MIKA — Domani
— Давай начнём как никто, — говорит Мэтт, щурясь на взлетающий самолёт. Кит сидит рядом на блестящем капоте, под коленями шуршат истрёпанные ветром свадебные украшения, и чем выше поднимается белый с синими полосками «боинг», тем неотвратимее нарастает чувство утраты. Кит чувствует себя осиротевшим. Мэтт, наверное, тоже. — Уедем в другую страну, — продолжает Мэтт. Он всё ещё пьян и пытается утопить горе в огромном стакане бабл чая. Ветер треплет его развязанный галстук-бабочку — оранжевый, в цвет костюма. У Кита бабочка чёрная — он честно надел траур. Мэтт, похоже, пытался солгать. Себе в первую очередь. — Возьмём другие имена. Никаких больше дерьмовых воспоминаний. Станем жить так, будто встретились совсем иначе. Как будто ничего не было. Как будто мы стоим любви. Стоим того, чтобы за нас захотели сражаться. Он закидывает голову к небу, и у него начинают слезиться глаза. Киту солнце тоже кажется непривычно ярким после зимы. После космоса. После недель в тёмной тренировочной комнате, куда никому больше было нельзя. Широ говорил, он слишком тяжело свыкается с переменами. Широ был прав. Как всегда. У Кита тоже влажнеют глаза. От солнца, конечно. — Давай, — Мэтт суёт ему в руку свой стакан, — навсегда перевернём эту ёбаную страницу и никогда не станем на неё заглядывать. Как будто наша жизнь закончилась вот тут, — он проводит в пыли черту носком лакированного ботинка, — а дальше пошёл кто-то другой. Кит отпивает; чай на вкус как пиздец, и, может, в этом причина, по которой идея Мэтта начинает казаться на удивление привлекательной. — В другой город, — говорит Кит. Мэтт поворачивается к нему, изумлённый, словно только что очнулся от сна. Он не верит, и Кита это задевает неожиданно сильно. — Новая жизнь, — говорит он, глядя Мэтту в глаза. — Новые места. Новые приключения. Новые люди. Новая тачка. Новые мы. Только имена давай оставим. — Я хочу поменять своё на «Мануэль», — обиженно возражает Мэтт. — Как хочешь. Я оставлю «Кит». Выбирай город. Мэтт не думает ни секунды. — Сан-Франциско. Кит подхватывает с заднего сиденья свой рюкзак и снимает с ключей подаренный мамой брелок. — Тогда помоги мне. — Что ты делаешь? — удивлённо спрашивает Мэтт, но тут же спрыгивает с капота. — Прощаюсь со старой жизнью прямо сейчас! За бампером волочатся цветные ленты и привязанные на верёвку жестянки. Неудобные ботинки скользят по асфальту, но Кит продолжает упрямо толкать тачку к краю дороги, за которым несколько сотен футов отвесных скал. Мэтт не задаёт лишних вопросов — помогает, как Кит и просил, и у самого края позволяет себе только один вопросительный взгляд. Кит и сам задаётся тем же вопросом, но… — Её подарил Широ. И для нового Кита это ничего не значит. — Выбрасывать старые вещи — хорошая примета, — кивает Мэтт. Прошлое тяжело срывается с обрыва. Под душераздирающий скрежет железа по камням Кит и Мэтт перешагивают черту и покупают два билета до Сан-Франциско без багажа разбитых сердец и тёмных воспоминаний. — Давай сейчас, — предлагает Мэтт, пока они стоят у трапа, ожидая своей очереди. — Сделаем вид, что не знаем друг друга, и случайно сядем рядом. Кит пожимает плечами. — Давай. И первым ступает в салон. В полупустом самолёте он надеется лететь без соседа, но рядом тут же плюхается некто в слепяще ярком костюме. Кит отворачивается, но в иллюминатор бьёт солнце. Легче не становится. — Познакомимся? Меня зовут Мэтт. Кит смотрит на сияющую улыбку и осторожно жмёт протянутую ладонь. — Я думал, Мануэль. Мэтт заходится звенящим смехом. — Хотел родиться Мануэлем, но в последний момент передумал. — Кит. Кит Когане. — Красивая фамилия. Поделишься? Кит невольно смеётся. — Ты со всеми такой? — Нет, только с теми, у кого глаза как небо перед рассветом. Все колкие слова теряются в новой улыбке, и Кит думает — почему нет? Здесь, в новой жизни, где у его сердца больше нет хозяина, он вполне готов к неожиданному романтическому приключению. — Ладно, — говорит он. — Ладно что? — смеётся Мэтт. Кит гладит его по щеке и наклоняется ближе. — Может быть, поделюсь фамилией. — Вот как. — Мэтт смотрит ему в глаза из-под длинных ресниц и фыркает. — Я всё запомнил. Первый час полёта они перекидываются нелепыми шутками, а потом Мэтт засыпает у Кита на плече. Стюардесса укрывает его пледом. — Ваш жених такой милашка, — шепчет она, улыбаясь. — Уже муж, — поправляет Кит, и только в первую секунду это слово кажется неправильным. Она одними губами озвучивает «поздравляю!» и отправляется на помощь другим пассажирам, а Кит прижимается щекой к макушке Мэтта и, прикрыв глаза, повторяет «муж». Если им надоест эта игра, даже разводиться не придётся. Сан-Франциско встречает их фантастическим закатом. — Мне нравится здесь жить, — качает головой Мэтт, с восторгом оглядываясь по сторонам, — чувствую себя как дома. — Да, — соглашается Кит и берёт его за руку. Мэтт не выпускает его ладонь всю дорогу в такси до отеля. За ужином — в маленьком кафе волшебная паста, и Кит просит ещё одну порцию, — они выпивают ещё немного вина, но пьянит скорее обилие новых впечатлений. — Мне всё равно, где жить, — говорит Кит, пока Мэтт вгрызается в хрустящий десерт. — Выбери нам квартиру. У меня полно денег на счету. — У меня тоже. — Мэтт пожимает плечами. — А ты выберешь нам тачку. Ненавижу водить. — Может, купим сразу дом? — С бассейном? — А так можно? — Кто нам запретит! — Мэтт легонько толкает его в плечо, и даже от этого Кит едва не валится назад. Он совсем отвык от алкоголя за то время, что не был на Земле… а, стоп, он никогда никуда не улетал, и в его биографии не было ни разрушений, ни войн. У него нет ПТСР и кошмаров, а шрамы он получил в детстве, неудачно скатившись с горки в аквапарке. С очень большой горки. — Ох. Ты совсем раскис. Давай отведу тебя в постельку. Кит позволяет ему это, ведь они женаты, и для супругов помогать друг другу — обычное дело. Он висит у Мэтта на плече, еле переставляя ноги, и Мэтт столько подшучивает над ним, что к концу пути от смеха сам двигается с трудом. Они падают на кровать в обнимку, всё ещё в свадебных костюмах, и Кит говорит: — Мэтт Когане. Мне нравится. — О боже, — шепчет Мэтт, взволнованно округляя глаза, — мне тоже! Он снова не задаёт вопросов, да и к чему они сейчас? Кит обхватывает его лицо ладонями, долго смотрит в глаза и целует. Ему казалось, решиться будет сложно, но, стоит начать, он уже не может остановиться. Целоваться так легко, и вовсе не обязательно представлять, что это кто-то другой. Он и не представляет. В этой новой жизни они оба заслуживают любви, без «но» и без «если бы не». — Значит, первая брачная ночь? — озорно шепчет Мэтт, и Кит против воли заливается краской. — Клянусь, ты всегда будешь её помнить. Кит уверен, что так и будет. Снять долбаный костюм — уже почти оргазм. Растянувшись на прохладных простынях, Кит думает, говорить правду или нет, если Мэтт спросит. Мэтт не задаёт вопрос, которого он так боится. Он нарушает игру только один раз — когда шепчет так тихо, будто боится услышать сам себя: — Я не слишком далеко захожу? — Иди до конца, — ухмыляется Кит и обнимает его за шею так крепко, что больше похоже на болевой захват. Мэтт охает и смеётся. — Ты же хочешь мою фамилию. — Мы ещё можем обсудить будущее Кита Холта! — Мэтт отвечает блестящей ухмылкой и снова прижимается губами к губам, так сладко, что Киту хочется в нём утонуть, растаять без остатка, как сахар в абсенте. — Как насчёт Холт-Когане? Кит сгребает его за волосы, запрокидывает ему голову и целует в открытое горло. Обхватив его ногами, Мэтт перекатывается на спину, длинно стонет и с силой ведёт ногтями по его спине. — Всегда знал, что ты горячий. У Кита нет сил посмотреть на него с укором. И нет сил, чтобы устоять. Ах да, ему больше не нужно удерживать в узде свой темперамент. Он свободен. Он другой человек. Он счастливый человек, и ему хочется думать, что Мэтт счастлив не меньше. Вскрикивая под ним, Мэтт как минимум не кажется недовольным, и, в целом, Киту этого достаточно. На маленьком отеле с видом на парк настоял Мэтт, и утром Кит по-настоящему оценивает его идею. За окном щебечут птицы, сквозь густую листву пробивается солнце, и спящий рядом Мэтт кажется таким привычным и близким. Глядя на него, Кит представляет, что просыпался с ним уже тысячу раз. Что они поженились, прожив вместе пару лет, а до того были хорошими друзьями; что всё прочее и все прочие забылись как утренние сны, когда Кит узнал, что такое любить всерьёз. Он двигается ближе, и Мэтт поднимает ресницы, с улыбкой встречая его взгляд. — Доброе утро, любовь моя, — выдыхает он и утыкается Киту в ключицы. Он такой горячий после сна, и Кит, только что чувствовавший себя удовлетворённым, начинает дышать чаще. — М-м-м… Кит снова краснеет, когда его ладонь ложится между ног, и сразу напоминает себе, что такие пробуждения для них обоих в порядке вещей. После этого остаётся только удовольствие — и совсем немного смущения, от которого секс становится только слаще. — Я думал, что я озабоченный, — усмехается Кит, украдкой пропуская волосы Мэтта сквозь пальцы. С весёлым «пффф» Мэтт лениво целует его в грудь — между отпечатками собственных зубов, и Киту снова становится горячо. — Но оказалось, что озабоченный я? — Нет. — Кит приподнимается на локте, чтобы посмотреть ему в лицо. — С тобой хорошо. Глядя ему в глаза, Мэтт недоверчиво улыбается. — Правда? — Конечно. Разве мы не поэтому здесь? С кем попало не станешь начинать новую жизнь. — Я понял, — говорит Мэтт, — нам нужно общее сближающее приключение. Перед приключением они занимаются сексом ещё раз. Кита такая новая жизнь полностью устраивает. Кит говорит себе, что деньги на счету — наследство от дядюшки, которого он никогда в жизни не видел, и что он может потратить их на что угодно. У него больше нет причин беречь каждый доллар. Выезжая из автосалона, он чувствует себя королём. Мэтт, развалившись на соседнем сиденье, опускает на глаза солнечные очки и кладёт руку Киту на колено. — Я подумал, прежде чем где-то осесть, надо посмотреть все варианты. Как насчёт Сан-Диего? Погоняем малышку. Он нежно поглаживает ярко-жёлтое крыло кабриолета, его волосы развеваются, и Кит чувствует, как губы сами разъезжаются в улыбке, а в груди становится тепло. — Куда скажешь. — Это ещё «я тебя люблю» или уже «давай умрём в один день»? Кит хмыкает и выворачивает на хайвей. К вечеру Кита догоняет запоздалое раскаяние. Он может убежать от воспоминаний о потерянной любви и том, что язык не поворачивается назвать предательством, потому что Широ никогда ему ничего не обещал; он может убежать от прошлого красного, а потом и чёрного паладина, но от атаки галра на Землю не скрыться. Глаз привычно выцепляет следы недавно прокатившихся по планете сражений. Они повсюду — в трещинах на стенах, в оплавленных камнях, которые не везде успели заменить, и в глазах случайных незнакомцев. Никто не задаёт вопросов — едва ли Кита хоть кто-то узнаёт без знаменитого белого с красным доспеха, — но всё сложнее не задавать их себе самому. — Что, если я нужен где-то ещё? — наконец, решается он, когда они сидят на взрытом пляже и передают друг другу бутылку вина. — Что, если, пока я здесь… Сердце начинает биться чаще, пальцы начинают мелко дрожать, но Мэтт обхватывает его руку своей и твёрдо смотрит в глаза. — Кит, — он обращается к тому Киту, который в восемнадцать, ни на мгновение не засомневавшись, ушёл на войну, чтобы спасти свою планету, к Киту, который эту войну прошёл, к Киту, которого вся Земля помнит по красно-белым доспехам из зачарованного металла, — ты сделал достаточно. Кит закрывает глаза, отпивает и с трудом заставляет себя проглотить. Мэтт двигается ближе, обнимает его за плечи, поглаживает по голове, и именно этого Киту так много раз ужасно, невыносимо не хватало. — Ты не обязан каждую секунду что-то делать для других. Ты просто такой же человек, — продолжает Мэтт и, весело хмыкнув, добавляет, — ну, может быть, не совсем человек как биологический вид, но, думаю, ты меня понял. Кит опускает голову ему на плечо. Сейчас оправдаться солнцем не получится — закат был полчаса назад, но Мэтт делает вид, что не замечает его подозрительно мокрые ресницы. — Сам подумай, — продолжает он, — разве не для этого мы всё это прошли? Кит никогда не спрашивал, что прошёл он. — Мэтт, — говорит он, и ему плевать, что голос так паршиво сбивается, — а если представить, что я — это я, а не какой-то счастливчик, переживший весь этот пиздец без единой царапины, ты бы уехал со мной в Сан-Диего? — Конечно, — не раздумывая, отвечает Мэтт, — я ведь сейчас здесь. Улыбнувшись, Кит целует его в щёку и утыкается лбом в висок. — Давай отсюда в Лос-Анджелес. Всегда мечтал погонять по миру на тачке. — Я тоже. Давай. Только сделаю кое-что. Он вытаскивает из рюкзака Кита свой пад и, не меняясь в лице, разбивает о камень. Кит делает то же самое. В маленьком прибрежном мотеле, где никто не спрашивает документы, они представляются другой фамилией и снова снимают номер с одной кроватью. Засыпая у Мэтта в объятиях, Кит снова представляет, что он кто-то другой. Прошлое всё ещё чертовски горькая штука, и ему не хочется отравлять сладость этого вечера. — Кит, — тревожно шепчет Мэтт, и Кит раньше, чем открывает глаза, хватается за обёрнутый ремнями нож на тумбочке у кровати, — Кит, а если я правда поменяю имя на Мануэль, ты всё равно будешь со мной? С трудом разлепив глаза, Кит переворачивается на спину и отпихивает нож на место. — Да. — Это дурацкое имя! — Мэтт включает лампу над изголовьем. Он не на шутку взволнован. — Совсем не то что Мэтт! — Хочешь, я тоже поменяю имя на Мануэль? — Чтобы мы оба были Мануэлями? — Конечно. — И как нас тогда все будут различать? — Шутишь? По цвету волос, конечно. — А когда мы поседеем от старости? — Квизнак, тогда мы поменяем имена обратно! Или на какие-нибудь другие! — Кит выключает лампу и притягивает его к себе. — Я не бросил бы тебя. Ни из-за имени, ни ещё из-за чего-нибудь. В смысле, мне не нужны идиотские причины, чтобы свалить на родную планету и не оставить координат. Мэтт громко всхлипывает. — Грёбаные роботы, — бормочет он. — Я думал, у неё есть чувства. — Я думал, у меня тоже, — горько говорит Кит, прижимая его к себе. — Но у меня как будто ничего не осталось. Ни боли, ни обиды, ни злости. Ничего. Они ничего больше не говорят, но Кит не засыпает, пока Мэтт не успокаивается и не расслабляется в его руках. Утро встречает их солёным ветром и таким ярким солнцем, словно не было никаких космических войн. По пути к пляжу Кит хлопает по крылу свою ослепительную машину и невольно улыбается — так она хороша. На пляже они с Мэттом снимают кеды и ступают в волны. Холодновато, чтобы купаться, но Кит никогда не может устоять перед водой. Откусывая от сэндвича, Мэтт идёт рядом. Он всё ещё кажется заплаканным и немного несчастным и не пытается это скрывать, как Кит не пытается скрывать усталости и опустошённости. — Мне так хреново, — говорит Кит, остановившись. Мэтт тормозит, обогнав его на пару шагов, и оглядывается. — Я не знаю, станет ли когда-нибудь лучше. Не знаю, что бы со мной было, не окажись ты рядом. Не знаю, что бы я сделал. — Ты, — Мэтт толкает его пальцем в лоб, и Кит неохотно поднимает взгляд, — сделал то, что сделал. Уехал в Сан-Диего. Кит моргает, и страх отступает, а пульс перестаёт так частить. У Мэтта на щеке крошки, яркая рубашка застёгнута не на те пуговицы, и он всё ещё невообразимо сонный; глядя на него, Кит — настоящий Кит, Кит, помнящий так много всего, что хотел бы забыть, — чувствует что-то новое. Что-то неожиданно яркое и светлое, прорастающее сквозь его тёмную, загнанную вглубь сердца любовь, не спорящее с ней, но делающее её другой. Что-то, что могло бы помочь ему с ней жить. Что-то большее, чем простое утешение. — Спасибо, что уехал со мной, — шепчет он и, нежно стряхнув крошки, целует Мэтта в губы. Ему так нравится целоваться. — Оу, — улыбается Мэтт, — ощущается по-новому. И Кит думает: Мэтт знает ответ на вопрос, который Кит так боялся услышать. Или как минимум догадывается. Ну и пусть. От того, что всё происходящее больше не игра в новую жизнь, Киту легче и тяжелее одновременно. Наверное, он себя выдаёт, — или не так уж хорошо притворялся, но Мэтт отстраняется, хоть и не выпускает его из объятий. — Кит, — говорит он удивительно спокойно для человека, который только что собирался с кем-то заняться сексом, — ты можешь сказать, что не хочешь. Я не обижусь. — Я хочу, — измученно говорит Кит и думает, что сам бы себе не поверил. Но это правда. — Я просто… — Если хочешь представить на моём месте кого-то другого, всё в порядке. Я не обижусь. Не нужно называть имён — оба знают, о ком он, и одного этого достаточно, чтобы Кит вскипел. Он швыряет Мэтта на спину и за горло прижимает к кровати. — Помнишь, что ты мне сказал? — хрипит он. Мэтту на щёку падает слезинка, и ещё одна, но Кит не чувствует ничего, кроме бешенства. — Что каждый из нас стоит того, чтобы за него захотели сражаться. Я не хочу, чтобы со мной в постели был кто-то другой, когда есть ты. Не хочу, чтобы ты думал, будто я ещё один, выбравший не тебя. Он разжимает пальцы, и Мэтт заходится кашлем. — В следующий раз, — хрипит он и без всякой обиды пихает Кита коленом в бок, — когда захочешь в чём-нибудь признаться, можешь не держать так крепко, я не убегу. Киту становится стыдно и запоздало страшно, но Мэтт не даёт ему шанса. В конце концов, они всё ещё голые и возбуждённые, и Кит всё ещё хочет — поцелуев, секса, невыдуманных историй любви, в которых есть место для такого, как он, и, может… — Давай поженимся в Вегасе, — говорит он. — Квизнак с ней, с новой жизнью. Если я умру в ёбаном космосе, хочу, чтобы у меня была двойная фамилия. — Нет, детка, — улыбается Мэтт и сжимает его бёдрами, притягивая к себе, — с двойной фамилией я не позволю тебе так глупо умереть. Тот Мэтт, которого знал каждый в Галактическом Гарнизоне, пошутил бы про смерть от избытка секса или вроде того, и Кит почти хочет услышать эту шутку, но реальность к нему жестока, — нет никакой шутки, и Кит как идиот улыбается в поцелуй. — Скоро доедем? — Не терпится обменяться кольцами? — подначивает Кит. — Пошли на хер кольца! — объявляет Мэтт, подняв руки над лобовым стеклом. — Я не хочу, чтобы у нас было хоть что-нибудь обыкновенное! Кит смеётся и прибавляет газу. Ему больше не нужно придумывать новую жизнь. Та, что есть, как оказалось, тоже вполне ничего. Уговорить пастора в костюме Элвиса подняться с ними на башню совсем не так сложно, как Кит ожидал. Хватает небольших чаевых и документов с узнаваемыми фамилиями. — Не передумал? — подшучивает Мэтт, когда они едут в лифте на вершину «Стратосферы», и пихает Кита локтем в бок. — Ещё не поздно удрать! — Нет, — фыркает Кит и целует его, пока на табло не перестают мелькать цифры этажей. — И не надейся. — Надеюсь, — криво улыбается Мэтт и сжимает его руку, — ты не захочешь удирать. Стрёмно будет одному кататься на местных аттракционах. — Ребята, я на минутку, срочный звонок! — извиняется пастор и отстаёт на пару шагов, а Мэтт тянет Кита на обзорную площадку, под которой тысячи и тысячи огней. — Пока не началось, — говорит он, и Кит почти хочет, чтобы он пошутил, но Мэтт совершенно серьёзен, когда прислоняется к перилам и смотрит ему в глаза, — нужно сказать кое-что. — Говори, — кивает Кит и почему-то начинает волноваться. — Я думал, из моей затеи ничего хорошего не выйдет, — Мэтт всё ещё сжимает его руку, и от этого у Кита в груди становится слишком тепло, — а теперь даже представить не могу, что могло быть иначе. Спасибо, что согласился подбросить меня в аэропорт. — Я люблю тебя, — говорит Кит первое, что приходит в голову, и пугается — но сразу за тем вспоминает, что больше не нужно бояться. И скрывать тоже нечего. — Это моя фраза, — растроганно смеётся Мэтт, притягивая его к себе. — Тогда скажу твою. Я готов за тебя сражаться. — Я здесь! — восклицает пастор, заставив Кита вздрогнуть. — Формальности мы уладили, время для самого интересного! Можете обменяться символами вашей любви! Кит первым берёт с подушечки белую хризантему и затыкает Мэтту за ухо. — Тебе идёт, — улыбается он и гладит его по щеке. — И тебе. — Мэтт возится дольше — не удерживается от соблазна поиграть немного с его волосами, пока ищет для своей хризантемы идеальное положение. — Самое время для поцелуя! — Пастор взмахивает блестящим жезлом. — Объявляю вас супругами! Пожелания сыплются из него одно за другим, но Кит едва их слышит — Мэтт целует его так, что подкашиваются колени, и Кит не знал, что так бывает. Всё происходящее настолько похоже на безумный романтический фильм, что Кит почти не удивляется, когда за спиной Элвиса поднимается шаттл. Недовольно оторвавшись от его губ, Мэтт поворачивается на шум двигателей — и бледнеет. На Земле немного белых шаттлов на алтеанских двигателях, и до Кита тоже начинает медленно доходить. — Без обид, ребята, я просто законопослушный гражданин! — выкрикивает пастор и поспешно скрывается. Кит не может его осуждать — не каждый решился бы оказаться на пути у его матери. Она, впрочем, не выглядит ни удивлённой, ни взволнованной, в отличие от Широ — он белее собственного кителя. — Кит, — выдыхает он, — Мэтт! Слава небесам, вы живы! — Конечно! — возмущённо восклицает Мэтт. — Что с нами могло случиться?! — Мы не смогли с вами связаться, — спокойно говорит Кролия, — и хотя рядом с машиной не было никаких следов крови, Широ всё равно волновался… Кит холодеет, впервые представив, как их побег выглядел для всех, кто не знал предыстории, — а Мэтт издаёт жалкий испуганный звук, потому что из шаттла появляется тяжёлая артиллерия. — Я жду объяснений, — сурово говорит миссис Холт. — Их не будет! — заявляет Мэтт и делает то, чего Кит ждёт меньше всего, — прячется ему за спину. Остаётся только расправить плечи и храбро посмотреть в лицо опасности. Не может же Кит подвести. Раньше, чем он придумает хоть какие-то оправдания, Широ стискивает его в объятиях. — Я так рад вас видеть, — шепчет он, и Кит больше не чувствует себя осиротевшим, когда крепко обнимает его в ответ. Первое утро в статусе обладателя двойной фамилии Кит встречает в небе над Лас-Вегасом, в отеле башни «Стратосфера» под шелест мощного кондиционера. Мэтт спит, уткнувшись Киту в плечо, вокруг по подушкам рассыпаны лепестки хризантем, и, может, не такое будущее Кит себе представлял, но эта новая жизнь определённо стоит того, чтобы за неё сражаться.27-29.03.2021