nocturnal serenade

      Зима выдаётся как-то глупая и слишком гадкая. Даже плюсовая температура ощущается мерзким и липким холодом, проникающим вглубь до самых костей. Дождь мелкой моросью покрывает лобовое стекло, отчего человек за рулём раздражается пуще прежнего. Крепко сжимает изящными пальцами руль и пытается высмотреть хоть что-то в молочной стене тумана на дороге. По картинке за окном можно подумать, что на улице пасмурный день, настолько бело вокруг. Но на трассе ни души, и только Чуя прорывается сквозь цепкие лапы стихии в ночи. Путь долгий, несколько часов до точки назначения, а курить хочется уже, прямо сейчас. Аж горло сжимает невидимыми тисками, заставляет дышать чаще, чтобы хоть как-то насытиться кислородом. В салоне полная тишина, не играет даже привычная в долгих поездках музыка, только стук капель о стекло. И он бесит, он проскальзывает в голову самой изощрённой из пыток, не позволяет думать ни о чем другом. Теперь Накахара прекрасно понимает, почему люди сходили с ума от этого, пусть и выматывает его не столько вода, сколько собственный разум. На приборной панели цифры электронных часов сменяются слишком медленно. Не покидает стойкое ощущение того, что время застыло. Одна сплошная петля с бесконечной белой дорогой и слишком громким для дорогого автомобиля шумом небесных слёз в салоне. Чуя отвлекается, следит за дорогой всего вполглаза, не может не думать. Кажется, даже слышит среди монотонного стука капель звон разбитого стекла. Звук разбитых мечтаний и дорогой посуды. Рука рефлекторно дёргается от воспоминаний, под перчаткой забинтованная ладонь, а под марлей - несколько порезов. Бокал лопнул прямо в руке, приятного в этом было мало. Только вот мысль о чужих губах, так старательно собиравших капли крови с нежной кожи, до сих пор вызывает легкую дрожь. Чуя как сейчас помнит окровавленные осколки на чёрном фаянсе дорогой гостиничной раковины и хочет к чертям собачьим выбросить эту картинку из своей головы. Она - напоминание о том, что ему довелось потерять в одну из тех тёмных безлунных ночей, когда улица немеет и до самого восхода скрывает под своим крылом всю грязь и мерзость происходящего в городе. В молочной пелене трассы проскальзывают два мутных огня, и на несколько секунд Чуя возвращается в реальность. Он усаживается поудобнее, кидает короткий взгляд на шляпу на пассажирском сидении и выдыхает. Скорость небольшая, едва-едва стрелка спидометра касается числа восемьдесят, но пейзаж настолько одинаковый, что впору волноваться о неисправности навигатора. Однако движущийся указатель на карте говорит о том, что всё в полном порядке.       Туман сгущается. Становится ещё белее, чем был, видно не дальше метра вперёд, но разве это может остановить? Добраться до дома, закрыться, убежать от жестокой реальности за бокалом вина. Чужие фары слепят глаза. Чуе думается, что это потому что он буквально засыпает, но теперь пляшущие перед глазами цветные круги мерзко давят на мозг, отдаваясь пульсацией в висках в такт. Невидящим взглядом рыжий упирается в стекло. Среди марева, плотного пухового одеяла, застывшего в воздухе, мелькает тень. Показалось? Наверное, всего лишь последствия яркого света. Или это сигнал мозга о том, что Чуя, кажется, окончательно сошел с ума, копаясь в омуте не столько ненависти, сколько самобичевания. Но чем дальше машина едет, тем чётче становится величественная фигура оленя, приближается, как в замедленной съёмке, проступает сквозь белизну чернильным пятном. И видит теперь Накахара её так, словно и нет никакого тумана, словно глаза не слипаются от нервов и недостатка сна. Олень упрямо смотрит на мчащийся автомобиль, а Чуя заворожённо глядит в спокойные и пронзительные тёмные глаза. Столкновение кажется неминуемым, но сознание включается в последний момент. Накахара выворачивает руль, выезжает на встречную, но там на него мчится другое авто. Сердце едва не выскакивает из груди, ещё один поворот руля, и автомобиль вылетает на попутную. Секунда, чтобы съехать на обочину, а организм заходится от переизбытка адреналина. Заглушить двигатель, поднять рычаг ручника. Чуя кидает быстрый взгляд в зеркало заднего вида, но там нет и следа оленя. Его как будто там и не существовало прежде. Кажется, всему виной никотиновое голодание. Говорят, что если терпеть достаточно долго, можно увидеть не то что оленя, но и самого Бога. Проверять это, конечно же, идея абсолютно глупая, даже абсурдная. Впрочем, как и идея пустить Дазая не только в свое жилище, но и в душу.       Рыжий с полустоном откидывается на спинку сидения и закрывает глаза. В голове всё так же, как и снаружи, за пределами теплого и уютного автомобиля. Бледно, тихо и до неловкого страшно. Ещё чуть-чуть, и сознание погребёт под собой Кракен. Оплетет своими мерзкими склизкими щупальцами, затащит в глубины никем неизведанные и там же сожрёт, раздробит все кости, превратит в кровавое месиво, как и сотни, тысячи других несчастных. И этот Кракен - собственное подсознание. Чуя немного оттягивает пальцами ленту чокера, как будто это поможет ему дышать, и трясущимися пальцами достаёт из бардачка пачку сигарет. Подкуривает неловко, неумело, не с первого раза зажигает огонь, и, сделав затяжку, откидывает голову на подголовник, закрыв глаза. Нет, это определённо видение, ничего общего с реальностью оно не имеет.       Всё вздор, глупость! Под закрытыми веками светятся цветные мушки, а по мере того, как запах сигарет наполняет салон, ещё полминуты назад бившее по ребрам сердце замедляется. Чуя открывает окно и смотрит в сторону, так и не убрав от лица руку с сигаретой. В висках все ещё пульсирует головная боль, но мысль о таблетках ускользает так же быстро, как и появляется, уступая место блаженной тишине. Накахара не хочет думать, упирается взглядом в одну точку, не замечает, что сигарета истлела до самого фильтра. Совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, проезжает несколько автомобилей, движение вырывает из забвения, заставляя лавину мыслей с новой силой накрыть Накахару. Чуя кидает в окно бычок и обессиленно сжимает кулаки. Ударяет по пассажирскому сидению и опускает голову. Накахара делает глубокий вдох, чтобы остановить бурю внутри, и выпрямляется. Тихо матерится, когда замечает пепел на брюках, и недовольно стряхивает его. Закрывает окно и заводит машину. Пальцы проскальзывают по ключу несколько раз, а Чуя снова ругается, ненавидя себя за эту слабость. И только приборная панель загорается, снимает ручник и выезжает на дорогу. Нужно просто добраться до дома.

В зеркале заднего вида удаляется размытый силуэт оленя.