Первый шаг

Эта сцена будет стоять у него перед глазами ещё долго. В пятне холодного света, исходившего от операционных ламп, творилось ужасное и отвратительно завораживающее Нечто. Двое мужчин свились в объятии у просмотрового кресла, захваченные моментом, безучастные ко всему, что происходит за стенами клиники и потому напрочь забывшие о предосторожности. Они словно бы украли немного времени у города с этим его бешеным, безжалостным ритмом и торопились побыть вдвоём. Чтобы узнать друг друга получше и успеть запомнить на тот случай, если одному из них суждено будет сгинуть в водовороте грядущих событий. Даже скрипнувшая решётка не заставила фигуры разъединиться. Пальцы беспорядочно скользили по шее, вискам, спине и бёдрам, притягивая их всё ближе и ближе… Непреложная истина; очевидный факт, который отказывалось принимать сознание Ви: они целовались. Горо Такэмура и Виктор Вектор. Целовались. Удивление и неверие выбили из рук Ви то, что он так бережно нёс всю дорогу до Брэдбери-стрит. Стаканчик горячего «Матапанга», как в замедленной съёмке выскользнул из вспотевшей ладони. Крышка слетела в полёте, густая жижа взметнулась длинным чёрным языком. Крупные алые ягоды посыпались из контейнера, что полетел вслед за кофе. Первый урожай возрождённой из небытия клубники. Ровной, как на подбор, и сладкой, словно поцелуй любимого человека. Ви два дня бегал за этой гордостью Биотехники по всему городу. Кое-как нашёл. По пятьдесят эдди за штуку. Двадцать ягод валялось теперь под ногами, вызывая желание немедленно раздавить их и с особым наслаждением втоптать в кафельный пол. Кажется, у Виктора уже есть своя «клубничка». Время убыстрилось, когда мужчины отшатнулись друг от друга. Такэмура застыл, как изваяние, высеченное изо льда, Виктор же наоборот дёрнулся к выходу. Он что-то говорил, поправляя сбившийся стетоскоп на шее, но Ви не слышал его из-за шума крови в ушах. Только одна ясная мысль тогда отчаянно билась в голове, пронзала всё естество – не верю, не верю. Не верю! Это неправда! Виктор без очков – всё равно, что без одежды. Сбросивший щиты, обнажившийся перед Горо, но не перед ним, не перед Ви. Он никогда не видел Виктора таким – взбудораженным, раскрасневшимся, растрёпанным. И никогда больше не увидит. Ви развернулся, оскальзываясь на вязкой каше передавленной клубники. Скорее, уйти отсюда. Убежать, скрыться, попытаться забыть. Но разве такое забудешь? Ви чувствовал, как что-то гигантское и тёмное поднимается у него внутри – чудовище, обдирающее когти о внутренности, ревущее от боли и острой обиды. Он немного пришёл в себя, когда дверь за стойкой Мисти с грохотом закрылась. Ви прижался к ней спиной, делая глубокий вдох, только сейчас замечая, что его трясёт, как в лихорадке. Мисти смотрела на него спокойно и без особого удивления во взгляде, будто врывающиеся в её магазин ополоумевшие наёмники – это что-то в порядке вещей. Вокруг курились благовония, глубоко звенели на записи ритуальные колокола и колокольчики; через входной проём просачивалось яркое полуденное солнце, смешиваясь с таинственной полутьмой «Эзотерики». Ви же был единственным деструктивным элементом в этой картине умиротворения и безмятежности. – Ты знала, – не вопрос, а констатация факта. – Да, – просто ответила Мисти; в руках её мелькала колода карт. Ви невольно засмотрелся на точные выверенные движения. С большой неохотой он оторвался от этого гипнотического действа и вгляделся в зелёные глаза. – Как долго? – всё естество Ви противилось этому допросу, но знать было необходимо. Как там говорит Вик, нарыв нужно вскрывать сразу? Чёрт. Это имя нельзя произносить даже мысленно. Впредь. – Больше недели, – Ви догадывался, что совсем недолго, но всё равно пошатнулся, как от пощёчины. Медленно, словно двигаясь в тягучей жиже, он добрёл до кресла, где когда-то любил сидеть Джек. – Я… – во рту было сухо и неприятно колко, – я, сколько с ним знаком, Мисти? Семь? Восемь месяцев? Почему так? – Иногда и одного дня бывает достаточно… – Мисти отложила карты и вздохнула. – Ви, он же живой человек! Ему тоже нужно с кем-то быть, понимаешь? Не только проводить дни и ночи в своём подвале, впаивая людям хром. – Но почему… п-почему не… – Ви было трудно говорить: спазм схватил горло, выдавливая какие-то жалкие хрипы вместо слов. – Не с тобой? – Ви едва заметно содрогнулся от этих слов. Мисти. Проницательная и мудрая Мисти, всезнающая и понимающая. Всё то, что неведомо или скрыто – ей показывают карты. Остальному же не спрятаться от этих пронзительных зелёных глаз. Вот и Ви с его плохо подавляемой щенячьей привязанностью Мисти видела насквозь. Все его слишком частые визиты к Виктору – по поводу и без, все его нечаянные и долгие взгляды, случайные неслучайные прикосновения, особые интонации, голос, подрагивающий всякий раз, когда Виктор треплет его по плечу или жмёт руку. Для Мисти всё было очевидно. Но, наверное, не для Виктора. – Ви, ты даже себе не можешь признаться, – Мисти облокотилась на прилавок, сочувственно смотря на Ви. – Знаешь, бывает так, что всю инициативу приходится брать на себя кому-то одному. И если вовремя не сделать первый шаг – его сделает кто-то другой. – Я как раз и шёл сегодня делать этот «первый шаг», – Ви диковато осклабился, разглядывая свои пустые руки, как будто вспоминал, куда делись кофе и ягоды. – Но, видимо, не судьба. Он тяжело опёрся о подлокотник и грузно поднялся. Нужно было двигаться дальше, отвоёвывать у конструкта собственную жизнь, бороться. Заказы от фиксеров не ждали, Панам тоже начинала терять терпение. Ему было чем заняться, и спасение своей шкуры шло первым пунктом в длинном списке неотложных дел. Только вот прежнего желания – выжить, во что бы то ни стало, – значительно поубавилось. – Мисти, я пойду. Много дел… – наверное, что-то в голосе Ви насторожило Мисти, и она порывисто схватила его за запястье, удерживая на месте. – Ну, ты чего, Мисти? Всё в порядке. Звони мне почаще, хорошо? Ви мягко разжал холодные пальцы, подержал их, согревая в своих ладонях, потом отпустил. Мисти молча кивнула, бледно улыбаясь. Когда Ви обернулся в дверях «Эзотерики» и окинул взглядом дорогой сердцу магазинчик, Мисти – такая сильная и такая хрупкая – уже снова ухватилась за карты. Как за спасительный якорь.