Доброволец

Ноги начали уставать от высоких каблуков, поэтому, войдя внутрь, она сняла туфли и пошла босиком. Она ни разу не была в его комнате, но помнила номер, который он как-то упоминал, и потому нашла ее без труда. На ее неуверенный стук дверь открылась и выглянул парень, чье лицо было усыпано веснушками. Впервые при виде ее он не улыбнулся своей задорной улыбкой, но все же в глубине души был рад видеть ее, пусть и последняя их встреча прошла весьма неудачно. Дампир отошел в сторону в приглашающем жесте, нервно почесав свою рыжую шевелюру. — Ох, в комнате становится жарко, когда в нее заходит Розмари Хезевей, — на кровати лежал Шейн — сосед по комнате, он щелкал программы по ТВ, но мелькала лишь реклама — минусы ночной жизни. — Что ж, оставляю вас наедине, голубки. Шейн поспешно выключил ТВ, встал с кровати и отправился к выходу, не замечая или игнорируя напряженную обстановку между голубками. В любом случае это было не его дело. В любом случае позже обо всем расскажет сам сосед по комнате или, на худой конец, Эдди Кастиль. — Здравствуй, Мейсон, — Розмари, несколько потупила взгляд, предстоял тяжелый во всех смыслах разговор. Она обняла себя за плечи и вздохнула чуть глубже. Тело все еще хранило еле ощутимый запах другого мужчины. Того, которого она любила, и из-за которого была здесь. — Роуз, — Мейсон перебил ее сразу, как только она собиралась начать говорить, словно знал, что сейчас произойдет. — Я бы хотел извиниться за все то, что наговорил тебе тогда. Ты не внушаешь мне сначала одну мысль, затем другую… Ты… Точнее я внушаю себе те или иные мысли, а потом, когда все оказывается иначе, злюсь. Я не хочу тебя торопить в… наших отношениях. Последние слова сильно резанули чувствительный слух дампирки. Розмари Хезевей трудно застать врасплох, разве что у ее наставника это отлично получалось на тренировках. И не только на них. Роуз присела на кровать, потупила взгляд на коленях, задев ноготком цветочный узор ее убийственного платья. Сейчас она не ощущала себя в нем так уверенно, как час назад, оно казалось ей неуместным в свете происходящих событий. Девушка еле заметно усмехнулась. Предполагалось, что зимние каникулы на лыжной базе будут весьма увлекательными и беззаботными. А что в итоге? Ее собственная мать поставила ей синяк под глазом, мужчина, которого она желала всем сердцем собирался уехать с другой, а сама она вот-вот разобьет сердце близкому другу. — Куда-то собираешься? — взгляд дампирки привлекла спортивная сумка на соседней кровати, из которой торчала наспех сложенная одежда и что-то еще, поблескивающее на свету. — Эм, нет, — Мейсон поспешно подошел к сумке и застегнул ее и загородил собой. — Наоборот, до сих пор не разобрал. Желание надрать тебе задницу на склонах полностью завладело мной. — Эшворд, даже если я дам тебе фору, ты проиграешь, — поддерживая шуточный тон, подразнила Роуз. Ситуация в комнате немного разрядилась. И почему нельзя оставить все как есть? Оставаться близкими друзьями, иногда слегка флиртовать и подшучивать друг над другом. Для нее это было бы замечательно. Проблема состояла лишь в том, что она сама позволила перейти грань друзей, дала надежду влюбленному парню, а теперь собиралась забрать ее обратно. Жестоко и весьма эгоистично. — Я пришла поговорить о том, что было, — тон Роуз вновь сделался серьезным, она взглянула в его голубые глаза. Что не говори, но Мейсон Эшфорд был привлекательным парнем. — Я разобралась в себе. — Уже? — вопрос сорвался быстрее, чем он смог обдумать его. С момента их последней встречи прошел день. Что такого произошло за день в жизни Розмари Хезевей, что она разобралась в себе? Роуз проигнорировала реплику парня. Она и правда разобралась в себе, определила для себя, чего она хочет, с чем ей придется смириться и чего она не получит, как бы не желала. Или кого. Однако все ее любовные терзания никоим образом более не должны были отражаться на Мейсоне. Она не имела права использовать его в попытке отвлечься, поэтому сейчас должна была высказать ему всю правду. Ну, или часть, минуя ту правду, где она представляет себя в объятиях своего наставника. Скорее всего, обнаженной. Определенно обнаженной. — Я не могу… быть с тобой, — как же сложно разбивать кому-то сердце, — Ты замечательный, но я не испытываю к тебе того, что ты ко мне. — И что же я испытываю к тебе? — Мейсон сел на свою кровать, локтями облокотился на колени и внимательно посмотрел на девушку, сидящую напротив. Для него она была прекрасна даже с синяком под глазом, пусть уже и еле заметным. Красное платье в азиатском стиле удачно подчеркивало ее фигуру. Хотя любая одежда могла подчеркнуть фигуру Розмари Хезевей. Он уже и забыл, что его привлекло в ней еще до их побега с принцессой Драгомир. Густые волосы? Кожа цвета миндаля? Темно-карие глаза? Нет, это было что-то гораздо глубже. Ее страстность, бойкость, бунтарство и, конечно, преданность своим убеждениям, близким людям. С такими людьми, как Розмари Хезевей, хочется быть рядом. И пусть порой Мейсон не понимал ее, она была невероятно близка ему по духу, и, когда он это осознал, он влюбился в нее. Что до Роуз, то она считала Мейсона привлекательным, довольно милым и в определенных моментах сексуальным. Целоваться с ним было приятно, но того характерного покалывания и ощущения близости не только тел, но и душ, она с Мейсоном не испытывала. Порой она даже жалела, что не смогла полюбить его. — Влюбленность, я думаю, — разговор получался до ужаса нелепым и затянутым. Она не решалась сказать слово «любовь», не хотелось верить, что Мейсон действительно любит и ее отказ дастся ему слишком тяжело. Роуз хотела быть уверенной, что Мейсона привлечет другая девушка. Мередит, например, питала к нему чувства. — Да, я не влюблена в тебя, Мейс. Прости, что говорю это, но для меня мы просто друзья, близкие друзья. Я отдам жизнь за тебя, если понадобится. — Ты готова отдать жизнь за меня, но не быть со мной, — Мейсон невесело усмехнулся и откинулся назад на кровать, схватившись обеими руками за голову и взъерошив волосы цвета осени. — Забавно, тогда к чему все это было?.. Я не злюсь на тебя, понимаю… стараюсь понять. Потому что я чертовски влюблена в своего наставника, но он решил идти дальше, так как наши отношения невозможны, поэтому я тоже пыталась идти дальше, дав тебе шанс, но не получилось. Нет, эту тираду она точно не скажет ему. Вместо этого Роуз повторила ранее сказанные слова: — Я не знаю. — Вы, девушки, сложный народ, — Мейсон говорил с улыбкой, стараясь разрядить обстановку, а внутри сердце его разрывалось. Вот она, та единственная, отказывает ему. А почему? Она не знает. — Прости меня, — повторила дампира, поднимаясь с кровати, ей срочно нужно было уйти отсюда, прекратить этот тяжелый разговор. — Надеюсь, мы все еще друзья? — Конечно, — Мейсон бросил это не задумываясь, глядя в потолок, а через пару секунду услышал тихий щелчок дверного замка. Она ушла. Он пролежал так еще с полчаса, пытаясь разобраться в собственных эмоциях, проанализировать эмоции Роуз. Словно, если он вспомнит все их общие моменты, он поймет, почему она сказала «нет». Неужели Адриан Ивашков показался ей достойным? Если не он, то кто? Был ли вообще этот кто-то или причина и правда крылась в более сложных хитросплетениях человеческой души, где просто «нет» означает «нет», за которым ничего не следует. Он винил ее. В том, что она позволяла флирт, в том, что она целовалась с ним, и, конечно же, в том, что была столь прекрасна и желанна им. И как только обвинительные реплики в адрес девушки были готовы вырваться в пустоту комнаты, Мейсон останавливал себя, прекрасно понимая, что она не виновата в этом. Он не был против этого флирта, не был против поцелуев и определенно не мог быть против ее великолепия. Он добровольно пошел на все это. Еще в четырнадцать лет Мейсон из очереди ухажеров Роуз вызвался самым первым добровольцем на страдания. В итоге размышления привели Мейсона от жалости к самому себе к злости, агрессивному порыву сделать что-то необдуманное, что-то, что поможет выплеснуть его эмоции, отпустить ситуацию. Донельзя паршивую. Дампир резко поднялся с кровати, наспех надел кроссовки и подхватил спортивную сумку, расстегнул ее и взглянул на серебряный кол, лежащий поверх запасной одежды. В конце концов убийство парочки стригоев в Спокане поможет Мейсону Эшфорду выпустить пар, верно? Или нет?