от «не согласились на переговоры» до «отложили конгресс». Соседние государства благо обложились защитой, так что через них пройти к Торее теперь просто невозможно. Так и живёт сейчас маленький мир Чонгука, продолжая существование по новостям, не ожидая нападка войн, но надеясь на то, что однажды хоть какая-нибудь великая держава примет их в свои территории. И тогда границы вновь расширятся, показывая уже привыкшим к островам Юпонии людям новые земли, новые миры, новых людей. — Знаешь, — Чонгук набивает рот мороженым, смотря на лицо нового президента в телевизоре, — он похож на плюшевого медведя, — смеётся парень. — Я бы не отказал такому в переговорах. Менеджер Ким на это закатывает глаза, продолжая своё занятие — он собирает многочисленных звёзд их компании в конференц-зале. Дозвониться до менеджеров практически шестнадцати групп с такими же многочисленными участниками — сложное занятие. Когда эти менеджеры следят за группами айдолов, которым разрешено на время перерыва компании гулять, где они захотят, — ещё сложнее. Намджун мысленно благодарит своего подопечного за то, что он такой домосед. Чонгук прямо с практики танцев. Он сидит сейчас на диване и смотрит телевизор. — А зачем директор хотел нас всех видеть? — Чонгук не отрывает взгляд от экрана. — У кого-то день рождения? — спрашивает он с улыбкой. — Стал бы он по таким пустякам устраивать неофициальные встречи, — цокает языком Намджун, вздыхая. — Я и сам не знаю, в чём дело. Директор обычно посвящает меня во все детали, но на этот раз просто холодно потребовал всех собрать, — падает на диван рядом с Чонгуком, закрывая лицо ладонями. — Мне кажется, у него нехорошие новости. — Расслабься, — Чонгук касается его плеч, массируя. — Я уверен, что есть достаточно веские причины считать иначе, — улыбается, когда Намджун приоткрывает один глаз, смотря на него. — Будем верить, что всё хорошо, — поёт нежно, заставляя тишину вокруг содрогнуться от сладостного звука. Менеджер Ким закрывает глаза, наслаждаясь пением. Двери конференц-зала открываются, пуская первыми недавно дебютировавших ребят. Они тут же выстраиваются в ряд, кланяясь старшим. Чонгук умилительно смотрит на них, отмахиваясь с покрасневшим лицом, убеждая в том, что разница между ними мизерная и такие нюансы ни к чему, однако он такой смущённый положением, закрывается в капюшоне толстовки после этого, натягивая верёвочки, показывая Намджуну только свой носик. Менеджер Ким цокает языком, качая головой. Чонгук младше половины из них, поэтому ему так неудобно слышать в свою сторону «сонбэ» или махать так руками на старших, когда те кланяются. — Не стесняйся, — говорит Намджун, потрепав его по голове, касаясь мягкой ткани капюшона толстовки. — Пойдём, займём места поближе. Чонгук обречённо стонет что-то невнятное, спускает капюшон, ерошит волосы, обнимает себя за плечи и идёт за ним, выключая телевизор. Он откидывается на твёрдый и неудобный стульчик круглого стола конференц-зала. Чонгук устало вздыхает, когда директор заходит внутрь с кипой бумаг. Он смотрит на такого же усталого и выжатого ещё на начале всего разговора Намджуна, выдавая одними губами: — Это надолго. Когда Чонгук подписывал контракт с этой маленькой, но надёжной компанией, он надеялся на то, что его мир останется таким же — крохотным и уютным. И так было все эти годы: Чонгук мог сам распоряжаться программой своих альбомов, в Торее во времена империи Юпонии не существовало цензуры, не было ничего разграничивающего его мысли или желания. Чонгук мог сам вместе с хореографом придумывать танцы к своим песням, сам мог создавать биты, когда это хотелось, мог менять полярность жанров от рока до джаза, от кантри до электро. При этом Чонгук всегда мог и положиться на компанию, ведь в случае чего, они всегда помогали: находили и битмейкера, и того же хореографа, боролись за все права, когда что-то выходило из-под контроля, отменяли некоторые встречи, когда Чонгуку нездоровилось. Мечта, а не компания. И всё потому, что Чонгук в числе первых артистов смог принести какое-то место в шоу-бизнесе, поэтому директор отплачивал ему тем же — уважением и благодарностью. Когда Чонгук подписывал контракт, он считал, что пункт «при изменении правообладателя компании части договора между юридическим лицом и артистом могут подвергаться изменениям» никогда не будет использован. И, конечно, каждый артист мечтает о мировом туре, но совсем не о таком, какое сейчас предлагали… Нет. Нет, даже не предлагали, а ставили перед фактом того, что Чонгук теперь — украшение для Тореи. — Новый президент издал указ о том, что наша компания, содержащая при себе артистов, должна быть готова к тому, чтобы быть частью культурного обмена с другими государствами, — объясняет директор, прокашливаясь. — К сожалению, контролировать это я не могу. Насколько понимаю, они имеют в виду то, что во время переговоров должны освещаться нюансы жизни самой Южной Тореи и это показывают через вас, — показывает на артистов. — Через голос народа. — Это несправедливо, — встаёт с места Намджун. — Они же не должны участвовать в политике, — указывает на ребят. — Дети — нет, — директор качает головой. Он смотрит на Чонгука, который сглатывает, вспоминая, сколько ему лет. — Но совершеннолетние — да, — коротко смеётся. — Всё не так плохо. Вы можете добиться того, что концерты могут проводиться и в городах тех государств, с которыми удастся получить какие-то договоры. Это не политический ход, вы просто ознакомляете народ других стран с менталитетом нашей культуры. Вы только представьте, что завтра уже кто-то выезжает в ОША, — он улыбается. — Это там, где Голливуд? — охает Чонгук. — Вау! — парень встаёт с места, смотря на Намджуна. — Это же невероятно. Никто за шестьсот лет не покидал наши границы. — Да, но… — Намджун собирается возникнуть. Он передумывает, когда Чонгук от радости разве что только сам не загорается как фонарь. Директор посмеивается из-за его реакции, но в глаза менеджера Кима смотрит с сожалением, отрицательно качая головой, мол, не он, Чонгук, летит в ОША. Намджун сглатывает, пока пытается успокоить разбушевавшегося с другими айдолами Чонгука.

Нехорошее предчувствие.

А теперь о главной новости Тореи: на заре падения империи Юпонии, Южная Торея решила с четвёртым независимым от империи президентом посетить две великие державы — ОША и закрытое государство Ви для важных переговоров касательно расширения границ. И если в великие Объединённые Штаты уже знакомую айдол-группу вместе с самим президентом отправляли с аплодисментами, сопровождая вплоть до аэропорта, хлопая и наблюдая за самолётом до момента, когда тот исчез в облаках, то вот в закрытое государство Ви министра Чон Хосока с айдолом Чонгуком провожали как на похороны, желая удачи с дрожанием в голосе, словно им она понадобится больше всего, и чудо, если вообще повезёт вернуться. Намджун закрывает глаза, когда они вылетают. Он тащит за собой чемодан Чонгука, пока скрипит зубами, проклиная директора за такое распределение приоритетов. Чонгук поправляет чёрную толстовку на себе, засовывая в карман джинсов временную карточку-визу государства Ви. — Всё не так плохо, — утешает поникших Чонгука и Намджуна министр, улыбаясь. — Мы просто прогуляемся по Ви, по его прекрасной столице, по невероятному замку императора. Слышал, у них тёплый климат и вкусные фрукты. — Слышал, у них диктатор-монарх на троне, — мрачно отвечает Намджун. — Всё нормально, — смеётся Хосок. — Будем считать, что правитель Ви — серьёзный человек. — Это не успокаивает, — Чонгук бросает рюкзак на соседнее кресло, пока устраивается в самолёте. Стюардесса помогает ему пристегнуть ремни. — Скажи, что я сплю, — шепчет менеджеру. — Я бы хотел, чтобы ты мне это сказал, — Намджун тоже вздыхает. Всё было бы не так печально, если бы они сейчас ехали в желанный Голливуд, в открытый мир ОША, а не в Ви. В Торее им рассказывают о некоторых державах на уроках истории из того, что известно и что дают о себе знать сами державы иностранным исследователям. Другое дело — закрытые государства. Ви известен тем, что он буквально закрыт границами ото всех. Он обширный, огромный, не подпускающий к себе никого, но при этом и не выпускающий кого-либо. К ним даже не просятся, так как боятся. Никто не знает, что ожидать от правителя империи Ви, так как даже форма его власти вызывает вопросы, что там до жизни самих граждан. Чонгук удивлён всем, чем можно: начиная с того, что Торее разрешили переговоры, заканчивая тем, что у Ви, оказывается, есть аэропорт. — Страшно? — спрашивает Намджун. Чонгук смотрит в окно самолёта на облака. Он очень долго молчит, что для него странно. — Не бойся. Я уверен, что защита Тореи позволит нам хотя бы выйти отсюда живыми, — улыбается. — Какая защита? — министр Хосок выглядывает из передних кресел. — Мы одни летим. — Что? — Чонгук и Намджун синхронно выглядывают из своих рядов. Хосок смеётся из-за их реакции. — Всё нормально, всё под контролем. Это условие Ви. Сюда как раз таки никого не пускают из-за того, что никто не хочет отказываться от охраны, но мы — исключение, потому что мы сами себе защита, — министр показывает большой палец, пытаясь утешить парней. У него плохо получается, раз Чонгук в этот момент закрывает рот ладонью, вставая с места, чтобы пойти в туалет и, вероятно, выблевать завтрак. Намджун мрачнеет, возвращая прямое положение сидя. Он закрывает глаза, вздыхая. Министр Хосок — яркий и жизнерадостный человек. Он совсем не вписывается в атмосферу происходящего в Ви, как думал Чонгук. Сам парень искренне надеялся на то, что им мирно откажут и они отчалят из этого неизвестного государства обратно в их маленькие земли, однако, когда он приоткрывает глаза после недолгого сна, когда стюардесса говорит: «Пристегнитесь, мы собираемся садиться», он видит то, что не описывают в книгах в графе «Ви». Огромный золотой город с прямо посаженной растительностью, дворцами, огнями и башнями. Чонгук прилипает к окну лицом, восхищённо выдыхая, когда видит здание аэропорта — это замок с мраморными стенами. Министр Хосок всё ещё самый яркий и жизнерадостный человек, и окей, он вписывается в Ви с первых минут нахождения здесь. Половину пути в Торее Чонгук с кислым лицом шёл за Намджуном, натянуто улыбаясь прессе и на полном серьёзе прощаясь с фанатами, отталкивая улыбчивого министра от себя, мечтая только о том, чтобы в конце пути хотя бы остаться живым. Однако на выходе из самолёта Чонгук с Хосоком держится за руки, чуть ли не пища, когда внизу их вместо машины ожидает повозка со слоном, голову которого украшают драгоценные камни и на которых восседает кучер. Чонгук оборачивается к продолжающему быть в кислом расположении духа менеджеру, передавая рюкзак, пока прыгает на перила лестницы, скатываясь прямо к открывающему им двери повозки мужчине. Люди здесь одеты в костюмы светлого цвета. На мужчине перед ними свободные кремовые брюки и рубашка с узорами. От глаз Чонгука не ускользает то, что у него довольно длинные волосы, собранные в пучок на макушке. А ещё мужчина невероятно красив. Может, даже слишком. Чонгук, смотря на него, неловко улыбается, краснея. Намджун опускает рядом с ними чемоданы. — Добро пожаловать в империю Ви, — кланяется мужчина. — Меня зовут Сокджин. Я буду вас сопровождать на время пребывания в наших землях, — лаконично говорит. — Очень приятно. Хосок, — протягивает руку министр. Сокджин держит свои руки на груди, оглядывает пренебрежительным взглядом, сканируя с головы до пят, отворачиваясь с кашлем. — Ладно, чудно, — смеётся Хосок, не унывая. — Ты видишь? — шёпотом пищит Чонгук менеджеру. — Слон! — восхищённо улыбается. — Никогда не видел слонов вживую. — Да-да, — Намджун посмеивается. — Надеюсь, транспорт будет быстрее, — выдаёт, пока забирается на повозку. Он помогает Чонгуку, устраивая его рядом с собой перед Сокджином с Хосоком. Мир здесь кардинально отличается от того, что всегда видели жители Тореи в пределах империи Юпонии. Аэропорт выглядит пустоватым из-за того, что, наверное, мало кто вылетает из государства и мало кто прилетает сюда, но всё равно изнутри здание с блестящими мозаиками смотрится невероятно. Фрески на потолках привлекают взор. Слон проходит прямо по зданию. Чонгук не может сдержать восторженного смеха. — Здесь так чудесно. Как в сказке! — громко говорит парень. Сокджин выглядит удивлённым из-за его тона. Он изумлённо хлопает глазами, пока парень чуть ли не вываливается из повозки, рассматривая стены вблизи, когда они проходят мимо. Чонгук, когда указывает ему на что-то прекрасное, и сам удивляется, заметив выражение лица Сокджина. Тот выглядит так, словно ему совершенно чуждо видеть такое яркое проявление эмоций. Он мягко улыбается, когда Чонгук смущённо опускается обратно на место, скрывая капюшоном толстовки пылающее лицо. — Всё хорошо, господин, — Сокджин, сидя, кланяется. — Нам приятно видеть, что Вас восхищает красота наших зданий. Просто для нас так непривычно, — вздыхает, — замечать такие лица. Чонгук выглядывает из капюшона. — Не делай так, — Намджун опускает руку на голову. — Смотри. Красиво. Чонгук разворачивается к окну повозки. Он восхищённо раскрывает рот, на тот момент наверняка забывая о Голливудах каких-то там ОША. Да и нужен кому-то этот город, пока перед тобой сейчас простирается улица, будто сошедшая с обложек фэнтези-книг. Каждый дом — это маленький, но роскошный дворец, каждое торговое здание — шедевр архитектуры, доведённый до абсолютного идеала. При этом всё здесь сочетается с нео-зданиями, вроде и используя какие-то части современных платформенных основ, но и не забывая о том, что город выстроен из мраморных, золотых башен. Не создаётся ощущение того, что ты находишься в отсталом мире восточного государства, но и не приходит осознание того, что здесь цивилизация достигла пика и идёт в ногу с той же Южной Тореей. Природа выходит из каждой подворотни пальмами, гигантскими папоротниками, кронами секвойи и ещё многими неизвестными Чонгуку кустарниками, цветами, суданскими розами. Вместо собак здесь гуляют антилопы, убегая от местной детворы. Люди на улицах одеты в яркие оттенки, несут за собой кувшины с водой или такие же повозки на лошадях. Мимо них по главной дороге проходит паланкин, который несут шестеро слуг. Ветер открывает тонкий шлейф, позволяя увидеть внутри девушку. Она удивлённо смотрит на него, прикрывая лицо вуалью. Чонгук провожает её взглядом. Люди кланяются их повозке, замечая Сокджина. Они удивлённо смотрят на улыбающегося им до ушей Чонгука, раскрывают рты из-за Хосока, который пытается с ними жестами общаться. Намджун терпеливо тянет обоих за локти обратно. Сокджин наблюдает за действиями гостей. — Здесь прекрасно, — говорит Чонгук первым, но так громко, что их гид прикрывает глаза, кривясь. — Я думал, что… — он смотрит на Сокджина, замечая его выражение, выпрямляясь, — ой, извините. В общем, — понижает восхищённый тон, — я думал, что здесь даже солнце под запретом. Весь мир считает, что здесь тоталитаризм, — Чонгук улыбается прохожим, выглядывая из повозки снова. Они медленно со слоном бредут к главному замку. — Или это только здесь, в столице? — спрашивает у Джина. — Конечно, нет, — отвечает лаконично Сокджин, гордо поднимая подбородок. — Богатства Ви не идут на продажу. Каждый здесь работает и старается для себя и своих близких. В нашей столице действительно ситуация получше, но я бы не сказал, что на полях или в деревнях люди живут хуже. Мы следим за условиями щепетильно и пытаемся добиться абсолютного порядка для удобства всех граждан, — объясняет Сокджин, показывая на торговые дома. Он смотрит на смеющегося из-за его слов Чонгука. — Могу я узнать, кто Вы, молодой человек? — Я? — Чонгук аж давится воздухом. — Я… эм… айдол, — нервно смеётся. — Айдол? — переспрашивает Сокджин, хмурясь. — Да, айдол. Я артист, — кивает парень. — У нас ведь это, — выбирает слово, — культурный обмен. Сокджин хмурится, видимо, думая над тем, что сказал Чонгук. Намджун неловко прокашливается, привлекая внимание гида к себе. Менеджер улыбается ему, довольно понятно объясняя, что имеет в виду Чонгук под «культурным обменом». Политическую основу такого шага уточняет Хосок. Сокджин после таких подробностей кивает, осознавая наконец-то причину визита артиста. Он опять мягко улыбается, хлопая глазами, пока смотрит на Чонгука. — Обычно к нам не приходят с такими бесценными подарками. Знание тонкостей истории другого мира — это вещь, которую нельзя купить, — Сокджин прижимает ладони к груди. — Для меня честь знать, что Вы будете просвещать нас о культуре Южной Тореи, — обращается к Чонгуку. Тот в этот момент из повозки протягивает руку к антилопе, которая на спине держит девочку. Мать идёт с поводьями рядом. Сокджин улыбается. Он разворачивается к Хосоку. — Он очень необычный, — указывая на Чонгука. — Император будет в восторге. — Да, конечно, — министр машет на него, мол, я это знаю, хотя потом мрачнеет от сказанного. Намджун с Чонгуком переводят взгляд с одного на другого. — Ой, извините, я думал, что раз приехал я, а не президент, то мы обсудим все тонкости договора только с министрами Ви и… — У Ви нет министров, — Сокджин смеётся. — Всем распоряжается Император с советом. Но совет ничего не решает, так что все политические дела, мелкие и масштабные, решаются нашим повелителем. Он, кстати, принял вас к себе во дворец, так что можете не беспокоиться о гостинице, — кивает. — Вау, сам Император, — Чонгук восхищённо смеётся. — Слышал? — обращается к Намджуну. — Я не думаю, что это хорошо, — замечая на лице Хосока ужас, Намджун шепчет своему айдолу. Однако Чонгук, окрылённый приветствующей его толпой, не слышит и не замечает удивлённых взглядов и странных слов. Он с искренней радостью наслаждается открывшимся новым миром, который поражает невероятной красотой, необычностью и роскошью. Чонгук дивится прекрасным, в который раз задавая в голове вопрос о том, почему же такой великолепный мир является «закрытым государством». Чонгук был бы рад хотя бы просто наблюдать со стороны за такими улицами, слушать песни местных жильцов, видеть хотя бы по телевизору, как правит таким миром мудрый Император. — Наверное, ваш правитель просто охуенный, — в порыве эмоций выдаёт Чонгук. Намджун и Хосок синхронно вздыхают. — Охуенный? — переспрашивает Сокджин, хлопая глазами. Во дворце всё в таком же тоне: золото, мрамор, роскошь и что-то с перчинкой инноваций. На входе вот автоматические ворота, но прямо посередине дороги античные статуи вокруг большого фонтана. Их повозка останавливается, когда слон решает вопреки кучеру искупаться. Сокджин коротко извиняется, предлагая пройтись до входа. И Чонгук только рад прогуляться, так что выскакивает из повозки первым, бросаясь к фонтану, чтобы освежиться. Намджун со вздохом берёт его рюкзак с собой, вытаскивая и чемоданы. Министр, к слову, тоже оказывается настолько воодушевлён разговором с Сокджином, что проходит вперёд. Его вещи менеджер Ким тоже за собой носит, шипя сквозь зубы о том, что если останется жив после этого путешествия, то обязательно попросит повышение. Чонгук рассматривает белые плитки под ногами. В них отражается он сам. Парень опускается на корточки, касаясь поверхности пальцами, ощущая гладкость. Он потом окунает пальцы в воду, подставляя лицо под струи фонтана. Намджун, держа в одной руке все вещи, тянет айдола за шиворот толстовки, увлекая за Хосоком и Сокджином. В самом дворце у каждой двери стоят стражи с алебардами, невозмутимо смотря перед собой. На них белые костюмы и головные уборы, похожие на тюрбаны. Чонгук, проходя вперёд, шепчет Хосоку «у них тут всё серьёзно». Внутри дворца — другой город. Здесь словно выстроен мир уже из слуг Императора. Сказочный мир продолжает открываться: ребёнок на другом конце золотого коридора ведёт за собой тигра на цепи, слуги скрываются за огромными, массивными дверьми, женщины с кувшинами в ряд проходят по коридору мимо. Одна из них подмигивает Чонгуку. Парень оборачивается всем телом, провожая их взглядом. — Вот Ваши покои, — гид указывает Хосоку на нужную дверь. Чонгук и Намджун хотят пойти за ним. — Нет-нет, — останавливает их Сокджин, — пройдёмте дальше. У вас будут отдельные покои. — Нам бы вместе, — показывает на них двоих Чонгук. — Вместе? — хмурится Сокджин, оглядывая Намджуна. — Во дворце даже супруги имеют отдельные покои, — объясняет Джин, смотря в глаза Чонгуку. — Примите этот акт уважения к Вашему личному пространству, — указывает на дверь для Намджуна. Менеджер пожимает плечами, передавая вещи Чонгуку. — Я позову Вас к празднеству, — обращается к нему. — Оу, отлично, — Намджун кивает. Он заходит в свои покои. Чонгук слышит вслед громкое «господи». Он смеётся в ладонь, представляя, какими роскошными являются покои. — Будет праздник? — спрашивает Чонгук у Сокджина. Он буквально источает свет, словно фонарь. — Не каждый день Ви посещают гости, так что во дворце устраивают пиршество. Император любит праздники, — улыбается Джин. — С поводом и без, — на этих словах он вздыхает. — Что ж, — останавливается у нужной двери. — Двери Вам откроют, Чонгук. Не утруждайте свои руки такими хлопотами, — обращается к нему Сокджин, указывая на слуг. — Если что-то понадобится — окликайте любого и требуйте всё, что захотите. — Спасибо, — Чонгук улыбается. — Правда. Мне очень понравился путь от аэропорта до дворца. Я был бы не прочь послушать историю Ви в следующий раз. Если это, конечно, входит в услуги гида. — Историю Ви? — Сокджин поднимает брови. Он редко устраивает экскурсии для гостей (точнее, вообще не устраивает), так что предложения к улучшению пути от аэропорта до дворца принимаются с особым трепетом. — Хорошо, учту. — Класс, — говорит, направившись к двери. — Могу я, — обращается к слугам, указывая на дверь. Те раскрывают для него покои. — Блин, я как принц. Сокджин оставляет его одного, улыбаясь, когда слышит громкий писк и незнакомое «обалдеть», но такое эмоциональное и по тону радостное, что наверняка означает только светлые вещи. Роскошные покои наверняка нравятся гостю. Сокджин никогда не считал до этого момента мир вокруг них настолько завораживающим, но, наблюдая за Чонгуком, он сегодня понял, что, возможно, Ви действительно красив. Чонгук является самым обычным гражданином Южной Тореи. Он стал артистом по чистой случайности прослушивания. Его компания даже сейчас не настолько богата, чтобы позволять им жить в полной роскоши, поэтому Чонгук довольствовался совместной квартирой с Намджуном, готовясь по утрам драться за ванную комнату. Живя в таких условиях, внезапно попав во дворец, где в одних твоих покоях ванная комната похожа на конференц-зал, естественно, ты покричишь. Высокие потолки комнаты уходят куполом, словно эти покои — конец башни. Наверное, так и есть. Над большой круглой кроватью свисает металлический круг с золотой цепью, которая держит небрежно брошенный на основание круга длинный тюль, но это так эстетично смотрится. Чонгук фотографирует всё подряд, бегая от одной части комнаты в другую. Зеркало в ванной комнате почти на половину стены, показывает всю ванну в отражении, расширяя в обзоре пространство. Кажется, что в комнате легко потеряться. Чонгук бегает от одной вещи к другой, принимая джакузи, потом купаясь с необычными средствами для ванны в мини-бассейне, затем устраивая себе душ. Парень включает музыку, напевая громко и в расчёску, и в фен, и в зубную щётку, пока он собирается. Заходящие к нему с фруктами слуги удивлённо смотрят. Они следят взглядом за прыгающим на кровати Чонгуком, который потом отскакивает к полу, шипит от боли, но смеётся, забирая с тарелки яблоко. — Вкусное? — спрашивает он. — Я не знаю, господин, — честно отвечает девушка, опуская взгляд. — Правда? — недоумённо выдаёт Чонгук. Он вгрызается зубами в яблоко, пробуя. — М, — улыбается с набитым ртом, — вкусное. На, поешьте, — протягивает другим девушкам фрукты. Те удивлённо смотрят на него, тихо благодаря, пока выходят из его покоев. Музыка эхом отскакивает от стен, доходя до глубины замка, разнося по всему этажу звон голоса Чонгука, который все улавливают с удивлением, пожимая плечами. Чонгук наслаждается новыми условиями. Настолько сильно наслаждается, что в конце его увлекательного дня, когда он уже сидит на празднестве Императора и когда Намджун ему сообщает о том, что его ванные процедуры были слышны по всему коридору, то заливается краской, пряча лицо в рукавах рубашки, стараясь стать максимально меньше, чтобы его не заметили. — Как стыдно, — говорит Чонгук, продолжая краснеть. — Всё хорошо, — Хосок хлопает его по плечу. — Главное, что веселишься. Они все сидят на коленях перед столом, который продолжают набивать едой до отвала. И если раньше Намджун в предвкушении нервно теребил пальцами подол своего пиджака, то сейчас его тошнит от осознания того, сколько же тут всего. Причём ощущение, будто блюда нигде не повторяются. Расстановка столов устроена довольно интересно: конструкция образует прямоугольник, раскрытый с одной стороны, чтобы, видимо, впускать гостей. С противоположной стороны поднимается платформа — островок, где сидит Император. Его сейчас совсем не видно за тюлями. Судя по теням фигур, то сидит он там с Сокджином и ест сам по себе. — Чудное местечко, — комментирует Намджун, смотря туда. — Тебя туда пригласят? — спрашивает Чонгук у Хосока. Министр прижимает к груди ладонь, шепча «не напоминай». Он синеет, словно его сейчас вырвет. Видно, что Хосок совершенно не был готов к такому исходу событий. Айдол смеётся, набивая рот виноградинками. Он возвращает взор к профилю императора, который совсем не двигается, словно застыл как статуя. Единственное, что может сказать о нём Чонгук сейчас — у него нет бороды. Хотя потом информации становится больше, так как тень фигуры, вероятно, Сокджина толкает Императора в плечо, мол, проснись, и тот резко вздрагивает, но выпрямляется, просыпаясь от секундного сна. Поэтому он так долго сидел в одном положении. Может, он сонный сегодня. Чонгук возвращает взгляд к еде, коротко хихикая от увиденного. Начинается пиршество. — Интересно, а я буду выступать? — спрашивает у Намджуна Чонгук, рассматривая проходящих мимо стола девушек, которые танцуют. — Надеюсь, что не сегодня, — пожимает плечами менеджер. — Меня ни во что не посвятили, — цокает языком. — Я даже не знаю, нужен ли ты тут вообще. Не знаю, что там для себя решил Хосок-щи, — наклоняется к уху Чонгука, — но я искренне надеюсь, что нам откажут и мы улетим отсюда в мгновенье ока. — Почему ты так считаешь? — Чонгук недовольно мычит, хмурясь. Он делает это наигранно, поэтому Джун, вздыхая, щёлкает его по носу. — Мне здесь нравится. Город такой хороший. Да и кажется, что Император не такой уж ужасный диктатор. У меня ощущение, что если Торее удастся стать союзниками с этим государством, то, — показывает рукой на весь зал, — это будет просто потрясающе. Намджун отрицательно качает головой. — Всё это похоже на умную ловушку. — Ловушку? — Чонгук хмурится. — Сначала всё красиво. Открывается только хорошее. Потом начинают проявляться тёмные стороны. И мы с охами узнаем, почему же это государство закрытое. — Сам додумал, — цокает языком Чонгук, но смеётся. — Я серьёзно. Мне кажется, что это капкан, — говорит он. Чонгук лишь закатывает глаза. Девушки перед ними пляшут в ряд, изгибаясь в разные стороны, совершенно не держа синхронность, словно хотят выделиться в толпе. На каждой из них дорогие и красивые платья с ажурными краями или прозрачными рукавами. Они держат в руках платки, рисуя ими в воздухе, когда кружатся вокруг своей оси. Всё это выглядит так одновременно хаотично и прекрасно, словно такие танцы, запутанные и хаотичные, должны притягивать к себе тем, что ты замечаешь в толпе выделяющегося и держишь на нём взор до момента, пока тот не перейдёт к собственной кульминации. Чонгук старается разглядеть среди девушек такую, которая бы выделялась. При этом он наблюдает за танцами, за грацией, за движениями, которые никогда раньше не встречал. — Вас зовут, — обращается к Хосоку Сокджин. Министр вздрагивает от слов, но поднимается с места, глубоко вдыхая. Он нервно улыбается Намджуну и Чонгуку, прежде чем направиться за Сокджином к Императору. Походка выдаёт волнение настолько точно, что вслед ему Чонгук даже коротко посмеивается, прикрывая рот кулаком. Пока Чонгук наклоняется в сторону, рассматривая других, к нему подходит одна из танцовщиц, протягивая руку, мол, потанцуй с нами. Он удивлённо смотрит на неё, потом переводит взгляд на Намджуна, который, пожимая плечами, выдаёт: — Ну, если хочешь. Чонгук кивает, вставая с места, взяв девушку за руку. Он огибает стол, выходя под удивлённые взгляды гостей на своеобразную сцену. Чонгук оставляет обувь под столом, чтобы сполна ощутить свой первый в Ви танец.

Échame La Culpa — Luis Fonsi, Demi Lovato

Чонгук не чувствует подвоха. Ему нравится живая музыка, которая льётся прямо из инструментов мини-оркестра в середине зала. Ему нравится, как наслаждаются здесь танцами девушки. Ему нравится, что этим наслаждением здесь любуются во время трапезы, словно перед ними очень интересное зрелище. И всё это так похоже на ощущение катарсиса, будто каждый за столом чувствует удовольствие. Чонгук поднимает руки вместе с девушкой, не замечая прикованных к нему глаз, сам прикрывая веки, чтобы не сильно смущаться, а просто насладиться музыкой и танцами. Ведь для этого он здесь? Чтобы впитать в себя все прелести культуры Ви и самому поделиться видением того, что для него «искусство» и «музыка». Чонгук чувствует босыми ногами холодный пол, который наверняка отражает всё происходящее на поверхности, создавая иллюзию того, что все здесь стоят над водой. Чонгук чувствует, как его пальцы отпускают и сам он ступает за прикосновениями, бросаясь в омут с музыкой. Он поднимает подбородок, улыбаясь, когда начинает разогреваться. Чувства огнём горят внутри, отпуская звуки треска с выдохами, словно Чонгук, когда танцует, на секунду распахивает всего себя, воспламеняясь. Он отчётливо слышит, как сам дышит, как вдыхает, как воздух проникает в лёгкие, распространяется по телу, течёт по венам, ощущаясь биением на запястье, будто можно почувствовать там пульс, даже не коснувшись. Чонгук отчётливо слышит сердцебиение, которое размеренно звучит в ушах в такт с барабанами. Музыка ведёт за собой. С каждым шагом парень идёт за зовом ритма собственного сердца. Он танцует модерн (наверное), приправляя некоторыми движениями контемпорари, миксуя и с брейком, совершенно не пытаясь отполировать все моменты до идеальности, не связывая между собой, не превращая в композицию. Чонгук просто наслаждается сейчас танцами. Впрочем, как и всегда. — Что он там делает? — шипит Сокджин, хватая резко Намджуна за плечо, чуть сам не вывалившись за стол, словно бежал до этого и навалился с прыжком на менеджера Кима. Намджун удивлённо смотрит на него, открывая рот, чтобы выдать то, что Чонгука пригласила девушка, в ответ он просто решил вместе с ними порезвиться. Однако, когда менеджер уже собирается огласить это, замечает потемневшее выражение лица Сокджина. Мужчина выглядит ужаснувшимся. — Ему нельзя там быть, — шепчет он Намджуну, чтобы не привлекать к себе внимание. Сокджин смотрит на танцующего в середине зала Чонгука. Девушки расступаются, сами удивлённые дивными и незнакомыми движениями. — Это не танцы, — говорит Джин. — Это хальвет к Императору. — Халь… что? — Намджун хмурится, выговаривая это шёпотом. Он наклоняется к Сокджину, чтобы внимательнее расслышать. — Император выбирает из танцовщиц спутницу на ночь. Намджун мрачнеет в ту же секунду, минуту переваривая сказанное, рисуя в голове все последующие проблемные события. Он тут же разворачивается к Чонгуку, начиная шёпотом звать его, пока тот не привлёк к себе слишком много внимания. Однако как теперь отвлечь отдавшегося в музыку парня, который слышит в ушах лишь собственные сердцебиение, выдохи и отдалённо где-то музыку? Чонгук распахивает глаза в моменты, когда взирает на потолок, поэтому машущих ему Сокджина и Намджуна не видит, обнимая себя за плечи, когда наконец-то останавливается. В это время Хосок оглашает тихо условия их договора, вспоминая все пункты наизусть, внимательно наблюдая при этом за самим Императором. Тот выглядит скучающим, серьёзным, но таким тоскливым, словно все слова министра Тореи проходят сквозь него. Однако он местами всё же уточняет своим глубоким голосом, что тот имеет в виду на некоторых моментах, из чего Хосок делает вывод, что его, в принципе, слушают и вникают в сказанное. Император выглядит молодым: у него аккуратные черты лица, совсем не видно морщинок, с виду ему нельзя дать больше тридцати. Острые линии скул делают выражение особенно страшным. Тонкий разрез глаз позволяет ему прищуриваться так, будто он уничтожает взглядом. За всё время беседы Император не улыбается, но его усмешка один раз поражает Хосока до такой степени, что он даже вздрагивает от внезапности. У правителя Ви низкий голос, у него тон, позволяющий звучать так, словно одно его уточнение — приказ. Он сидит на подушках в позе лотоса. Хосок же сжимает пальцы на коленях, надеясь выглядеть менее подозрительно или странно. Его ноги устают в таком положении. В общем, Император внушительный аурой, внешностью, харизмой, которую источает мелкими движениями, словно соткан из всего того, что считается властью, авторитетом, правлением. — Таким образом, — Хосок вздыхает, заканчивая с пунктами, — я выражаю почтение вашему аппарату власти и… Император наклоняет голову набок, поднимая руку, чтобы остановить словесный поток министра. Хосок затыкает себя в ту же минуту, даже накрывая ладонью свои губы, чтобы ненароком не продолжить. Правитель поднимает полог скрывающего их от гостей тюля, рассматривая кружащих в танце девушек. Когда Император поднимает ткань, слуги тут же раскрывают весь обзор на происходящее в зале. Гости затихают, музыка продолжается громче, танцовщицы расступаются, оставляя в середине уже заранее выбранную им девушку, но в середину зала та не выходит, отступая по мере того, как проходит вперёд юноша. Хосок на секунду и сам переводит туда взгляд, возвращая взор к Императору. Хотя потом министр коротко вскрикивает, тут же вперившись взором в танцующего Чонгука, который, закрыв глаза, звонко смеётся, пока босыми ногами считает плитки как в балете. Хосок широко раскрывает рот, переводя взгляд в сторону Намджуна, который в панике пытается с одного конца стола привлечь внимание Чонгука, чтобы тот немедленно отступил назад и дал танцовщицам выполнять свою работу. — Это дар, о котором Вы говорили? — спрашивает Император, внимательно следя за тем, как Чонгук ступает по линии вперёд. — Мне казалось, Торея не жалует наши традиции. — Он наш д-дар… — Хосок мнётся, не понимая о чём речь, — как культурный обмен, но я… я прошу прощения, — министр нервно теребит край своего пиджака, надеясь, что сможет словами сгладить положение. — Он не совсем знаком, — нарезает руками круги в воздухе, выбирая выражение, — с происходящим сейчас. Император мечет в сторону Хосока заинтересованный взгляд, щурясь. Министр шумно сглатывает от этого взора, готовый ко всему, что может потом произойти, но того, что следует от правителя, никто не ожидал. В следующую секунду он произносит: — Я подумаю над Вашим предложением. Он этим самым в понимании Хосока закрепляет дальнейшие действия связью с договором Тореи. Министр просто наблюдает за тем, как правитель машет рукой слуге. Мальчик наклоняется к нему с коробочкой, на поверхности которой драгоценные камни. Император вытаскивает оттуда фиолетовый платок. Сокджин кричит громче музыки, когда видит это. Совсем не вовремя кричит, так как в этот момент Чонгук как раз открывает глаза. Чонгук видит, как мужчина перед ним протягивает руку, а в сторону парня летит по воздуху тонкий фиолетовый платок с золотой тесьмой по краям. Он выглядит таким лёгким, словно пёрышко. Весь зал затихает, девушки позади прикрывают покрасневшие лица ладонями, музыканты останавливают игру, тоже заинтересованные в происходящем. Чонгук недоумённо хлопает глазами, ступая к платку. Сокджин шепчет громко: — Нет! Нет, остановите его. Однако Чонгук его не слышит. Он наклоняется за платком, поднимая за золотую тесьму, протягивая мужчине, который сидит на высокой платформе. — Вы обронили, — нарушает тишину Чонгук. Его голос проходит эхом по всему залу, отскакивает от стен, доходя до глубин каждого коридора. Голос дрожанием отходит в собственном же сердце. Чонгук сглатывает, поднимая взгляд выше. Сейчас Чонгук рассматривает тюль, незнакомый на первый взгляд из-за того, что стены из ткани сейчас раскрыты. Позже он понимает, что это место, где сидел Император. Рядом с ним с помрачневшим выражением лица сидит Хосок. Когда до Чонгука доходит, он разворачивается к Намджуну, чтобы взглядом спросить, что же делать, но не видит на месте своего менеджера, возвращая взор обратно к Императору. Глаза правителя заставляют Чонгука вздрогнуть всем телом. Они янтарные, с застывшей внутри древесной смолой. Сияют этим оттенком так, что при одном столкновении взглядов Чонгук, вдыхая, ощущает запах леса. Он снова сглатывает. — В мои покои его, — говорит в тишину твёрдо Император. — Живо. После этих слов начинается такое бесконтрольное безумие: музыканты продолжают игру, танцовщицы расходятся, когда мимо них к Чонгуку проходят другие слуги. Парень, удивлённый тем, что произошло, только может немо открывать рот, пытаясь что-то вымолвить, но даже не зная, что спрашивать. Он ищет глазами Намджуна, однако, когда ловит его панический взгляд, прямо перед носом Чонгука закрывают массивные двери главного зала, унося за собой вглубь дворца. Это безумие, потому что его начинают… обхаживать. То есть они осторожно опускают его в джакузи, натирают в воде с пеной руки, делают одновременно маникюр и прочее, растирают масло по всему телу, делают массаж. Чонгук сначала пугается всего происходящего, тысячу раз уточняя, что же происходит, но ему не отвечают, даже в глаза не смотрят, пока совершают все действия. — Можно хотя бы узнать, к чему меня готовят? — спрашивает Чонгук, когда ему показывают одежду на вечер. — К встрече с повелителем, — отвечает одна из слуг, осмелев. На неё тут же все присутствующие смотрят с удивлением. — А, — с пониманием кивает Чонгук. — Вот как, — он ещё раз осматривает одежду, кривясь. Это на первый взгляд выглядит как женское одеяние, но на Чонгука почему-то налезает. Короткий кремовый топ с прозрачными широкими рукавами и с манжетами из камней. Они тяжёлые, поэтому опускают рукава максимально ниже, открывая плечи. Шаровары темно-бордового оттенка раскрыты по бокам, их обвязывают на поясе атласной красной лентой, оставляя узелок свободным. Самый странный штрих этого образа — похожая на свадебный шлейф ткань, опускающаяся с камней на лбу по кудрявой макушке и спине, закрепляясь уголками на кольцах, которые надевают на средние пальцы. Чонгук пробует двигаться в таком положении, танцуя. Конечно, ему очень удобно, но в зеркале это выглядит максимально странно. Что-то он не заметил, чтобы Хосока в такое наряжали, когда он попросил аудиенции. После всех процедур ему на щиколотки надевают холодные браслеты. Когда Чонгук ходит, украшения вместе с ним подпрыгивают, звеня. Его провожают в совершенно другое крыло, оставляя у двери чужих покоев. Перед ним раскрывают алебарды слуги, впуская в пустующую обитель. Чонгук попадает в чью-то комнату. Узнаёт он это сразу, когда видит, что на столе разбросаны бумаги, некоторые вещи не на своих местах. Кровать выглядит помятой. Парень обнимает себя за плечи, когда проходит внутрь, рассматривая всё вокруг. Очень странно, что сейчас здесь никого нет. Чонгук вздыхает, вспоминая выражение лица Намджуна, надеясь, что его менеджер там ничего не натворил, пока он тут наслаждается обществом Императора. Чонгук искренне надеется на то, что его попросят сейчас перед публикой потанцевать или спеть. Наверное (бедный парень считает), им понравился танец настолько, что они решили посмотреть на него в образе. Чонгук рассматривает себя в зеркале над тумбочкой у кровати, поправляя выбившуюся прядь. — Ваше Величество, — слышится за дверью. Чонгук оборачивается в тот момент, когда распахиваются двери, впуская в комнату правителя. Чонгук аж давится от неожиданности, начиная кашлять, когда видит его одного. Одного. Тут никого с ним нет. Здесь покои самого Императора. Слуги, наверное, пошутили с Чонгуком (юмор на уровне, десять из десяти). Он уже выстраивает в голове сценарий оправдания того, что, наверное, слуги ошиблись с комнатой и Чонгуку сейчас совсем не сюда нужно было дойти. Он неловко улыбается мужчине, пока гуляет глазами по помещению, готовя в голове фразу того, что он искренне сожалеет о произошедшем. — Я, наверное, не туда зашёл, — смеётся Чонгук, указывая на дверь. — Я пойду, — он прокашливается, делая шаг в сторону выхода. Император проделывает такой же шаг к нему, но прямо перед ним, заставляя Чонгука отступить назад. Парень сглатывает, поднимая взгляд на него, по мере того, как тот наступает. — Не волнуйтесь. Вы правильно зашли, — шепчет Император, поднимая руку. — Нравится, как Вас одели. Вы красивы. Чонгук не двигается с места, хлопая глазами. В его голове что-то щёлкает, напоминая о том, что перед ним правитель этого государства и, господи, делает ему комплимент. Он уже открывает рот, чтобы ответить, но затыкает себя, когда холодные пальцы Императора с перстнями касаются его щеки. Чонгук отводит голову набок, прикрывая глаза. — Как Вас зовут? — Гукчон, — поспешно отвечает. — Нет, Кучон… какой Кучон? — ругает себя шёпотом. — Чонгук, — выдыхает. — Меня зовут Чонгук, — сглатывает, не зная, что ещё добавить, — Ваше Величество, — получается максимально неуверенно. Император продолжает смотреть ему прямо в глаза, пока невесомо касается щеки, проверяя на гладкость кожу. Холодные перстни заставляют ёжиться. По спине проходят мурашки, считая каждый миллиметр тела, заставляя Чонгука ощутить собственную высоту. И хоть смотрит он на Императора сейчас на миллиметр ниже, всё равно ощущает себя из-за мурашек и взгляда правителя таким маленьким. — Тэхён, — выдыхает шёпотом Император. — Что? — Чонгук хлопает глазами. — Моё имя Тэхён, — представляется. — Оу, — до Чонгука доходит. — Вау. Тэхён. Классное имя, — сглатывает нервно. — Серьёзно, оно клёвое. Звучит так по-торейски, — неосознанно выходит. — Но я не хотел сказать, что Вы звучите как тореец. Это к слову пришлось и… в общем… О боже. Тэхён поднимает уголки губ, опуская руку со щеки ниже, касаясь оголённого плеча. Чонгук сглатывает, когда прикосновения начинают за рамки дозволенного выходить. Он удивлённо смотрит на другую руку, которая опускается на его талию. Император шумно выдыхает, когда видит мягкие кубики его пресса. Он разворачивает парня спиной к кровати, легонько толкая на поверхность. Чонгук теряет равновесие, падая на неё. В глазах парня темнеет. Он шокированно смотрит на снимающего с себя одежду Императора. Тэхён забирается коленями на кровать, нависая над Чонгуком. И действительно наклоняется к нему, чтобы поцеловать. — О боже, о боже, о боже, — панически произносит как мантру. Чонгук разворачивается всем телом, начиная ползти к другому концу кровати. Тэхён коротко смеётся, хватая его за щиколотку, потянув обратно к себе. — Не надо, — толкает его от себя, резко вырываясь из хватки. Чонгук поднимается на колени, отступая назад. Настолько резко отступает, что, когда поднимает руки, чтобы начать говорить, падает с края кровати, больно ударившись о пол. Тэхён наблюдает за тем, как Чонгук сначала открыл рот, а потом с писком свалился на спину, сползая ногами. Потом Чонгук выпрямляется, поднимаясь. Он показывает на него пальцем, хмуря брови. — Что Вы делаете? — спрашивает Тэхён. — Это мой вопрос! — возмущённо пыхтит Чонгук. — Что Вы делаете? — отступает назад, взяв в руки статуэтку со стола, когда Император обходит кровать, направившись прямиком к нему. — Так, назад. Живо. Я не ручаюсь за себя, — Чонгук забирается со статуэткой на кровать, перебегая на другой конец. — Я не посмотрю на то, что Вы здесь Король. Я серьёзно, — заявляет, угрожая своим временным оружием. — Я Император, а не Король, — поправляет его. Тэхён с улыбкой всё равно наступает, снимая с себя одежду. Чонгук стучит по двери, крича: — Пацаны, откройте! Ему не открывают, так что парень, когда мужчина почти его настигает, уворачивается от рук, взбираясь по сундукам на поверхность стоявших в ряд шкафов с одеждой. Благо потолок позволяет гулять по поверхности, не наклоняясь. Тэхён наблюдает за ним. Он удивлённо смотрит на него, но потом разрывается смехом. Чонгук тоже нервно посмеивается с ним, всё ещё считая, что с ним так шутят сейчас. Однако Император хватает его за щиколотку снова, чтобы спустить с поверхности. — Пустите, — шипит Чонгук. Он ползает по поверхности шкафа к крайним тумбочкам, отступая назад. Босыми ногами парень касается многочисленных пузырьков с пахучими жидкостями. Один из них падает на пол. Тэхён в этот момент как раз подходит, ловя вещь на лету, устраивая на месте. Чонгук перед ним стоит, держась за край зеркала позади, среди духов, с камнями на ноге, в эфемерном, красивом одеянии. Когда Император делает к нему шаг, Чонгук поднимает одну ногу, толкая ей его в плечо. Легонько так, осторожно (всё ещё помнит, что перед ним правитель). — Вы же согласились на это. Играете со мной? — Тэхён улыбается, касаясь ноги Чонгука. Он гладит пальцем пятку. Тому щекотно, поэтому он тут же убирает ногу. — Я не соглашался на… на что? На это? — указывает на них обоих. — О боже, о боже, о боже, — снова произносит Чонгук, успокаивая себя. — Когда, чёрт возьми? Когда я давал хоть малейший намёк на то, что готов переспать с Императором? — возмущённо выдаёт он, снова поднимая ногу, когда Тэхён делает шаг вперёд. — Назад, я сказал! Я пяткой дам в нос и не пожалею ни на секунду, что сломал его Вам, — от Чонгука с дрожанием звучит не так грозно, но Император со смехом отступает. — Платок, — говорит Тэхён. — Вы подняли его. Чонгук хмурится, охая. — Так Вы же обронили его. — Нет, — качает головой Император. — Я отблагодарил Вас за танец. Мне очень понравилось. — Оу, — теряется Чонгук от его нового комплимента. — Неожиданно. Спа… спасибо? Что ли, — звучит неуверенно. Он хлопает глазами, смотря на Тэхёна. Тот стоит на месте, держа тишину между ними. — Можно же словами сказать. Я… — Чонгук выбирает выражения, — учёл. Да. Принял во внимание. Так… Можно я тогда пойду? — указывает на дверь. — И не подарите мне ночь? — Ночь? Зачем? — Чонгук хмурится. Он шокированно смотрит на него. — Я Вас знаю три минуты. Вот так, лицом к лицу, — показывает на них. — Три минуты, — говорит громче, подчёркивая цифру особенно, потом вообще показывая на пальцах, мол, если не понял. — Вам нужно больше времени? — уточняет Тэхён. — Конечно! — Чонгук выдыхает это. — То есть… Я не хотел спать с Вами! Вообще. Я не это имел в виду! — Император вздыхает, поднимая руку. — О боже, о боже, о боже, — зажмуривается. — Намджун! Хён, спаси! — кричит Чонгук, выдавая громче «а», когда Тэхён касается его руки. Вероятно, Император хотел помочь спуститься со столика, но, испуганный положением, Чонгук вырывается из хватки, спрыгивает на пол и бежит к дверям, спотыкаясь. Нить обрывается, отпуская все украшения. Они падают на мраморный пол, отскакивая эхом по всему коридору. Из-за крика слуги открывают двери. Чонгук пулей вылетает из покоев Императора, убегая вместе с развевающимся шлейфом ткани на голове. У него быстро бьётся сердце из-за паники, он опять слышит свои выдохи. Тэхён в это время выходит следом, наблюдая за тем, как убегает Чонгук. Словно в замедленной съёмке тот оборачивается к нему, обрывая нить украшений на лбу, отпуская камни на пол. Те отскакивают от пола, создавая песню из стуков, словно сейчас тарабанит блестящий дождь. Император удивлённо смотрит на него, потому что глухой стук в груди оттягивает сердце вниз и отпускает назад. Внутри всё так содрогается, словно сердце у него — струна, оно продолжает дрожать дальше, пока звуки не стихнут. Каждый шаг Чонгука отходит эхом по груди. Будто сам он — упавший камень, не попадающийся в руки. Тэхён касается груди. Чонгук в это время влетает в свои покои, срывая с себя мантию на голове, закрываясь в ванной, пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце. Он вдыхает и выдыхает, отпуская волнение. Он облегчённо закрывает глаза, после начиная нервно смеяться.

Волнение совершенно не отпускает.

— Он сделал что? — уточняет у Сокджина Намджун, указывая на своего айдола. Чонгук в это время наблюдает за ними, обнимая подушку. — Император выбирает себе из наложниц кого-то для ночи. Если ему понравилась ночь, то его спутница находит себе место в гареме, — объясняет Сокджин. — Когда Императору нравится танец, он бросает танцовщице фиолетовый платок — знак того, что ей устлан золотой путь в гарем. Танцовщица может принять или не принимать такой дар. В вашем случае Чонгук поднял платок, тем самым заверив Его Величество в том, что он согласен на то, чтобы… — указывает на всю комнату, — стать частью гарема Ви. Намджун шокированно раскрывает рот, переводя взгляд на Чонгука, который обречённо стонет, пряча лицо ладонями. — А отменить это можно? — спрашивает Намджун. — Мы же не знали. Он не хотел соглашаться, — указывает на Чона. — Конечно, я могу с ним об этом поговорить, — вздыхает Сокджин. — Меня это так удивляет. Дело в том, что, — начинает уже тише, словно хочет, чтобы его не услышали, — Вы первый, кто удостоился от него платка, — смотрит в глаза Чонгуку. — О, какая честь, — поднимает руки. — Всегда мечтал стать частью гарема, какое счастье, — с сарказмом произносит он, пока выпрямляется. — У Величества ещё нет гарема, — улыбается Сокджин. — Он никогда не удостаивал вниманием танцовщиц. Поэтому я подумал, что гостям не стоит это знать. Извините, — кланяется Чонгуку, а потом и Намджуну. — Но я поражён, — смотрит в глаза айдолу, — Вы добились его расположения одним танцем, являясь мужчиной. Даже ваш министр не смог так его заинтересовать. Чонгук поднимает брови, внимательно смотря на Сокджина. Он сглатывает, потому что советник Императора выглядит таким восторженным, словно искренне сейчас восхищается тем, что видит его. Чонгук хлопает глазами, переводя взгляд на своего менеджера. Намджун пожимает плечами, мол, совсем не понимаю, что происходит. Самолёт к вылету им подготовят за неделю до даты вылета. Эту дату местному аэропорту должен установить Хосок, поэтому Чонгук прекрасно понимал, что, даже если все они внезапно сейчас захотят улететь, добиться этого можно только через неделю. Да и как потом выясняется, у Хосока свои планы на заинтересованность Императора к их артисту. Чонгук скрещивает руки на груди, пока слушает министра во время мини-ужина. Тот сообщает о мимике Тэхёна, о том, как прозвучали его слова, как они связались с самим Чонгуком и чем грозит отказ айдола от всего этого. Намджун вздыхает, пока чистит яблоки. Он качает головой, много раз повторяя: «И как мы в такое ввязались?». Чонгук кривится от предложения тонко намекнуть правителю выслушать Торею ещё раз. Чонгук кривится и на завтрашний день, когда ему во время завтрака сообщают, что Император ждёт его в дворцовом саду. — Давай, — Хосок массирует ему плечи, — поцелуй ему руку, побудь ласковым, невзначай намекни на то, что границы между Ви и Тореей мешают вам быть вместе, — он кивает с улыбкой. — Он хочет переспать со мной, а не скреплять узы брака, — шипит Чонгук, когда встаёт с места, поправляя одежду. — Будь осторожен, — говорит Намджун. — Если что — кричи. — На его слова Чонгук кивает. — Не переоденешься? — спрашивает Хосок. — А зачем? — вздыхает, выходя из обеденного зала вслед за Сокджином. На Чонгуке самая обычная белая футболка и клетчатые свободные штаны. Он шаркает по полу чёрными резиновыми тапочками. Император его вид явно не оценит, думает Чонгук, успокаивая себя этим. Конечно, успокаивает. Ему сейчас совсем не на руку, что его бунтарское поведение правитель оценит, но именно это Тэхён делает, когда расплывается в улыбке, увидев его. Он сканирует парня взглядом, опускает глаза вплоть до тапочек, после поднимая с уже более широкой улыбкой. Император сейчас выглядит таким странным. Наверное. Раз Сокджин тоже шокированно смотрит на такого Тэхёна — всё очень плохо. Чонгук сглатывает. В саду дворца бесспорно невероятно красиво: над особенно высокими деревьями поднимается прозрачный стеклянный купол, который сейчас немного приоткрыт из-за жары. Обилие цветов кружит голову, заставляя оборачиваться на всё вокруг. Чонгук удивлённо смотрит на пролетающую мимо них пчелу. Тэхён стоит у дерева. На нём обычная белая рубашка и кремовые брюки. И ничего бы в нём не выдавало Императора, если бы не накинутая на плечи золотая мантия. Сокджин прокашливается, прежде чем отступить назад. Он взглядом даёт понять Чонгуку, что находится недалеко. Парень ему кивает. — Доброе утро, — говорит Тэхён, привлекая внимание Чонгука к себе. Тот оборачивается, поджимая губы. — Да, утречка, — «не доброго утречка», — добавляет мысленно. Чонгук мнётся на месте, перекатываясь с пятки на носок из-за того, что ощущает себя неловко. — Это одежда Вашей страны? — Да, — Чонгук отходит на шаг, показывая. — Пижама. Тэхён выглядит удивлённым. Он хмурится, смотря на него. — Вы предстали передо мной в неглиже? — говорит вслух и выглядит ещё более озадаченным. — Я правильно понимаю Ваши намёки или… ничего уже не понимаю, — и выдыхает шумно, отворачиваясь. Чонгук в это время смотрит в одну точку, всё ещё переваривая незнакомое слово «неглиже». — Ну, сейчас разберёмся. Сокджин ведь говорил, — указывает на них двоих, намекая на вчерашнее недоразумение, — об этом? — уточняет тихо. — Я выслушал его, — отвечает Тэхён, переводя взгляд на дерево. Чонгук кивает. — Я всё же не понимаю Вас, — выдаёт Император. — Почему это? — Даже если Вы не поняли прямо мои намерения, Вы же могли просто насладиться временем со мной? — задаёт точнее вопрос Тэхён, опуская взгляд с дерева на кустарники, а потом смотря на Чонгука. У того бровь дёргается от услышанного. — Да, мог, — выдыхает Чонгук возмущённо. — Но не стал. В моём мире не знакомятся после того, как заканчивают с оргазмами. Это скорее где-то за кульминацией, — задумывается, — или вообще в конце. — Мне казалось, я представился до соития, — Император говорит так уверенно. — Конечно, — Чонгук фыркает с сарказмом. — Спасибо. Утешили. Тэхён хмурится. Он делает шаг к Чонгуку. Тот отступает на такой же шаг. — Мне чуждо видение ситуации Вами. — Я так и понял. Всё дело в нашем менталитете. Мы разные. И это прекрасно, что мы разные. Но всё же я не готов переступать через принцип постепенного знакомства. — Даже ради Императора? — Да, — Чонгук уверен. — Неужели Вы даже не хотите, чтобы я отблагодарил Вас наслаждением? Имейте в виду, я это умею, — кивает в подтверждение собственных слов. — Уверяю, — снова кивает. — Эм, — Чонгук коротко посмеивается, закатывая глаза, — боже, — цокает языком, — мне хватит того, что Вы тогда сказали про… про мой танец, — он улыбается, смотря Тэхёну в глаза. — Вы сказали, что он Вам понравился. Эти слова действительно говорят о многом, о большем. И мне этого достаточно. Не нужно никаких… страстных дополнений к благодарению, — прокашливается, снова перекатываясь с пятки на носок. — И танцевал я не для Вас, а для собственного удовольствия. Если бы мне сказали, что это хальвет — я бы не рискнул выйти. Тэхён поражённо смотрит на него, хлопая глазами. Ему, наверное, впервые такое говорят, не нуждаясь в его благосклонности, так что он сглатывает даже, когда Чонгук смеётся, поправляя чёлку, пока наклоняется к цветку, чтобы понюхать. — И Вы не хотите стать частью моего гарема? — спрашивает Тэхён, пытаясь наглядно показать, от чего отказывается Чонгук. — Привилегии человека, который дарит мне любовь, достигают небес в Ви. Вас будут носить на руках, — он касается руки Чонгука, — я буду носить Вас на руках, — на его слова парень сглатывает. — Что ещё нужно? Может, деньги? Сколько? Или корабль? Может, дворец? Если приступить сейчас к строительству, то к следующей весне Вы уже можете заселиться туда, — говорит торопливо. Чонгук качает головой, пытаясь вытянуть руку из хватки. — Что Вам нравится? Я достану это из любого уголка мира. — А зачем… — Чонгук вздыхает отчаянно, потому что собственный дворец в Ви звучит слишком заманчиво. И деньги, и корабль, и любая доступная вещь с любого уголка мира. Тэхён умеет задобрить. — Да зачем это всё? Задумайтесь, кому Вы это предлагаете, — хмурится. — Да и за что? За ночь? За возможность, чтобы человек был рядом? — тон звучит так пренебрежительно. — И что в этом такого плохого? — Тэхён удивлённо распахивает глаза. Этот ответный вопрос разбивает Чонгука. Боже. Как же он одинок. — Всё, — Чонгук показывает пальцем на него. — Вы совсем меня не знаете. И я Вас тоже, так что мой отказ аргументирован. А Ваши слова на предложение всего себя за какие-то объятия — нет, — качает головой. — Знаете, это даже опасно. Вот придёт какой-то алчный человек, и будет жить за Ваш счёт. — Его право, если я пригласил в покои. Он будет прав, довольствуясь подаренными благами. Ему дозволено купаться в этой роскоши. И я был бы благодарен ему за его алчность. Вашу скромность я не понимаю до сих пор. Чонгук поражённо раскрывает рот. — Мне требуется один взгляд, чтобы что-то захотеть. Какие притирания нужны же Вам? — хмурится Тэхён, оглядывая сжавшегося от взгляда Чонгука. — И не важно, какой я изнутри, что я чувствую сейчас, что я хочу? — хмурится, тихо выдавая после шёпотом «какого чёрта?». Тэхён наблюдает за выражением его лица. — Думаю, мы не сойдёмся во мнениях, — кланяется Чонгук, поправляя чёлку, прежде чем гордо вздёрнуть подбородок. — Вместо всех кораблей, дворцов и денег я бы просто попросил времени. Это всё, что я бы хотел. Он уходит из сада первым, оставляя Императора одного топиться в мыслях.

«Топиться» от слова «утопать».

Чонгук, на самом деле, считает, что Тэхён совсем не виноват в таком видении мира. Он не рос в условиях империи Юпонии, у него не было такого же детства, как у Чонгука. Тэхён — Император, он из семьи людей, которые превращают свои слова в приказы, которые априори не могут ошибаться. Конечно, Тэхён рос в таких условиях, где ему всё доставали по мановению руки, по первому желанию. Здесь ему потакают все, его существование обожествляют и позволяют думать так, что одно его слово — благословение. Отказывали ли ему в желаниях получить что-то? Разочаровывался ли он хоть в чём-то? Говорили ли ему хоть раз, что желание «невозможно»? Наверное, нет, раз отказ Чонгука Император воспринял настолько остро. — Он отложил обсуждение договора. Наверное, Вам стоит здесь остаться до того, как он пересмотрит пункты, — говорит Хосоку Сокджин, кланяясь. Чонгук и Намджун в это время просматривали список сегодняшнего меню обеда. — Между нами, но, — Джин наклоняется к айдолу, — что Вы ему сказали? — и удивлённо хлопает глазами. — А что не так? — уточняет менеджер шёпотом, тоже наклоняясь к нему. — Величество, — Сокджин прокашливается, — выглядел таким потерянным. Впервые видел его таким. — Это повод для радости? — смеётся Чонгук, замечая улыбку на губах советника. — Император скуп на эмоции. Он обычно проявляет их действиями, устраивая праздники, — держится за сердце Сокджин. — Повод для радости — любое проявление его чувств в выражении. Чонгук внимательно смотрит в глаза Сокджина. Он вздыхает, когда Хосок снова начинает массировать ему плечи, намекая на то, что остаются они здесь надолго именно из-за него. Намджун понимающе хлопает его по колену, мол, не волнуйся, я рядом.

Всё это совсем не давит. Вот совершенно не давит.

На все последующие дни свободного времени оказывается навалом из-за того, что во дворце заниматься практически нечем. Убираются в комнате за тебя, стирают одежду за тебя, даже готовят завтрак, обед и ужин за тебя, не уточняя, что именно ты хочешь, потому что меню согласовывает Сокджин, а он почему-то никогда не спрашивает, чего именно они хотят. Чонгук хочет рамён, лапшу быстрого приготовления с острым соусом и яйцом-пашот в кипятке из бульона этой же лапши. Чонгук хочет сидеть у стиральной машины и нюхать кондиционер, пока дожидается конца времени стирки. Чонгук хочет под музыку убираться в комнате, отвлекаясь на новости в интернете. Однако единственное, что ему доступно в нынешнем положении — это изучение. Изучение дворца, изучение слуг, изучение достопримечательностей Ви. В тот день он опять изучает коридоры, рассматривая настенные рисунки и витражи на окнах, пока не забредает в крыло, где находится библиотека. Чонгук заходит внутрь, охая от обилия книг и свитков. Высокие шкафы набиты до отвала. Между книгами мелькают статуэтки и фигуры, вписываясь в общую картину. Лестницы ведут до самых крайних полок. Потолки здесь тоже украшены золотыми рисунками, окна — витражами. Здесь пахнет смолой. И стоило вспомнить янтарь. Император сидит перед столом, изучая бумаги. Он поднимает взгляд на вошедшего. Чонгук тут же неловко прокашливается, улыбаясь. — Я ошибся дверью, — он разворачивается, чтобы уйти. — Вы меня не побеспокоите, — громко говорит Император, отворачиваясь. Его голос звучит с хрипотцой, что он тут же поправляет кашлем. — Заходите, — звучит более лаконично. Чонгук не решается одну минуту, но потом фыркает на самого же себя, закатывая глаза из-за того, что совсем не может унять боязни. Он проходит неуклюжим шагом до шкафов, начиная изучать имеющиеся тут книги. Чонгук не забывает иногда оборачиваться к работающему с документацией повелителю, пряча взгляд за страницами, когда замечает, что Император тоже в упор смотрел на него. Они оба тут же отворачиваются. И тут бы слащавую песню из мюзиклов, когда принцесса начинает присматриваться к тому, кого раньше никогда не замечала. Чонгук незаметно про себя улыбается, потому что Тэхён шагов вперёд не делает, теперь уже осторожничая. Он прячет взгляды и старается выглядеть максимально невозмутимым, что и выдаёт его. Книги Ви полны таких странных мыслей. «Странных» в контексте понимания Чонгука, потому что одни даже детские сказки кажутся ему довольно… односложными. Они посвящают в нравственность, учат отличать добро от зла, но ни в одних книгах не говорится о том, какая для жителей Ви любовь. — А есть, — Чонгук осторожно наклоняется к Императору, — тут сказки о любви? Тэхён вздрагивает, подскочив на месте. Он оборачивается к Чонгуку, который несёт с собой несколько книг. Парень пододвигает к нему стул, садясь рядом. Чонгук смотрит в глаза Тэхёну. — Вы не читаете Шарля Перро или Ганса Христиана Андерсена? Или, может, видели что-то из Юпонии. Сказ о журавле и человеке, например, — начинает издалека Чонгук, чтобы найти вообще корень проблемы. — В Ви не читают сказки других государств, — хмурится Тэхён. — Да ладно, — Чонгук обречённо стонет. — Если Вы забыли, то мы — закрытое государство, — напоминает Император. — Ох, точно, — вспоминает парень, вздыхая. — А жаль, — смотрит на Тэхёна с сожалением. Тот не приступает к документации, внимательно смотря в глаза Чонгука. — И Вы никогда не слышали про «Красавицу и Чудовище»? Или про «Золушку»? — уточняет с таким тоном, словно Тэхён пропустил действительно что-то важное. — Я не много потерял, — говорит правитель, цокая языком. — Надеюсь, — тихо добавляет. — О, Вы явно не понимаете смысла романтики из-за этого, — качает головой Чонгук. Тэхён прокашливается, выпрямляясь. Он разворачивается к Чонгуку, оглядывает с головы до пят. — Смысл романтики. Вы отталкиваетесь от этого смысла, когда требуете времени? — Отдалённо… может быть… да, — Чонгук говорит с паузами. — Но всё равно романтику нужно понять. Нужно прочувствовать. И только потом кому-то предлагать. Тэхён выдаёт резкое и пренебрежительное «хм», задумчиво смотря на книги. — Расскажите, — приказным тоном. Чонгук кривится от его грозного взгляда. — Попросите, — на этих словах хлопает глазами. — Что? — Тэхён хмурится сильнее. — Попросить? — «Пожалуйста, расскажите мне сказку о Красавице и Чудовище», — говорит Чонгук, намекая на то, как это должно звучать. Он улыбается, когда Император сначала закатывает глаза и отворачивается, но потом глубоко вдыхает, выдыхая уже с сожалением. Почему-то Тэхён оборачивается, словно их может кто-то увидеть. Он опускает глаза, когда произносит: — Пожалуйста, — удаётся со вздохом, — расскажите мне сказки. Все, которые знаете. — Ну, на всё явно времени не хватит, — смеётся Чонгук. — Но про Красавицу и Чудовище. Итак, — хлопает, предвкушая вечер, — жил-был купец, у которого была дочка. Звали её Белль… Чонгук не верит, что рассказывает сказку Императору Ви. Тэхён его при этом с интересом слушает, охая на некоторых моментах из-за поворота сюжета, прикрывая ладонью рот. Взрослый человек впервые слышит сказку о «Красавице и Чудовище». Он действительно выглядит удивлённым из-за того, с какой моралью заканчивается сказка. — И Вы считаете это романтичным? — уточняет Тэхён, смотря Чонгуку в глаза. — Да, — отвечает моментально парень. — Девушка разглядела в нём чистую душу, которую смогла полюбить, несмотря на то, каким ужасным выглядел Чудовище. И её любовь помогла ему обрести своё настоящее лицо, — касается груди. — Лицо его чистой души. Тэхён вздыхает, улыбаясь на секунду. — Красивая сказка, — говорит Император. — У нас таких нет. Чонгук хлопает глазами, постукивая пальцем по поверхности стола, наблюдая за тем, как Тэхён принимается за работу уже в немного грустном расположении духа, возможно, расстроенный тем, что не знает о многих вещах за границами Ви. Чонгук сглатывает, выпрямляясь, готовясь это сказать. От него подобное звучит ужасно. Не так ужасно, конечно, как он говорил Императору в саду, охваченный эмоциями. По этой причине Чонгук краснеет, когда, рисуя пальцем круги на поверхности, говорит в тишину библиотеки: — В Торее много своих легенд и сказок. И они не менее красивые. Если бы Ви распахнул свои двери, он бы обогатился этой частью нашего мира, — сглатывает. — Если бы, — подчёркивает Тэхён, больше не отвечая. — Ну, так это ведь вполне возможно. — Сказки не решают политику, — Император говорит твёрдо. — К тому же, — становится немного мягче, — мы же обсуждали романтику. Разве нет? Так-то да. Чонгук скрещивает руки на груди, хмыкая. Он выходит из библиотеки, чтобы вернуться в свои покои. На пути внезапно вспоминает, что и в покоях-то нечем заняться, поэтому возвращается и забирает с собой книги, опять гордо вздёргивая подбородок. Тэхён провожает его взглядом, выдыхая, когда тот выходит. Император улыбается.

Обиженный Чонгук — милый Чонгук.

Сокджин показывает Чонгуку в воскресный день танцевальный зал. Всех танцовщиц в это время направляют в город, чтобы отдохнули, поэтому зал полностью пустует, когда парень туда заходит. Намджун с Хосоком тоже выходят в город. Менеджер три раза до этого уточняет, нормально ли оставлять Чонгука одного. Благо Сокджин уверяет, что всё будет нормально. И всё действительно нормально. За исключением того, что Сокджин невзначай при Тэхёне роняет то, что Чонгук сейчас практикуется в танцах. Так быстро Император из тронного зала ещё никуда не выбегал. Он в принципе не выбегал. Чонгук в майке и спортивных чёрных штанах проходит в зал, удивлённо выдыхая из-за увиденного. Вместо зеркала в зале водопад. Зал выходит прямо на улицу, откуда виднеется сад. Оттуда спускается вода, скапливаясь в бассейне уже внутри зала. Освещение позволяет Чонгуку действительно видеть в гладкой водяной стене себя. Это, конечно, выглядит очень красиво, совсем не практично, но такое эстетическое наслаждение, когда танцуешь в зале с водопадом вместо зеркала. Он разминается, когда замечает в отражении мелькнувшую в проходе голову. Сначала думает, что слуги, но потом замечает знакомую мантию, оборачивается, выдавая удивлённо: — Ваше Величество? Тэхён выходит из своего укрытия, потирая пальцами виски, словно устал от того, что его везде и все зовут. Чонгук смотрит на него, продолжая разминаться. — Проходил мимо, — говорит Император. — М, понятно, — кивает в ответ с усмешкой в конце. У Чонгука из-за майки открывается вид на плечи, на ямочки, которые украшают ключицы. Из-за отражения воды солнечный свет, исходящий от механического водопада, падает паутиной на него, двигаясь, создавая волшебную иллюзию того, что они находятся под водой. И Чонгук таким танцует. Он закрывает глаза, снова отдаваясь в танец, даже не слушая музыку, просто двигаясь в такт журчанию воды. Тэхёну слишком нравится, чтобы он сейчас просто развернулся и ушёл своей дорогой. Ему слишком нравится, чтобы просто стоять и смотреть. — А Вы не танцуете? — спрашивает Чонгук, продолжая двигаться. Император следит за ним, мнёт пальцами рукава рубашки, останавливая порыв протянуть руку и коснуться такого Чонгука, чтобы понять — совсем не иллюзия и не сон, он настоящий такой, волшебный. — Зачем мне танцевать? — задаёт в ответ вопрос Тэхён. — Чтобы отблагодарить, как Вы говорили, за танец. Танцем за танец, — Чонгук смеётся. — Звучит равноправно, — щурится. — Совсем не по-императорски, — а это звучит как вызов. Тэхён хмурится, поднимая руку, чтобы снять мантию. — Оу, у нас будет баттл, — прыгает на месте Чон. — Баттл? — переспрашивает повелитель. Чонгук тут же вздыхает, теряя весь скопившийся азарт. Он улыбается недоумённому Императору. — Поединок танцами, — объясняет парень. — Победа Ваша, это ведь известно, — Тэхён даже не выглядит оскорблённым. — Ваше мастерство несравнимо ни с чем. Чонгук удивлённо смотрит на него, а потом краснеет, отворачиваясь. На самом деле, Чонгук ведь не настолько хорош. Он просто танцует так, как ему хочется. В Торее найдётся танцоров лучше, профессиональнее, круче. Ему никогда поэтому не говорили, что его движения — это мастерство. Комплимент проникает в самое сердце, тормоша, заставляя сильнее биться. Чонгук смущённо опускает глаза. — Что ж, — он улыбается, — дуэтом тоже приятно. — В танцах бывает дуэт? — Тэхён отступает назад, когда Чонгук делает к нему шаг. — Пара, — поправляет его парень. — Расслабьтесь, — тянет его за руку, укладывая его руки себе на талию. — И ни дюймом ниже, — тут же предупреждает, когда Тэхён начинает гладить место, которого уже однажды коснулся.

Señorita — Shawn Mendes, Camila Cabello

В Ви мужчины не танцуют. Тэхён так удивляется тому, что танец может быть в паре, может быть синергией, может вестись в тишине, словно музыка действительно где-то звучит. Чонгук учит его вальсу, самому обыкновенному, когда пара просто крутится вокруг оси, проделывая шаги, наслаждаясь близостью. Тэхёна это так будоражит, Чонгук чувствует по его пульсу. На талии чувствует, сквозь одежду. Это удивительно, потому что слишком громко. При этом сам Император выглядит невозмутимым, когда следит за собственными шагами, пытаясь угнаться за интенсивно двигающимся Чонгуком. — А теперь я поведу, — Чонгук опускает руку на его талию. — Осторожно. Смотрите в мои глаза, — такое всегда говорят во время вальса, ведь совсем не принято смотреть на ноги, но когда Тэхён поднимает взгляд и впивается взором в него, Чонгук забывает, как дышать. Он снова ощущает запах древесной смолы, когда смотрит в янтарные очи, словно попадает в волшебный лес. И тут же рядом с ними журчит водопад, солнце прорывается сквозь кроны деревьев, опуская тень листьев на их фигуры. Чонгук вдыхает свежий тропический запах Ви. Его руки не отлипают от пальцев Тэхёна, словно покрыты той же древесной смолой. Намертво слиплись. Император тоже не дышит. Его пульс ощущается на руке Чонгука. Так сильно бьётся, словно… словно это не у Тэхёна бьётся, похоже. — Этот танец, — на таком близком расстоянии шёпот Тэхёна опаляет щеку горячим дыханием, — учили ли Вы ему ещё кого-то? — О, — Чонгук коротко смеётся, закатывая глаза, — чувствую нотки ревности. Это не очень приятно. — Мне бы хотелось знать, насколько особенный для Вас этот момент? — Почему хотите знать? — на вдохе. — Потому что для меня он ощущается особенным. Я не хочу быть в этом одинок. — Вы… — на выдохе. Незаконченная фраза проглатывается с комом в горле. Чонгук смотрит ему в глаза. — Вы первый, — неудачная пауза, — кого я учил вальсу. — Понятно, — Тэхён не меняется в лице, но следующие слова заставляют Чонгука вздрогнуть: — Это было романтично. Тэхён уходит, когда Сокджин зовёт его на совет. Чонгук к себе в покои идёт, танцуя прямо в коридоре с одного угла на другой, иногда берёт за руки слуг, уносясь в пляски. Намджун с Хосоком удивлённо смотрят на него. Тот мечтательно поёт, пока идёт в ванную комнату, обнимая себя за плечи.

Случился особенный момент.

— Я правильно понял, что… — Император поднимает руку, чтобы ему налили чай. Слуги тут же кланяются, подливая ещё. Чонгук, довольно уплетающий фрукты на шпажках, поднимает голову, кивая ему, мол, что там у тебя, говори. Они находятся в саду. Тэхён здесь отдыхал, слушая пение птиц, пока Чонгук не нашёл его, решив отдых разбавить ещё несколькими сказками. Плавно уединение перешло в чаепитие. Слуги при этом тоже заинтересованно слушают истории Чонгука. Точнее… пересказ сказок из его уст. Сегодня был день «Золушки». — Я понимаю этого принца. Он увидел, он захотел, он получил, — Тэхён, конечно, нашёл своего героя. — Я же правильно понимаю, что Вы тоже это считаете романтичным? В чём же особенность этого правителя? В его отчаянных поисках? — Ну, нашли за что зацепиться, — Чонгук закатывает глаза. — Мораль всей истории в том, что за доброту Золушку наградила сама судьба. Она дождалась своей любви. К тому же, — поднимает руку, оттопырив указательный палец, — подходящая туфелька — это аллюзия на то, как они состыковались с принцем. Ему была нужна именно та, которой туфелька подойдёт. Он знал, что она подойдёт только одной. И он её нашёл. Тэхён задумчиво смотрит на Чонгука, хмурясь. Он поднимает чашку, отпивая глоток чая. — Сумбурная сказка. Мне она близка хотя бы принцем, — Император выносит такой вердикт о «Золушке». — Я и не сомневался, — Чонгук смеётся. Он прожёвывает банан. — Если бы я станцевал перед Вами, взял платок и удалился, но не явился бы в покои… — любопытствующе смотрит при этом, — Вы бы как меня догоняли? — Что можно потерять в своём дворце? — Тэхён не выглядит озадаченным. — Я бы взял в плен вашего министра. В случае Вашего отсутствия в течении трёх дней, я бы его казнил. Потом бы транслировал его участь по всей стране. Вы бы сами ко мне прибежали. Не дело Императора — бегать за кем-то, — жестокое, но рациональное решение. — Боже мой, — Чонгук шокированно смотрит на него, хлопая глазами. — Думаю, «Спящую красавицу» я пока отложу. Тэхён на это смеётся.

Чонгук впервые слышит его искренний смех.

Удивительно ощущаются теперь прикосновение Тэхёна, его взгляд, слова. От касаний по телу Чонгука проходит ток, заставляя вздрагивать и резко выгибаться, чтобы глупо не выглядеть. Тэхён сам от такого жеста вздрагивает, хлопая глазами. Взгляды Императора уносят Чонгука в лес иллюзий. И с каких-то пор сам Чонгук им даже не сопротивляется, мечтательно вглядываясь в очи правителя. Слова Тэхёна, такие уважительные и серьёзные, но произнесённые его чудным, устрашающим до дрожи глубоким голосом, заставляют прикусывать нижнюю губу. Чонгук — влюбчивый человек. Конечно, он совсем не был готов прыгнуть к Императору в постель, когда они только-только познакомились, но ему действительно нужно было время, чтобы понять, какая же у Тэхёна душа и что скрывается за маской грозного и непоколебимого правителя Ви. Они гуляют с министром Хосоком, Намджуном и Императором по саду, когда Чонгук видит какие-то дивные фрукты, растущие высоко на деревьях. Он останавливается, внимательно вглядываясь в них. Похожи на слипшиеся виноградинки. Внутри плавают чёрные косточки. Что это? Чонгук не знает. Он хочет дотянуться и рассмотреть, так что начинает мотать головой в поисках того, что поможет ему забраться на такую высоту. — У нас демократические выборы правителя, — Хосок почему-то на этих словах чувствует вину. Монарх перед ним хмурится. — Народ мог бы выбрать Чонгука, как президента? Я мог бы тогда без политических договоров брачным союзом обойтись, — Тэхён при этом звучит так серьёзно, что это почти преступление. — Нет, к сожалению, — Хосок нервно смеётся. — Но идея хорошая. Очень даже, — не забывает добавить. — Жаль, — и действительно досадно вздыхает. — Ему идёт быть принцем, — улыбается, наблюдая за Чонгуком, который прыгает на месте, пытаясь достать до фрукта. Намджун неловко смеётся, собираясь отойти и сказать айдолу быть менее странным, чтобы Хосок перестал краснеть за него. Однако Тэхён направляется к нему первым. Он подходит к Чонгуку, слушая, что тот хочет. Айдол не выглядит удивлённым. Он сам при этом толкает Тэхёна вниз головой, чтобы взобраться на него. Хосок и Намджун с помрачневшими выражениями лица наблюдают за тем, как Чонгук садится на плечи Тэхёна, поднимаясь к дивным фруктам, которые срывает быстренько, бросая на землю. Обнимает потом руками голову Императора, продрыгав ногами. — Так высоко! — Чонгук улыбается. Он смотрит на министра с менеджером, помахав им. — Хосок-щи, забирайтесь на Джуна. Будем бороться! — Давай лучше ты на меня полезешь, — Хосок говорит Намджуну, наблюдая за повеселевшим Императором, который тоже готовится к битве.

Безумие.

Тэхён — странный человек. Он выглядит грозным, пытается соответствовать такому образу, выстраивает колючки и прячет эмоции, чтобы не быть таким очевидным, когда другие видят, но когда он местами открывается, то Чонгуку приходится жмуриться от того, какой свет он из себя источает. Тэхён, на самом деле, тот любознательный мальчик, который любит слушать сказки о любви, но который никогда не скажет, что ему искренне просто понравилось. Тэхён — это тот человек, которому понравилось танцевать вальс, но тот, который никогда не предложит потанцевать сам. Тэхён — это тот человек, который говорит первому встречному (Чонгуку), что подарит весь мир, но сам при этом не знает, почему же хочет этого. Он открывается по крупицам. Этого, к счастью или сожалению, так мизерно мало для Чонгука, но достаточно, чтобы… проникнуться пониманием. Тэхён доверяет ему на каком-то этапе их общения, обещая с утра пораньше сюрприз. Он даже ждёт Чонгука у его покоев. Парню велят закрыть глаза и не подглядывать. Чонгук дразнится, рассматривая коридоры. Тэхён шипит на него, когда замечает. Он ведёт его на нижние этажи. Там находятся все сады и помещения с растительностью. К слову, именно в такое место они и попадают. Чонгук не видит, но слышит знакомый писк, хотя не определяет для себя, чей он. Его останавливают у определённого места. Тэхён отходит на пару метров. — Открывай, — говорит он. Чонгук распахивает глаза. Он тут же удивлённо открывает рот, совершенно не заботясь о приличии, когда очень громко визжит (реально визжит). За спиной Тэхёна на деревьях, на палочках, на качелях — повсюду — попугаи. Оранжерея такая большая, с высокими стенами, с открытым куполом на потолке. Некоторые попугаи вылетают тут же, оставляя за собой перья. И их здесь так много — обилие цветов кружит голову. Конструкции в виде качелей на деревьях свидетельствуют о том, что именно для попугаев оранжерея и обустроена. — Сокджин сказал, что Вы были поражены особенностями Ви, — Тэхён прикусывает нижнюю губу. — Я подумал, Вам понравится это место. — Конечно, нравится! Обалдеть, — Чонгук прикрывает рот ладонью, чтобы не так широко улыбаться. — Чёрт, Тэхён, — неосознанно называет по имени, — вот это было дико романтично! — Да? — Тэхён не может сдержать улыбки. — Да! — Чонгук не может сдержать восторга. — Вы думали обо мне, делая этот сюрприз. Учли нюансы, что обсуждали после нашей встречи. И сделали то, что просто сделало бы человеку приятно. Император щурится на эти слова. — Даже если у меня были корыстные мотивы? — Что за корыстные мотивы могут скрываться за попугаями? — За жестом сделать Вам сюрприз. — Посвятите, — прыгает на месте, хватаясь за его плечи двумя руками. — Влюбить в себя хотите? — улыбается, смотря прямо в глаза. — Влюбить в себя хочу, — повторяет за ним Тэхён, стараясь не так широко улыбаться. Он обнимает его за талию. Вокруг них летают попугаи, оранжерея не очень-то приятно пахнет и всё вокруг слишком уж тропически, но Чонгуку это кажется романтичным, потому что с открытыми дверьми этого места, он опять заглядывает в душу Тэхёна поглубже, находит там пространство для особенных вещей.

Этот Император может быть внимательным.

С какого-то момента их общения Чонгук начинает собирать Тэхёна по кусочкам пазла, чтобы сложить для себя полную картину его личности. — Ты уверен в себе? — спрашивает Намджун у него. — Он пытался тебя принудить, — напоминает. — Потому что между нами было недопонимание, — в таком же тоне напоминает Чонгук. Он вздыхает. — Сейчас он выслушивает меня, ставит моим словам ценность и важность. Он больше не считает, что его желания первостепенны. — Ты знаешь его от силы три недели, — закатывает глаза Намджун. — Да ладно, пусть веселится, — Хосок улыбается. — Будут у них отношения, — указывает на Чонгука, — будут отношения и у Ви с Тореей. — Тебе бы лишь такие цели, — цокает языком Намджун. Он смотрит на своего айдола. — Я понимаю, каким он кажется. Светлым, хорошим. Но в Ви нет закона об однополых браках или о толерантности вообще, — говорит Намджун. Чонгук сглатывает, слушая его. — Он всё ещё Император своего до жути скрытного и закрытого государства. Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, но ты помнишь вообще, почему мы здесь? Для культурного обмена. Не забывай об этом, — менеджер грустно улыбается. — К тому же это ведь… не настолько сильно, верно? — спрашивает. Чонгук боится того, что на этот вопрос может только кивнуть, может только согласиться, ведь действительно не имеет никакого ясного представления совместного будущего для них. Ви всё ещё самое странное и загадочное государство, почему-то не соглашающееся на союзы, отталкивающее всех от себя, прячущееся за стенами. Тэхён является правителем этого государства. И в первую очередь, конечно, он Император, а не… а кто он вообще с Чонгуком? Кто он, когда любит сказки, желая слушать их весь день? Кто он, когда танцует с ним, благодаря за любые вещи вальсом? Кто он, когда смеётся с его шуток, прикрывая рот ладонью? Кто он, когда недоумённо спрашивает о том, что такое «охуенный»? Кто тот Тэхён, которого Чонгук для себя окрестил «настоящим» и «тем самым», которого скрывает ноша его обязательств?

Кто?

Чонгук сидит с Тэхёном у окна его покоев. Они вновь обсуждали сказки, пока Сокджин не зашёл, предупредив о том, что нужно встретиться с советом. Тэхён заявляет ему, что немного припозднится. При этом выглядит он так, словно совсем не хочет уходить. — Вы мечтали стать Императором? — спрашивает Чонгук. — Наверняка мечтали. Это ведь так круто — быть правителем таких прекрасных земель, управлять столь приятными людьми и распоряжаться тем миром, в который никто не лезет, — выдыхает, закрывая глаза. — Я монарх, — Тэхён говорит непринуждённо. — Я не выбирал это положение, но не то чтобы мне не нравится быть главным за этими границами, — он незаметно улыбается. — Так точно сказано «мир, в который никто не лезет», — закрывает глаза. Ветер треплет его волосы. Император наклоняется, чтобы взъерошить их. — За границами столько войн и распрей. Люди тянутся за союзами, словно их это от чего-то спасёт. Даже Ваша родина, — смотрит на Чонгука, — Торея не настолько огромна, но она может существовать самостоятельно. Почему она должна зависеть от кого-то, строить союзы, чтобы защищаться? Я хочу так ответить вашему министру, но понимаю, что политически это глупо — указывать на очевидные вещи, — усмехается. — Моему миру просто нужен надёжный друг, — Чонгук выпрямляется. — Он не хочет встревать в эти войны, но не может при этом стоять за себя горой. Конечно, ему нужны друзья, которые заслонят от бед, которые могут с этим бороться. — Так зачем показывать свои слабости всему миру? Почему бы не закрыться? Как мы, например, и жить так, не показывая ничего о себе, чтобы никто не зарился на ваше богатство и не лез? — качает головой Тэхён. — А зачем прятаться? — спрашивает Чонгук. Он хмурится. — Да и от кого? От людей? Зачем? — скрещивает руки на груди. — Нельзя таким образом существовать. Да, на своём примере Вы показываете, что можно, но ведь и жить открыто, наблюдая за всеми вместе с течением жизни, — не ошибка. — Я не понимаю, — вздыхает Тэхён. — Потому что Вы сами такой, — Чонгук смотрит ему прямо в глаза. На этот раз они вовсе не попадают в янтарный лес. — Вы сами как Ви: скрываетесь ото всех, постоянно сдерживаете свои эмоции, стараетесь соответствовать статусу империи, который может стоять на одной линии с мировыми державами. Вы показываете себя грозным и требовательным, богатым и состоятельным, тем, кто может всего достичь, но ведь это не Вы, Тэхён, — Чонгук смотрит ему прямо в глаза. — То, что Вы сначала потребовали от меня лишь одну ночь, а потом требовали часы для сказок, для танцев, для всего, что вряд ли вело бы Вас к моему телу. Ведь Вам нужно не оно. Ваша душа как Ваш город, — указывает на загорающиеся огни Ви перед ним. — Вы сияете, Вы удивительны, Вы прекрасны изнутри, как и Ваше государство. Вы такой интересный и необычный для меня, потому что вместе со всем, что Вы мне сначала протянули, Вы так сильно изменили своё отношение. И ведь сейчас я совсем не могу отказаться от дворцов и кораблей, если взамен Вы скажете, что я получу Вас, — сглатывает. — Потому что Вы сами бесценны, — выдыхает эти слова с улыбкой. — Но скрываете весь этот свет в себе, прячетесь от других. Я не осажу Вас. Между нами ведь нет войны, нет того мира, который воюет. Нет нужды в границах. И даже сейчас, когда я всё это говорю, — Чонгук поджимает губы, — Вы не удостаиваете меня хотя бы улыбкой. Тэхён удивлённо смотрит на него. Он не может улыбнуться, потому что правда заставляет его чувствовать в груди истому боли. Император еле проглатывает слова, отворачиваясь, когда Чонгук поднимает руку, чтобы коснуться пальцами его лица. Тэхён потом не сопротивляется, когда горячая ладонь опускается на его щеку. Чонгук отводит за подбородок его голову в свою сторону, ярко улыбаясь. Тэхён закрывает глаза, накрывая ладонью его шею, когда притягивает ближе. Чонгук, вымолвивший такие пламенные слова, неуклюж в поцелуе. Он осторожно так приоткрывает губы, потом мычит, сопротивляясь и пытаясь отвернуться. Тэхён улыбается именно из-за этого. От того, насколько обнажён перед ним в своих эмоциях и чувствах Чонгук. От того, что даже одеяние не меняет его, не устанавливает для него другие правила. Сейчас, когда он поднимает голову и обречённо стонет «я не умею» с хныканьем в конце, Чонгук всё тот же парень, который обещал ему сломать нос пяткой, если Тэхён посмеет полезть к нему без разрешения. — Вы мне нравитесь, — шепчет Тэхён. — Очень, — добавляет. — Очень-очень сильно. — Как мило, — Чонгук улыбается ему. — Но я всё ещё не умею целоваться, — мычит он, то касаясь губ Тэхёна своими, то отходя назад. Тэхён внимательно смотрит ему в глаза, хлопая своими. — Вы тоже не умеете? — Не буду Вам врать. — О боже, о боже, о боже, — Чонгук открывает рот. — Бессовестно врали мне, когда уверяли, что умеете доставлять удовольствие, — он смеётся. — Хорошо. Давайте интуитивно. Чонгук смотрит ему прямо в глаза. Он осторожно накрывает его губы своими. — Я опоздаю на совет, — шепчет в перерывах между поцелуями Тэхён. — К чёрту совет, — выносит вердикт Чонгук, обнимая за шею Императора.

Вот именно. К чёрту.

Всему надо дать пройти через себя, а потом этому же дать пройти через время, чтобы проверить на прочность. Не то чтобы чувства настолько хрупкие, но без выдержки они как вино — недорогие, бесценные, пустые. Тэхёну, чтобы понять некоторые истины для себя, приходится Чонгука отпустить. Чонгуку, чтобы понять страхи Тэхёна, нужно его оставить одного, с собой. Ведь они оба не понимают друг друга по жесту и мимике, но сейчас не готовы к тому, чтобы поделиться сомнениями, которые живут внутри. Чонгук забирает чемодан. Министр Хосок с радостью получает бумаги о том, к чему пришёл всё-таки договор. Намджун переводит взгляд с Чонгука на Императора, который выходит их провожать. Почему-то. Другие-то не знают, поэтому они все роняют челюсть, когда Чонгука Тэхён останавливает, прежде чем тот сядет в самолёт. Император накрывает его губы своими, нежно сминая их, шепча потом: — Мне неприятна эта разлука, но я надеюсь, что Вы не будете столь жестоки, чтобы покинуть меня навсегда. Я весь свет перерою, Чонгук, — поглаживая по щеке, — если сбежите. Мне даже туфелька не будет нужна. Чонгук, разомлевший от такого внезапного жеста, расплывается лужей, мечтательно улыбаясь, пока прощается с ним. — Пока, Тэхён. Люблю тебя, — говорит он в бреду, прижимая пальцы к губам, пока его за локоть оттаскивает в сторону Намджун. Для того, чтобы спустить политические границы, потребовалось порядка полугода, но ведь открываться — это, в принципе, долгий процесс. Тэхён не может по мановению руки и желанию начать быть мягче со слугами или вообще со всеми. Он всё равно по привычке пытается соответствовать образу грозного Императора, но по крупицам, по песчинкам меняется, начиная с маленького «Сокджин, отдохни», заканчивая громким: — Сокджин, в отпуск, — показывает советнику палец. — В Торею. Живо, — вздыхает. — И принеси мне Чонгука. Я не выдерживаю, — касается пальцами виска. Намджун не верит, но он действительно летит во второй раз в Ви вместе с Чонгуком, который теперь вовсе не скисает вместе с ним. Виза сейчас им не требуется, потому что Ви открыт для Тореи. Они сидят в вип-зоне, а в экономе теснятся уже другие граждане их страны, готовые посетить земли союзников. Намджун не верит, но он опять едет на повозке со слоном в сторону дворца со скоростью улитки, пытаясь не дать вывалиться Чонгуку из окна. Намджун не верит, но они потом на этот раз останавливаются, и Чонгук устраивает мини-концерт местным жителям, успев отыграть с детворой матч по местному гандболу. Намджун не верит, но ничего между Чонгуком и Тэхёном не меняется. Император сидит перед накрытым столом для пиршества, открывая тюль, чтобы поймать улыбку вошедшего в зал Чонгука. Сейчас им не нужен фиолетовый платок, чтобы Чонгук накинулся на него с объятьями. — Я принёс томики Шекспира и диски с дорамами, — говорит Чонгук. — Дорамами? — переспрашивает Тэхён, хлопая глазами. — Ой, увидишь всё, — улыбается.

В данном мире границы — это важное политическое достояние любого государства, империи или союза.

Здесь нет понятий «общее» и «наше, человеческое». Здесь все люди живут по заповедям границ, где ты либо расширяешь свои территории за счёт завоеваний, либо подписываешь с другими государствами соглашение на мирный союз с вытекающими пунктами ведения совместной власти. Чонгук и Тэхён живут в этом мире, прямо между всеми проблемами, но не разделяя свои отношения границами, потому что… а потому что кто сказал, что в таком мире нет места любви? Чему-то такому же романтичному и простому, как в самых простых сказках? — Видишь его? — спрашивает стилист у одного айдола, наклоняясь к его уху. Тот кивает. Чонгук в это время поправляет наушник, готовясь выйти на сцену. Намджун даёт ему бутылку воды. — Это Чон Чонгук, — шепчет. — Говорят, его бойфренд Император.