***
Жизни без Минсока Бэкхен не видел никогда. Тысячу лет назад встретив маленького мальчишку из бедной крестьянской семьи, Бен влюбился с первого взгляда. Минсок был шумным, активным и наивным, его сердце горело добротой и всепрощением, душа была переполнена светом, которое согревало сильнее света самого Солнца. Он, заблудившись в лесу, забрел на поляну, где в своем истинном обличии под тенью широколиственных деревьев дремал Бэкхен. Сон его был чутким, Тигр сразу уловил осторожные несмелые шаги по траве и замер в ожидании. Приоткрыв лениво глаз, божество наблюдало за мальчишкой, в глазах которого плескался восторг, — не каждый день и не каждому было позволено увидеть богов, — а капельки страха на дне зрачков оттеняли природную зелень глаз. Глаз удивительно красивых, Бэкхен готов был поклясться, что ни у одного божества не видел такого диковинного разреза глаз, никогда не видел такой теплоты. Эти глаза Бэкхен полюбил сразу и безвозвратно. Мальчишка тем временем пробирался ближе несмело и осторожно, ступал по маленьким островкам земли, не скрытым молодой травой, словно боялся навредить ей. С каждым шагом решимость в сердце мальчика возрастала, он смелее подступал ближе, а оказавшись всего в двух метрах от величественной кошки, замер и не смог сдержать вздох восхищения. Еще никогда Минсок не видел настоящего тигра, только слышал о них из рассказов старших, да один раз заметил вскользь на проезжающей мимо их захудалой деревеньки императорской повозке. А здесь самый настоящий, совсем отличается от рисунков, большой, опасный и смертоносный, способный без труда перегрызть позвоночник любому взрослому. Сразу возникло иррациональное желание подойти ближе и прикоснуться, зарыться пальцами в с виду мягкую шесть, да хотя бы просто подойти ближе и постоять рядом, вслушиваясь в тихое желание. Но вместе с любопытством пришло и осознание опасности, страх и неуверенность. Минсок попятился назад, а стоило тигру открыть глаза и вильнуть хвостом, и вовсе упал на землю, не удержавшись на ослабевших ногах. Тигр совсем по-человечески склонил голову на бок, осмысленным взглядом посмотрел на мальчишку и поднялся лениво, потянулся во всю длину тела, и подошел к человеческому детенышу, склонил голову, словно говоря «потрогай, не бойся, я тебя не обижу». Будь Минсок чуть менее наивным, не таким добрым и не хотел и вправду потрогать, зная, что с божествами связываться опасно, сбежал бы при первой возможности, только пятки и сверкали бы в дали на потеху лесным духам. Но Минсок, в силу глупости или наивности, несмело протянул руку и коснулся головы тигра, осторожно, — как и мечтал ранее, — зарылся пальцами в мягкую шерсть, задыхаясь от восторга. Настоящий! Тигр и правда настоящий, живой и мягкий, добрый, а еще позволил себя потрогать. Другие дети в деревне просто с ума сойдут от зависти и будут дразнить врунишкой. Но Минсок ведь знает, что это не так, своими собственными глазами видел и руками трогал, слышал тихое мурлыканье и вслушивался в спокойное дыхание, видел добрые глаза тигра. И пусть ему никто никогда не поверит, — вздор какой, верховные божества не спят в лесах близ людских деревень и уж точно не позволяют людишкам себя трогать! — Минсок никогда не забудет этой встречи. Тигр боднул лбом ладонь мальчишки и вытянулся на траве рядом, погружаясь в неглубокую дрему. Реакция человека позабавила его, давненько Бэкхен не получал таких чистых и искренних эмоций, в такие моменты казалось, что защита людей не так уж и бесполезна, как считали остальные божества, высмеивая Тигра каждый раз, стоило ему заикнуться о ненужности очередной войны или гнева, приносящего только голод и разруху. Божества были жестоки и не стремились это скрывать, обрушивая на людей свой гнев, проклятия и несчастья. Всегда должно быть существо, которое пойдет против большинства и встанет на защиту невинных. Сейчас, греясь под теплыми лучами Солнца рядом с человеческим ребенком, Бэкхен понимал, что все не зря. Вскоре на лес опустился вечер, вдали послышался взволнованный голос, зовущий кого-то по имени. Чутким слухом Бэкхен уловил «Минсок», а мальчишка, успевший свернуться и уснуть под теплым боком божества, встрепенулся и, извиняясь чуть ли не тысячу раз, убежал на голос, обещая вернуться завтра. Бэкхен проводил ребенка взглядом и послал за ним мелкого лесного духа, чтобы помог выбраться из леса и не заплутать, отвлекшись на песнь Банши. — Минсок, значит, — пробормотал Бэкхен, растягивая гласные и произнося имя по слогам, словно пробовал на вкус, — что ж, я буду ждать тебя завтра.***
Минсок и правда пришел на следующий день, несмело выглядывая из-за широкого ствола дерева, словно и сам не понимал, зачем пришел и не верил в правдивость произошедшего, но стоило увидеть Тигра на том же месте, что и вчера, и просиял счастливой улыбкой. Пришел Минсок и через день, а потом еще и еще. И так на протяжении нескольких месяцев вплоть до начала зимы Минсок приходил, чтобы провести время с божеством. Иногда встречи длились часами, иногда ребенок прибегал буквально на пару минут, чтобы поздороваться, рассказать о планах на день и убежать. А когда не получалось приходить лично, молился богу ветра, чтобы он донес до Тигра извинения и обещания обязательно прийти завтра. Ветер не только передавал Бэкхену шепот мальчишки, но и являлся лично, посмеяться, пожурить или серьезно поговорить о связи с людьми. Богам нельзя было влюбляться в людей, нельзя было водить дружбу и привязываться, за это следовало серьезное наказание, а порой и смерть. Бэкхен отмахивался, заверял, что и думать привязываться к человеческому ребенку не смел, заверял, что лишь убивает скуку, но сам каждый раз молчаливо переживал, стоило Минсоку не приходить пару дней или заболеть. Когда мальчишка заболел простудой, Бэкхен собственноручно собрал лечебные травы и передал их домовому духу, наказав вылечить хозяйского ребенка. Когда Минсок, в очередной раз возвращаясь от Тигра домой, сбился с пути и привлек внимание Кумихо, Бэкхен отогнал лисицу и проводил ребенка до деревни, скрываясь так же незаметно, как и появился. Чем больше Бэкхен проводил времени рядом с Минсоком, тем сильнее влюблялся в него, но даже себе признаваться в этом не желал. — Соберите в деревне как можно больше урожая и зерна, — строгий голос Бэкхена зазвучал у Минсока в голове под конец лета, — нарубите много дров и не ходите зимой в лес. Зимой грядет волна очередного гнева богов. Император ослушался приказа Неба и затеял войну с соседним государством, чтобы поживиться их богатствами и присвоить себе прибрежную территорию Восточного моря. Боги прогневались на людей за непослушание и планируют зимой обрушить мороз зимой, который уничтожит корни плодородных деревьев и плантации риса. Бэкхен пытался образумить богов, убедить не гневаться на всех людей, а наказать лишь виновного, но Небеса были непреклонны: зима грозит быть долгой и холодной. — Но я же не смогу увидеть тебя, — Минсок подобрался ближе к Тигру, голос его дрожал, а в глаза поселилась грусть, Бэкхен никогда не признает себе, что его сердце дрогнуло и сжалось от этой картины. — Я приду весной, — заверил мальчика Бэкхен, — когда растают снега и на деревьях появятся почки, я приду к тебе. «Обещаю» — мысленно добавил Бен, смотря в глаза цвета летней зелени.***
Остаток лета и вся осень прошли незаметно. Минсок по-прежнему приходил в лес каждый день и без умолку болтал у Тигра над ухом, рассказывая какие-то моменты из прошлого и истории, произошедшие с ним за день. Порой жаловался на излишне жестокого отца, поровшего его за любую провинность, ругал соседских мальчишек и смущенно лепетал о девчонке, в которую влюбился без памяти. Бэкхен слушал его в пол уха, больше наслаждаясь звучанием его голоса, подобным звону горного ручейка, а однажды и вовсе пришел в деревню посмотреть на ту самую девчонку, от которой его юный друг без ума. Девчушка и впрямь была красавицей, звонкий голосок смехом отражался от стен домов и невысоких заборов, смуглую кожу целовало солнышко, а за длинными волосами, собранными в толстую косу, похоже, ухаживали сами боги — до того красиво они блестели на солнце и были мягкими на ощупь. Девчушка была всеобщей любимицей, дочерью местного торговца, у нее были дорогие одежды из китайского шелка и прочные деревянные туфельки с резными украшениями. И имя красивое такое, мягко перекатывалось на языке и звучало мягче любой песни — Чонин. Влюбиться в такую ничего не стоило, и, пожалуй, Бен понимал Минсока, ведь будь он человеком, сам бы не остался равнодушным к чарам солнечной девочки. Чем ближе приближалась зима, тем меньше Минсок проводил рядом с Тигром. Земля становилась холоднее, вымерзая под гнетом стихии, в горах выпал первый снег, обещая вскоре засыпать деревушку снегом по самые колени. Дни становились короче, Солнце уступало главенство своей сестре Луне, наступало время долгой ночи. Чем ближе наступала зима, тем больше тосковал Бэкхен, почти не видя ребенка, к которому успел привязаться. Последняя их встреча прошла в тягучем молчании, Минсок почти не говорил, только жался к боку божества, согреваясь. Совсем замерз в своем тонехоньком тулупе, Бэкхен вообще был удивлен, как это клочок ткани с плешивым мехом мог хоть кого-то согреть, он хотел что-то сделать, но не мог вмешаться напрямую в ход человеческих жизней. Богам не позволено вмешиваться без надобности и просьбы, только во время войны Бен ослушался воли Небес. А пока оставалось только оборачиваться в клубок вокруг человека, согревая плотной шерстью со всех сторон. — Будь осторожен этой зимой — не сдержав молчания, попросил Бэкхен все так же мысленно, — пообещай, что будешь осторожен. Минсок молчал долго, казалось, и вовсе не слышал или не слушал, смотрел вперед себя, стискивал в пальцах мех на хвосте, но молчал. Лишь когда солнце скрылось за пиками гор, он поднялся на ноги и сказал: — Обещаю. Бэкхен провожал человека с тяжелым сердцем, смотрел в след до тех пор, пока мальчишка не вошел в дом. Рядом послышался шум ломаемых сухих веточек и из леса вышел бог Ветра. — Богам нельзя влюбляться в людей, Бэкхен, — поравнявшись с давним другом, Ветер сжал пальцы на остром плече. — Брось, Чанель, я всего лишь хочу посмотреть на его историю с соседской девчонкой, — Бэухен отмахнулся, растягивая губы в короткой улыбке, — пойдем на гору, в последнее время стало совсем холодно. Поляну Тигр покидал с тяжелым сердцем. Врать самому себе раньше не приходилось.***
Зима длилась долго. Четыре месяца подряд стояли сильные морозы, люди замерзали в тонких домишках, животные, оставшиеся на улице без загона, замерзали и гибли, даже Бык, бог животноводства, не смог спасти жизни всех подопечных и оплакивал погибших лесных и домашних животных. Вишня, бог плодородия, и вовсе отвернулся от людей, не желая спасать побеги молодых растений и старые величавые деревья. Боги отвернулись от людей, прогневавшись на Императора, и покинули северные земли на долгих четыре месяца. Зима была тяжелой, холодной и казалась бесконечной. Бэкхен иногда оборачивался домашним котом и бродил по улицам деревень и все, что он видел раз за разом — лишь голод и разруха. Многие не выдерживали таких морозов и умирали, другие уходили в более теплые места, лишь молодые семьи оставались на севере, справляясь с буйствами стихии вместе. Все плохое рано или поздно заканчивается, вскоре сошли первые снега, оттаяли озера и реки, природа медленно отходила от затяжной зимы и весна медленно вступала в свои права. Дни становились длиннее и теплее, в воздухе чувствовалась смена сезонов. Когда на деревьях появились первые почки, Бэкхен спустился с гор на знакомую и давно полюбившуюся поляну. Земля еще была холодной, но это не мешало Тигру сворачиваться клубком и греть бока на щедром солнышке, благодаря брата за тепло, и ждать оговоренной и такой желанной встречи. Но Минсок не приходил. Он не пришел ни в день, когда появились почки, ни через неделю, ни через месяц. Бэкхен ждал, гадал, скусывая губы в кровь, мерил шагами поляну, нетерпеливо виляя хвостом, постоянно вглядывался в гущу леса, ожидая хрупкую фигурку мальчишки среди деревьев, но Минсок не приходил колокольчиком не звенел голос его из деревни. Когда распустились первые цветы сакуры, Бэкхен больше не мог ждать. Волнение и страх переполняли его изнутри, словно чашу, казалось, еще немного и эмоции перельются через край. Тигр обратился человеком и, нарушив запреты богов, спустился в деревню. Никто раньше не видел его людского обличия, для всех он был обычным человеком, просто чужеземцем, путником, забредшим в деревню на ночевку. Первое, что бросилось в глаза Бэкхену, — в деревне совсем не было детей. Ни младенцев, ни совсем маленьких, ни подростков, никого, словно и не было никогда, даже игрушек не было, хотя Минсок часто рассказывал об играх и шалостях с соседскими детишками. И только суетившиеся взрослые доказывали, что деревня все еще жива. — Простите, — Бен обратился к сгорбленному старику, который сидел на лавочке около покосившегося дома, — что произошло с этой деревней? Куда делись все дети? — Так увезли детишек, — спустя какое-то время ответил старик и поднял почти слепые глаза на божество, — Император отдал приказ забрать всех мальчиков в армию, а девочек продать кисэн, государство готовится к войне, как никак. — Всех разом? — Бэкхен, взволнованный и удивленный, ведь о войне слышал впервые, подошел ближе и наклонился к старику. — Тех, кто сопротивлялся, убили сразу, совсем больных и слабых — тоже, — голос старика дрожал, на глаза навернулись крупные слезы и он несдержанно зарыдал, — внучка моего убили, ироды, он такой солнечный был, улыбался всегда, в лес к какому-то другу постоянно бегал, он не обижал никого никогда, помогал старикам и детям, а его убили, — старик взвыл от горя и повалился на колени, сотрясаясь в рыданиях, — Минсокки мой Минсокки, почему же боги забрали тебя у меня, почему… Старик продолжал рыдать и проклинать богов, но Бэкхен больше не слушал и не слышал, тоска и осознание накрыли его с головой, а недостающая деталь пазла встала на свое место, соединяя картинку воедино. Вдруг стало понятно, почему Минсок не пришел, почему Тигр больше не слышал его голос из деревни, почему не ощущал дыхание его души. Потому что больше не было Минсока, убили, оборвали жестоко жизнь солнечного мальчика, а у Бэкхена сердце из груди вырвали. Боль топила его сознание, наполняя каждую клеточку тела отчаянием, бог ощущал, как задыхается, он на дрожащих ногах подошел к старику и опустился рядом, забирая всю его боль себе. Старик вскоре затих, даже всхлипывать перестал. Бэкхен, — переполненная чаша с треснувшим горлышком, — не проронил и слезинки, сотрясаясь в душевных рыданиях. Было больно, так больно, как не бывало никогда до этого. Словно и правда вырвали сердце из груди, потоптались и выбросили на съедение бродячим псам, а душу вывернули наизнанку, обнажая перед всем честным народом. Мол смотрите, божок в человечешку влюбился, какая потеха. Так больно Бэкхену не было никогда. Он с трудом поднялся и побрел прочь, оставляя позади старика, деревню и свою любовь.***
Бэкхен честно пытался примириться со смертью возлюбленного и не наделать глупостей. Он вернулся на гору и не спускался к людям больше недели. Ветер, Бык и вишня пытались образумить Тигра, но он лишь отмахивался, а землю заливали бесконечный дождь, даже Солнце не смог образумить брата, Тигру было больно и боль свою он скрывать не хотел. Жизнь без Минсока казалась пыткой, стоило Бену высунуть нос с горы, как образ мальчишки мелькал перед глазами, в каждом пении птиц Бэкхен слышал голос Минсока, а каждый луч солнца, пробившийся через толщу свинцовых облаков в те редкие моменты, когда не шел дождь, напоминал улыбку Минсока. Бэкхен сходил с ума от тоски, но ничего делать не хотелось, лишь продолжал вспоминать те яркие теплые деньки, когда они были вместе, и задыхаться от тоски, топя себя и окружающих в тоскливом дожде. Но когда в лесу тихо завыла Банши, Бэкхен не выдержал. С императорской семьей Тигр расправился в самую последнюю очередь. Сначала он выследил и убил каждого, кто посмел прикоснуться к Минсоку и сделать больно. С убийцей ребенка Бен расправлялся с особым пристрастием, утащил на гору и каждый день в течение двух недели отрывал по кусочку, не позволяя умереть до последнего. Бэкхен слушал мольбы о пощаде с удовольствием, присущим лишь демонам, и делал все, чтобы человек жил и чувствовал каждой клеточкой своего бесполезного тела боль, которую испытывал Бен. Расправившись же с убившим, Бэкхен пришел за императором и его семьей. Убивать невинных не входило в планы Тигра, да он и не посмел бы, не смотря на боль и горе от утрат любимого, он все еще оставался божеством, хоть и осознанно пошел на преступление. Императору Бен откусил голову, а всю его семью проклял, обязав прислуживать Тигру до тех пор, пока не умрет последний из потомков. На выходе из дворца Бена ждал Ветер с другими прислужниками Небес. Они пришли за обезумевшим Тигром, это и без объяснения было понятно, но Бэкхен выслушал Чанеля и кивнул, позволяя увести себя на небеса. В зале, подсвеченной только сотнями тысяч свечей, восседал совет Небес из одиннадцати верховных богов. Одно место пустовало, оно принадлежало самому Бэкхену, Тигру, покровителю и защитнику людей. — Тигр, — раскатистый голос главного верховного бога и правителя Небес эхом отражался от стен, гул мигом стих, и Бэкхен поднял голову, встречаясь взглядом с Небом, — ты нарушил запреты богов и напал на людей. — Да. — Ты нарушил закон и повлиял на ход времени, — продолжил Небо, Бэкхен снова не стал отрицать свою вину, — ты понесешь достойное наказание за злодеяния, которые совершил. Глаза присутствующих верховных богов вспыхнули пламенем азарта и предвкушения, многие из них недолюбливали Тигра за покровительство людям, которых так ненавидели. Даже священный Дракон, Царь морей, подобрался и повел ушами, ожидая приговор. — Ты полюбил человеческую душу и убил невинных людей из-за него, — Бэкхен поджал губы, вслушиваясь в речь старика. Ага, как же, невинных, — твой приговор будет таков: душа человека, которого ты полюбил, будет перерождаться девять раз за счет твоих жизней. Одна твоя жизнь взамен на его. Когда душа переродится в девятый раз и умрет, она освободится от наказания, а ты умрешь. Тебе не будет дороги ни на Небеса, ни в Ад. Ты застрянешь между мирами, не имея право на перерождение, и будешь скитаться тысячи лет, пока не исчезнешь. Да будет так. В зале поднялся одобрительный гул, торжество божьей жестокости взяло верх над разумом. Бэкхен прикрыл глаза, молча принимая приговор. По крайней мере, у него еще есть девять жизней, чтобы провести их рядом с Минсоком и жить счастливо.***
С тех пор прошло уже почти девятьсот лет. Каждую из жизней Бэкхен находил Минсока и делал все, чтобы мальчишка смог его полюбить. Это всегда был разный Минсок, чужие глаза и лицо, рост и цвет волос, чужие руки и голос, только дыхание души и характер оставались прежними. Было сложно отыскать его, но Бен справлялся всегда, иначе не смог бы себя никогда простить. Бог учился любить его любым, принимать любым, не смотря на разного рода заморочки характера и поведения. Иногда Минсок перерождался в совершенно упрямого барана, который дальше своего носа не видит, однажды переродился в дерево, и Бену пришлось задействовать все сохранившиеся связи, чтобы стать деревом и стоять подле Минсока, лишь бы быть с ним. Каждую из жизней, когда Минсок умирал, подстраивал свою смерть и Бэкхен, на деле же просто уходил на гору и жил там до тех пор, пока дыхание души Минсока вновь не зародится в мире. Небеса не солгали, Минсок в самом деле перерождался, а Бэкхен каждый раз становился слабее, теряя жизнь и часть сил. Он все еще оставался верховным божеством и мог черпать силы из природы, но запасы были не вечны. С каким-нибудь молодым богом Бен вряд ли сейчас бы справился без труда. Чанель, добрый друг, оставался всегда рядом, присматривая и за самим Тигром и за его человеком. Столь глупую жертву Чанель не понимал до последнего, а потом как-то вышло так, что и сам полюбил человека и добровольно ушел с Небес. Чондэ в каждой из жизней оказывался другом Минсока, словно эти двое связаны красной нитью Судьбы и оставались рядом, не смотря ни на что. Впрочем, без проделок Судьбы здесь явно не обошлось, не могли две души перерождаться в одно время с разницей в два-три года. Но ни Бэкхен, ни Чанель разбираться не спешили, пока была возможность быть рядом с возлюбленными, они искали любую возможность оставаться до последнего. Влюбленные боги это вам не шутки.***
Бэкхен вытер слезы и осторожно опустил руку Минсока, с безграничной любовью смотря в морщинистое старческое лицо. В своем восьмом перерождении душа Минсока прожила почти девяносто лет и умерла по естественным причинам. Минсок был военным, прошел две войны, спас жизни тысячи людей, сохранил государство и ушел на покой как герой. Бэкхен всегда был рядом, сначала незримой тенью следовал попятам, а потом равным стоял у плеча, проживая с ним все самые тяжелые и болезненные, счастливые и радостные моменты. И смерть встретил вместе с ним, проводив Минсока в последнюю девятую жизнь. Вот и сейчас Бэкхен должен подстроить свою смерть и уйти на какое-то время в горы. Чуть позже, когда Бэкхен стоял на краю крыши больницы, любуясь заходом солнца, рядом материализовался Чанель. — Что ты собираешься делать дальше? Грядет его последнее перерождение. — Ничего, — немого погодя ответил Бен, — я прожил долгую и счастливую жизнь, я любил его так долго и жил с ним девять раз, а впереди меня ждет десятый. Душа Минсока наконец-то будет свободна и уйдет на Небеса, а я умру, — он повернулся спиной к солнцу и прикрыл глаза, — я готов и хочу умереть. Бэкхен умиротворенно улыбнулся и шагнул назад.***
В девятой жизни Минсок переродился с лицом и голосом из перовой жизни, даже рост и цвет волос были прежними. Бэкхен, когда впервые увидел до боли знакомую улыбку и услышал смех — звон колокольчика, чуть не разрыдался на месте. Его Минсок, тот самый мальчишка из деревушки, который не побоялся подойти к хищному зверю и остаться в сердце навсегда. В девятой жизни Минсок работал бариста в небольшой кофейне в спальном районе, занимался волейболом, учился на дизайнера и был влюблен в Чонина — самого популярного студента университета. Рядом с Минсоком уже привычно крутился Чондэ, доводя порой до нервного тика полшыми и саркастичными шуточками. Наблюдая за всей этой картиной, Бэкхен невольно улыбался и сочувствовал Чанелю: всегда язвительный и острый на язык Чондэ в этой жизни переродился в настоящую занозу в заднице, он стал просто невыносим, но Бен почему-то был уверен, что бог Ветра справится со своей неукротимой зазнобой. А Тигру не помешало бы уже взять ситуацию под контроль, иначе уведет его Минсока первый красавчик универа Ким Чонин и пиши пропало. У такого отбить парня было задачкой сложной, оно и не удивительно, будь Бэкхен обычным человеком, а не беспросветно влюбленным божеством, сам бы в Чонина втрескался без памяти. И впрямь пора действовать, подумал Бэкхен, когда Чонин, натянув премилейшую улыбочку, зашел в кофейню, где работал Минсок. Бен соскользнул с крыши, на которой любил наблюдать за работой возлюбленного, мягко приземляясь — кошачью грацию не пропьешь, кошак же по натуре, а кошки всегда приземляются на четыре лапы, ну, а в нашем случае на две, — на ноги. Насвистывая незамысловатую мелодию какой-то знаменитой поп группы, — ЕХО вроде, он, честно, не запоминал, — Бен вошел в кофейню. Улыбка сама по себе нарисовалась на лице, настроение как-то скакнуло вверх, и, даже излишне настойчивого, Чонина Бэкхен мучить не стал. А ведь всего лишь стоило увидеть самую красивую в мире улыбку Ким Минсока, чтобы превратиться в желе обыкновенное и не иметь возможности собрать мысли в кучу. — Два латте макиато с кокосовой стружкой и черничным сиропом пожалуйста, — Бэкхен облокотился о стойку, закрыв обзор на Чонина, и очаровательно улыбнулся, смотря точно в глаза Минсока, — и, может быть, сходим на свидание? Минсок опешил, открыв рот, словно рыба, которую выбросили на берег. Он уставился на незнакомца, как на идиота, совершенно не понимая, как вот так можно на первой же встрече звать на свидание. Да еще и на глазах у Чонина, парня, от которого Минсок был без ума. И который только что позвал его на свидание. — Он пойдет на свидание, но не с вами, сэр, — вмешался Чонин и, отодвинув бесцеремонно Бэкхена в сторону, наклонился к Минсоку и сорвал короткий поцелуй с приоткрытых губ, — я зайду за тобой вечером.***
В девятом перерождении Ким Минсок прожил долгую и счастливую жизнь рядом с человеком, от которого был без ума чуть ли не с первого взгляда. Хотя нет, при первой встрече он показался Минсоку жутким беспардонным придурком, но, старательно ухаживая и маяча перед глазами чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, смог доказать Минсоку, что он лучший мужчина в его жизни. Что ж, в том, что Бен Бэкхен потрясающий, Минсок нисколько не сомневался. И никакие первые красавчики университета Ким Чонины не смогут убедить его в обратном.