Тихо шифером шурша

Хару мог бы назвать три… нет, четыре причины ненавидеть Камбэ Дайске. И это если не думать, просто вот разбудили его ночью и сказали, мол «называй». Он назовет. А если дать ему хотя бы минутку вникнуть глубже — количество увеличится минимум раз в десять, и то если повезёт. В общем и целом, причин у Хару совершенно точно было достаточно. Только ненавидеть Камбэ Дайске почему-то не получалось совершенно. Камбэ Дайске хотелось трахнуть. Хорошо так, со вкусом, чтобы противное выражение чистейшего похуизма на смазливом личике сменилось наконец наслаждением. Потому что ну бесит. Хару вообще-то никогда не слыл озабоченным извращенцем, спящим с собственными напарниками, но Дайске выглядел ровно как человек, вполне вероятно его к этому когда-нибудь склонивший бы. Потому что сложно сдерживать свое (никем, кстати, не удовлетворенное) либидо, когда рядом вечно крутится какой-то как с подиума сошедший убийственный микс Джеймса Бонда и Илона Маска в плане финансового положения. Поэтому наверное у них с Камбэ и не заладилось: тот вечно хотел приобщить его к культуре поклонения себе, как божеству. Хару же упорно поклонялся скидкам в продуктовом и думать о нем не думал. Если только по ночам, но это, по скромному мнению Хару, в религиозные привычки все же не входит. К счастью. Короче, жили у бабуси два веселых гуся: козел и утка. Причем понять, кто из них кто, не взялся бы даже Хару (из чисто гуманных соображений и любви к животным). Жили — не тужили, орали друг на друга и согласны были всегда только в одном: друзьями им не стать никогда. И оказались в общем-то правы: дружба не сложилась. Зато сложилось кое-что другое, и Хару даже сейчас не мог понять, как докатился до жизни такой. Камбэ его трахнул. И ладно бы единожды; если прислушиваться к известным поговоркам, один раз — не пидорас, но даже тут Хару не повезло. Потому что случайный один раз постепенно превратился в чуть ли не ежедневный секс без обязательств. Нельзя сказать, что это Хару совершенно не устраивало — нет, все было в общем неплохо (только задница побаливала). За исключением одного неприятного факта: Камбэ хотел не только секса без обязательств. Стадий принятия неизбежного было пять, и Хару вновь убедился в своей абсолютной типичности. Сначала было отрицание. Оно появилось и стойко засело в груди тогда, когда Дайске приперся к нему домой с букетом. Точнее, сначала в дверь вошел букет, а вот за ним уже показался нос, видимо, Камбэ. — Это что? — под розами найти глаза Дайске не удалось бы даже небезызвестному Холмсу, так что Хару, чувствуя себя полным идиотом, разговаривал прямо с цветами. — Ты мне в квартиру зачем это притащил? — Вазу, — невозмутимо сказали розы голосом Камбэ. — И воду. В вазу. — Я по-твоему совсем идиот, да? — трогательно спросил Хару, вытирая слезы счастья сквозь желание врезать Камбэ по морде. — Я тебя спрашиваю: ты цветы нахер ко мне припер? — Да. — сказал букет. Хару, пусть и не был совсем уж гением, понял, что ответ, видимо, адресовался первому вопросу. Второй Дайске, разумеется, проигнорировал. Хару тогда решил, что Камбэ, наверное, таким изощренным способом решил его унизить. А что, очень в духе Дайске. Первая стадия была успешно пройдена. Этап гнева прошел куда более бурно, Хару до сих пор было стыдно перед соседями. Потому что когда над тобой несколько часов орет какой-то мужик, пользуясь, причем, лексикой настолько разнообразной, что некоторые эпитеты изобретались прямо по ходу, жизнь вряд ли становится похожей на сахар. Причем Хару орал бы, наверное, раза в три дольше, если бы Дайске ему хоть что-нибудь отвечал. Но тот стоял, как статуя, и молчал, как партизан — никакой фантазии. Хару сейчас, вспоминая повод своей тогдашней истерики, очень хотел бы уйти из жизни, желательно быстро и безболезненно. Потому что устраивать скандал из-за того, что тебе, видите ли, притащили три огромных пакета, какой ужас, фирменной одежды, — не совсем удел психически стабильных полицейских. Хотя Хару, конечно, с появлением Камбэ психически стабильным считаться резко перестал, но все же. Дайске, к его чести, даже аккуратно попытался узнать у Хару, что его, собственно, не устроило, чем едва не вызвал новую волну возмущения. Потому что ну идиотами не становятся — ими рождаются. Самым веселым был торг. За этим наверняка было ужасно интересно наблюдать со стороны. — Давай это будет не мне. — аккуратно сказал Хару и снова обвел взглядом большой и явно очень дорогой автомобиль. — Вот здесь сейчас стою не я, и автомобиль ты даришь не мне. Вот… девушка… девушка! Не хотите автомобиль? Давайте меняться: я вам отдаю вот его и автомобиль, а вы мне… э… да ничего мне не надо, только заберите пожалуйста! — Прекрати. — холодно остановил его Камбэ. И кивнул недоумевающей японке с пакетами наперевес. — Не обращайте внимания, он немного не в себе. Ну, знаете, чокнутый. — Не надо дарить мне машины только потому, что я с тобой сплю, — Хару же бушевал, размахивал руками и прекращать явно не собирался. — Давай ты просто будешь… — Хару, — с контрастно-каменным лицом рявкнул Дайске прямо ему в ухо. — Заткнись, пожалуйста, хоть раз в жизни, и возьми ключи. — Не возьму! — орал Хару. — Я готов тебе отсосать, только отвали от меня со своей машиной, я умоляю. И решил, что победил, потому что Дайске промолчал и отобрал у него ключи, все это время нервно сжимаемые в кулаке. Победил, как же. Потому что через мгновение Камбэ просто взял ключи и засунул ему в трусы. Оставаясь при этом на своей обычной волне похуизма. И вот она, проблема их отношений! Если Хару орет, что ему не нужен Мерседес — значит, ему не нужен Мерседес, нужно оставить его в покое и желательно трахнуть. А не засовывать ключи в трусы. Недопонимание между партнерами, между прочим — первый шаг к расставанию. Хотя тут было не совсем недопонимание, в конце концов, Дайске его все же трахнул. Прям в машине, ага, пусть наполняется незабываемыми воспоминаниями. Благо, поблизости никого не было. Хару на это надеялся. Депрессия прошла сравнительно мирно. Хару взял двухдневный отгул, бутылку коньяка и просто пил, рассуждая с собой же о плюсах и минусах серьезных отношений с Камбэ. Все сводилось к тому, что его ждало вполне неплохое будущее: отличный секс, отсутствие финансовых проблем, понимающий (ага) партнер и, опять же, отличный секс. Но все же что-то было не так. Хару пока не знал, что именно, но был уверен: их отношениям точно уготован бесславный конец. И вообще, ему до Камбэ, как до луны, наверняка Хару скоро ему надоест, и его выкинут, как игрушку, слишком уж все у них хорошо. Дайске вообще какой-то неправильный, как с таким встречаться? Он же совершенно безэмоциональный, а Хару необходима любовь и романтика! Зато упорства Дайске точно было не занимать: только он мог догадаться к концу импровизированного отпуска припереться к нему лично с типично каменным лицом и вопросом «что случилось?». Хару был слишком пьян, чтобы фильтровать мысли, так что высказал все, что думает о Дайске. Тот постоял, подумал и завалил его прямо в коридоре. Депрессия была позорно оборвана третьим оргазмом подряд. Принятие подкралось незаметно, принесло с собой поцелуи под дождем, прекращение сжигания дорогих подарков ночью при луне, новые нервные клетки и вообще счастье с радостью. Нет, конечно, они все так же ссорились (в основном Хару и в основном по долгу службы), но звонки и сообщения Камбэ больше не игнорировались, а соседи Хару по ночам смогли, наконец, спать спокойно. В отличие от домочадцев Камбэ, потому что в один прекрасный день тот просто и, как всегда, абсолютно безэмоционально, сообщил, что Хару теперь живет у него вместе с тремя своими чемоданами, книгами и бич-пакетами. И вещи, кстати, уже перевезли. Хару долго орал, скорее для приличия, потому что был, в общем-то, не против. Был бы против — Дайске уже бы числился в без вести пропавших.