***
Деку они так и не нашли. После возвращения в общежитие и официального начала их второго года обучения, Юэй едва была похожа на Юэй до всего этого. Глупо было ожидать, что, после всего произошедшего и происходящего, они бы всё также спокойно приходили на занятия, устраивали фестивали, устраивали вечера кино. Сейчас всё иначе. Сейчас Японии нужна любая помощь, так что свой второй год в академии класс 2-А начал сражением с очередным злодеем, почувствовавшим свободу и вседозволенность. Класс 2-А учится быть героями на практике немного иного рода, чем было задумано. Не то чтобы это кого-то радовало. Айзава-сенсей, упорно выражая безразличие, ясно дал понять, что, как бы в это не хотелось верить, Мидория Изуку собственноручно подал заявление на отчисление, добровольно ушёл, и больше не имеет никакого отношения к академии, студентам которой не разрешено действовать по собственной инициативе. Они ни разу не обсуждали это, удивительно, никто не заикался о поисках или погоне за бывшим одноклассником. Они просто выбирали патрули в абсолютно разных точках города, максимально прочёсывая всевозможные углы и подворотни. Но Деку словно испарился, умудряясь не попадать на камеры, которые теперь работают в режиме 24 часа в сутки по всей стране, не отсвечивая в новостных репортажах. На улицах сейчас страшно, в обществе царит хаос. Сенсей сказал это им просто так, тихо закрывая дверь кабинета. Был ли Мидория ещё в Японии, или, может, он уже где-то за пределами их страны. Америка? Ай-остров? Честно говоря, прошло уже достаточно много времени, он мог быть где угодно.***
Когда в тот день Шото нашёл у себя под дверью письмо, то происходящее осознал не сразу. Было ли это из-за того, что он не успел толком проснуться, или это из-за шока, вызванного содержимым письма — не важно. Он до сих пор прокручивает в голове урывки, написанные корявым размашистым почерком, словно заученные наизусть… Тодороки-кун, Наш первый полноценный разговор состоялся в день спортивного фестиваля. Тогда ты предположил, что я сын тайной любви Всемогущего и что моя причуда подозрительно схожа с его. Я не соврал тебе, я не его сын, но, ты был прав, да, насчёт причуды. Моя причуда — Один За Всех — была передана мне Всемогущим, и теперь Все За Одного и Шигараки следуют за мной, чтобы отнять её. Мне очень жаль… …хотел бы я рассказать раньше, но, это был не только мой секрет, понимаешь? Я не мог. Мне так жаль, что ты узнаешь об этом таким способом. Худший способ, на самом деле… Твоё письмо — последнее. Мне так много хочется сказать, но я действительно не знаю, что написать. Прости… Ты сейчас переживаешь трудные моменты. Все переживают. А я действительно ужасный друг, ведь я должен быть рядом, но, именно сейчас я рядом быть не могу. Прости меня, Тодороки-кун. Мне очень стыдно, я не уверен, что смогу когда-нибудь посмотреть вам, ребята, в глаза ещё раз, но я полностью уверен, что покинуть Юэй — единственное сейчас верное решение. Находясь рядом, я лишь буду навлекать опасность на всех дорогих мне людей, а это последнее, чего я хочу. Я понимаю, что поступаю очень эгоистично, но другого пути нет. Прочитав последнее слово, мозг перестал работать. Мидория действительно выбрал худший способ рассказать. Худший способ попрощаться. По громким голосам, доносящихся из общей комнаты, он понимает, что письма получили все. Мидория попрощался со всеми. Шото не задаётся вопросом, а всем ли он написал такой текст, не интересуется содержимым, не спускается к ним. Он просто сжимает в одной руке письмо с конвертом «Тодороки Шото», и не решается открыть дверь в чужую комнату. И когда он сюда успел прийти? Его мозг, опять начавший судорожно мыслить, понимает, что в комнате пусто, но глупое сердце отказывается. Надежда умирает последней, да? Не заперто. Его комната немного пугает. Всё заставленно товарами со Всемогущим: статуэтки, игрушки, одеяло, плакаты, журналы, даже тапочки. Всё здесь так и кричит — комната Мидории. Но, сейчас, находясь среди всего этого, он, наконец-то понимает — осознает — Мидории здесь нет. Нет в Юэй, скорее всего, дома тоже нет. Где он? По позвоночнику ползет лёд, замораживая, тело цепенеет. Всё застывает. Стук собственного сердца больше не глушит. Оно тоже понимает. Прости… Мне очень жаль… Находясь рядом, я лишь буду навлекать опасность на дорогих мне людей, а это последнее, чего я хочу. Глаза начало жечь, и рука сжала в кулаке бумагу. Быстро разжав ее, Тодороки снова посмотрел на письмо в руках. Почерк как всегда ужасен. Его письмо было последним, Мидория, наверное, торопился. Пробежавшись глазами ещё пару раз, убедившись, что ничего не пропустил, он аккуратно сложил бумагу, и уже почти положил ее обратно в конверт, вот только там было ещё что-то. Ещё один свёрток бумаги. Совсем маленький. Я… Послушай, я так много должен тебе сказать, но не так. Сейчас не время.***
Сейчас, медленно обернувшись, позволив взгляду зацепиться за знакомый капюшон, догорающий было уголёк надежды, вновь разгорается ярким пламенем, пуская по всему телу такое нужное тепло, а глупое сердце снова заходится в ритме… Мидория.