All-In

Утро очередного дня началось для Аянги с гудящей от похмелья головы и до отвращения счастливого соседа, пересматривавшего какое-то видео в своём телефоне. Видео завывало на разные голоса и сводило к нулю все попытки Аянги остаться гуманным и невинным перед Уголовным кодексом. Когда чаша терпения (ладно, чашечка — кофейная, буквально на два глотка) переполнилась, Аянга совершил самоубийственный бросок к постели соседа по комнате, вырвал телефон у него из рук и уже хотел выключить, но так и замер, окутанный нехорошим предчувствием. Помутневшее было от резкого рывка зрение восстановилось и выхватило собственное раскрасневшееся и поплывшее лицо на экране смартфона. Аянга мог бы дать голову на отсечение, что сам он ничего подобного не помнил. — Скажи, круто? Я всё записал! — сосед выглядел счастливым, а ещё подозрительно свежим и отдохнувшим. Словно это не он вчера вливал в себя алкоголь прямо из бутылки, перед этим во всеуслышание объявив, что стаканы — для слабаков. Как и закуска. Как и разумная мера. Как и основные принципы смешивания алкоголя в отдельно взятом человеке. Аянга отчётливо помнил, как сосед полировал добытую где-то с огромным трудом дорогущую водку плодово-ягодным винишком. Как так вообще получилось? Почему Аянга выпил каких-то пару стаканов… Может, пару пар… Однако именно ему сейчас было так плохо, что хотелось принять яд. А сосед, сволочь такая, похоже, был в ладах со своей алкогольдегидрогеназой, потому что продолжал веселиться — во многом благодаря и тому, что Аянга выглядел так, словно его пожевали и выплюнули. — Что это? — несколько раз сглотнув горькую слюну, Аянга смог наконец сформулировать простой вопрос. — О-о-о... Это жемчужина вчерашнего вечера. Я бы сказал, эпохальное событие… — пафосным тоном возвестил сосед, но потом внезапно сел на своей кровати, спустил ноги на пол и с неподдельным удивлением взглянул на кислое лицо Аянги: — Ты реально не помнишь? — Я реально не помню, — Аянга прищурился, в глубине души крайне заинтересованный, каким обстоятельством считалось похмелье: отягчающим или смягчающим. — Тогда посмотри, — сосед поднялся и от души приложил Аянгу по плечу, явно попытавшись выразить поддержку. От этого акта дружелюбия Аянга покачнулся и ощутил, как его внутренний мир устремился наружу. Он откинул смартфон от себя, как ядовитую змею, и рванул к туалету, готовый скорее свернуть себе шею, чем после убирать свой «внутренний мир» с пола. Вдоволь наобнимавшись с фаянсовым другом, Аянга ещё долго полоскал рот, плескал себе в лицо водой и думал, что с этого стоило начать. С этого, а ещё с бодрящего контрастного душа. Особенно бодрил контраст между холодной и очень холодной водой, но в студенческом общежитии выбирать не приходилось. Кое-как освежившись и перестав наконец чувствовать себя как несвежий покойник, Аянга вернулся в комнату, где обнаружил соседа заметно погрустневшим. Причина такой перемены в настроении была очевидна: экран мобильного телефона был густо покрыт сетью трещин. Аянге, наверное, стоило бы чувствовать себя виноватым, но в энергосберегающем режиме неравной битвы с похмельем организм отключал все функции, не способствующие выживанию, в том числе и совесть. — Посмотрели, твою мать, — мученически вздохнул сосед, после чего секунду подумал и заявил: — Ладно, я тебе так расскажу. Всё равно у народа запись осталась, мы все снимали. — Не уверен, что хочу это знать, — Аянга принялся вытирать голову полотенцем. — Я переживу, если ты не перескажешь мне, что я вчера говорил… — Не переживёшь, потому что мы поспорили на ящик пива, — благодушное настроение возвращалось к соседу так же быстро, как у Аянги испарялось желание жить. — И что-то мне подсказывает, что ты можешь начинать копить деньги. — Сука, — прошипел Аянга, до глубины души задетый очередным намёком на его прискорбное финансовое положение, но, похоже, только сильнее порадовал соседа. Бессмертным этот ублюдок себя считал или что? — Как скажешь, — он пожал плечами. — А ты долбоёб. И я не уверен, что это лучше. — Если ты из-за своего дурацкого телефона… — начал было Аянга, но сосед только усмехнулся по-инквизиторски: — Да хер бы с ним! Я всё равно менять собирался… А долбоёб ты потому, что только долбоёб мог бы на такое поспорить. Ты поспорил? Поспорил! Следовательно, ты долбоёб и есть. Поздравляю! Аянга едва удержался, чтобы не напомнить, что, вообще-то, он здесь староста. И что каждое новое оскорбление существенно снижает шансы соседа на пропуск пары без уважительной причины. И на поблажки при выборе темы курсового проекта. И на многие другие плюшки, доступные друзьям старосты. Вместо этого он напустил на себя независимый и равнодушный вид, чтобы поинтересоваться: — На что я поспорил хоть? — На благосклонность Юньлуна, — соседу, похоже, так сильно хотелось об этом рассказать, что он даже ломаться не стал. Зато в ту же минуту поломался Аянга. Ему показалось, что он услышал звук, с которым в его мозгах случилось короткое замыкание. И даже палёным запахло ощутимо. Горела задница Аянги и его уверенность в том, что он переживёт сегодняшний день. Он и до этого лишний раз опасался приближаться к своему сокурснику, Чжэн Юньлуну, чтобы не напороться на презрительный взгляд или острое словцо. А сейчас, похоже, должен был и вовсе обходить по дуге. И лучше бы в каске и бронежилете. Было в Юньлуне нечто такое, что заставляло Аянгу нервничать. Высокий, худой, как скелет, с лицом христианского мученика однокурсник одним своим хмурым видом заставлял Аянгу держаться подальше. И одновременно не сводить с него глаз. Как-то раз на просторах сети Аянге попался ролик про клетку Фарадея. Генерируемые молнии завораживали зрителя, но пугающее низкое гудение удерживало их от любых действий. Не нужно быть гением, чтобы понимать: тронешь — ёбнет. Юньлун тоже мог ёбнуть. Так ёбнуть, что бежать потом Аянге до самых степей Монголии. — Ёбаный свет, — кое-как справившись с шоком, резюмировал Аянга. — Нахуя я это вообще сделал? Я же даже пиво не люблю! — Так тебе и не придётся, — сосед усмехнулся этак подленько, и Аянге тут же захотелось запустить ему в голову первым же попавшимся предметом. Да вот хоть письменным столом. — Ты, главное, нам его купи — и всё. Если не зажидишь, то даже не скажем Юньлуну, что ты на него спорил. — Вот же сука, — Аянга отбросил в сторону сырое полотенце, которое незаметно для себя успел скрутить в подобие висельной петли, тяжело рухнул на свою постель и спрятал лицо в ладонях. Ему срочно нужно было хоть какое-то решение. Кого ограбить, чтобы рассчитаться с долгом, или кого убить, чтобы спрятаться от гнева Юньлуна за тюремными стенами. Решения не было, денег не было тоже. Конечно, можно было бы написать брату, признаться во всём и попросить помочь под честное слово, но Аянга бы скорее руки себе отгрыз. Да сейчас он бы и голову себе отгрыз, чтобы никогда больше. Жаль, что уже ничего нельзя было сделать. Разве что замутить какую-нибудь самоубийственную хрень… Аянга так испугался мысли, что пришла ему в голову, что остатки похмелья тут же растворились в волне чистейшего концентрированного адреналина. Вдаваться в детали было натурально жутко, как красться ночью по кладбищу. Но красться всё равно было надо, поэтому Аянга очень осторожно, будто даже воображаемый Юньлун мог навешать ему пиздюлей, попытался себе представить, как возьмёт Юньлуна в долю. А что? Если проигнорировать стойкий флёр обречённости камикадзе, идея была даже гениальной. Не можешь победить пиздец — возглавь его! Осталось только сообщить об этом Юньлуну и посмотреть на его реакцию. И продумать путь отступления на случай, если Юньлун всё-таки идею не оценит. Колонизировать Марс Аянге не слишком хотелось, но даже эта перспектива казалась ему пригляднее, чем одалживание денег у брата. Тот не должен был убиваться на трёх работах из-за того, что Аянга не умеет пить. Подбодрив себя подобным образом, Аянга встал и принялся одеваться. Уж если ему предстояло погибнуть сегодня, то хоть не в растянутых трениках и выцветшей футболке. Зачесав всё ещё влажные волосы назад, он решительно выдохнул, прочитал про себя шаманский заговор на удачу и вышел за дверь, даже не обернувшись на потрясённое «А ты куда?» вслед. Куда-куда! Недалеко! К счастью, комната Юньлуна располагалась всего через три двери. Будь она хоть немного дальше, Аянга точно растерял бы свою решимость по пути. А так ведомый девизом «Слабоумие и отвага!» Аянга не только добрался до нужной двери, но ещё и вошёл в чужую комнату без стука. Потом только, уже открыв дверь и переступив порог, подумал, что за это Юньлун точно ёбнет. Ох как ёбнуло! Аянга даже пошатнулся, уцепился за дверной косяк, словно утопающий за соломинку. И глаза распахнул, круглые, как плошки для риса. Сонный, лохматый и близоруко моргающий Юньлун выжег Аянге мозги как напалм. — Что такое? — Юньлун на ощупь нашарил на тумбочке очки и нацепил их на нос. — Аянга? В голове пронеслось банальное «Твоей маме зять не нужен?», высокопарное «Выходи за меня!» и совершенно инстинктивное «Хочу тебя себе». Аянга с трудом сглотнул ком из собственных мыслей и невесть откуда взявшихся необъяснимых желаний и выдохнул, пока мозги не отказали совсем: — Сделка интересует? — Выкладывай, — Юньлун кивнул, подтянул к себе ноги… и подбородком указал на освободившееся место на своей кровати. Господь милосердный, Господь всемогущий! Земля под ногами Аянги закрутилась быстрее. Пришлось подышать, по одному отцепить побелевшие пальцы от дверного косяка и медленно, как к эшафоту, приблизиться к чужой постели. Если бы ещё час назад кто-нибудь Аянге сказал, что он сам пойдёт к Юньлуну, он бы первый плюнул фантазёру в лицо. И себе бы плюнул, чтобы даже соблазна пофантазировать не возникало. А сейчас вот пришлось аккуратно пристроиться на самый краешек кровати, чинно сложить руки на коленях и опустить глаза. Щёки и уши под пристальным взглядом Юньлуна тут же запылали коммунистическим знаменем. — Мне очень неловко… — начал Аянга, но Юньлун, по-видимому, уже полностью проснулся и вспомнил, что он язва и ехидна: — Я вижу. Твоим лицом можно воду кипятить. Что за сделка? — Я не уверен… что ты не выкинешь меня в окно, — Аянга решил, что честность — это лучшее оружие в борьбе за свою жизнь в данном конкретном случае. Ему нужно было только пережить несколько унизительных минут и всё откровенно рассказать. — Я тоже не уверен, — из Юньлуна получился бы на редкость хреновый мотиватор. — Мы поспорили, что я подружусь с тобой! — Аянга решил опустить все детали, потому что успел сообразить: каждое его лишнее слово только раздражало Юньлуна. — А ставка? — тут же отреагировал Юньлун, а Аянга как-то растерялся даже. Он-то приготовился как минимум к прицельному пинку двумя ногами. Или к грубым выражениям. Да он сам бы, откровенно говоря, обложил хуями любого, кто подкатил бы к нему с подобными новостями. А Юньлун неожиданно флегматично накручивал прядь длинных волос на палец и терпеливо дожидался ответа. И дождался. — Какая ставка? Да, Аянга не был оратором. Не в той ситуации, когда за несколько минут довелось пережить крах своего мировоззрения и, похоже, сексуальной ориентации. Если до этого Аянга ещё мог думать о чём-то кроме такого притягательного, но такого холодного, как айсберг, Юньлуна, то теперь все его мысли крутились вокруг способа, который мог бы удержать их рядом друг с другом. Без варианта с похоронами в братской могиле, разумеется. — На что поспорили? — устало вздохнул Юньлун, а щёки Аянги стали ещё горячее. По многим причинам, разумеется. Но сильнее всего от того, как томно, чувственно Юньлун вздохнул. Внизу живота будто кастрюлю с кипятком опрокинули: жар раскатился от макушки до пяток. Но думать об этом было нельзя, тем более на пороге неминуемой смерти, поэтому Аянга собрал поджавшиеся яйца в кулак и выдал правду-матку как есть: — На ящик пива. — Подними до двух — и я в деле, — Юньлун улыбнулся невинно, прищурил глаза — и Аянгу душевно ёбнуло снова. Как? Как он так мог вообще? Только что смотрел как на говно, ей-богу, Аянга мог в этом поклясться, и тут же совсем другое лицо: губки бантиком, бровки домиком. А не пошёл бы он в задницу? М-да… Аянге пришлось притормозить, потому что эта самая задница тут же почуяла сногсшибательное приключение. Мозги за ней решительно не поспевали, поэтому Аянга всё же уточнил: — До двух? В деле? — Скажи, что согласен, только ящиков нужно два, — как несмышлёнышу объяснил Юньлун, а потом добавил, перед этим сладко потянувшись всем своим длинным костлявым телом: — Я пиздец как пиво люблю! «Ты пиздец, а я люблю тебя. Кажется», — мелькнуло у Аянги в голове, но он решил пока не заморачиваться. Не думать, не паниковать и не просрать шанс, который выпадает раз в тысячелетие. — Я скажу, — он торопливо кивнул и даже не пошевелился, когда Юньлун снова попытался лечь. Только вздрогнул, когда его мягко толкнули в бедро. — Эй! — Юньлун снова сел и даже пальцами у Аянги перед носом пощёлкал. — Ты всё? А то я спать ещё хочу. Тоже люблю пиздец как. Пиздец, да. Юньлун пиздец — и Аянге тоже пиздец. Г — гармония. Пришлось подниматься, нелепо махать Юньлуну рукой, вроде как на прощание, а потом выметаться в общий коридор и там долго приходить в себя, судорожно дыша и надеясь, что никто не заметил джинсовую палатку в районе молнии. Надеясь, что Юньлун её не заметил. Кое-как очухавшись, Аянга вернулся в свою комнату, куда за время его отсутствия подтянулись и остальные участники вчерашнего пари. Мятые и потрёпанные, они жадно хлестали воду из принесённых с собой бутылок и явно заранее планировали, как будут опохмеляться свежим пивом за счёт проигравшего. — Я хочу повысить ставку до двух ящиков! — с порога заявил Аянга и чуть в одночасье не стал серийным убийцей. Но посмотреть на то, как вчерашние собутыльники давились и кашляли, было даже приятно. Поэтому Аянга просто стоял и смотрел, чувствуя в этом руку кармы. После стольких унижений этого дня Аянга заслужил перерыв и несколько минут мстительной радости. Наконец все несостоявшиеся жертвы террористической атаки откашлялись, отплевались и отошли от первой, самой острой фазы тотального охуения. А сосед Аянги по комнате даже пошёл дальше, озвучив вопрос, наверняка терзавший и всех остальных: — А схуяли? — Ну что значит «почему»? — Аянга нервно дёрнул плечом. — Я подумал, что это слишком… малая плата за то, что мне нужно сделать. — Да за два ящика ты с ним переспать должен! — прозвучало из зрительного зала, и теперь уже Аянга поперхнулся воздухом от возмущения. Ещё чего! В смысле он бы с радостью, но кто ж ему даст? То есть он бы и сам дал, если б Юньлун захотел… — Это уже слишком! — Аянга заставил себя собраться. — Это уже вы охуели. — Три ящика, —дрогнувшим голосом сосед поднял ставку, и Аянга начал колебаться. Как там Юньлун сказал? Что он пиздец как любит пиво? Так вот, будет ему пиво! Целых три ящика. И самого лучшего! А в придачу будет ещё и Аянга со всеми потрохами. Сгорел сарай — гори и хата, да! — Только пивас по выбору победителя! — Аянга пристальным взглядом обвёл свою притихшую компанию, убедился, что все его услышали, а потом снова вышел за дверь, чтобы подышать и подумать, рискнуть ли ему здоровьем ещё раз или лучше сразу звонить брату, чтобы тот заказал билет в один конец до Ордоса. С долгими раздумьями не срослось. Все мысли вылетели у Аянги из головы, как перелётные птицы, убравшиеся на зимовку в тёплые края, а с ними чуть не вылетела и душа: Юньлун неспешно двигался по коридору ему навстречу. И улыбался. Своими невозможными губами, глазами… У него даже брови участвовали в этой сумасшедшей улыбке. И Аянга чувствовал себя одновременно и влюблённым идиотом, и подельником. И тоже улыбался, даже не думая, не выглядит ли при этом полным придурком. — А ты… куда идёшь? — Аянга с трудом заставил разъехавшиеся губы снова шевелиться и выговаривать слова. — На кухню, — Юньлун неосознанным движением руки убрал за ухо волосы, а у Аянги в ту же секунду случился инфаркт, инсульт и разрыв всех сосудов разом. От этого жеста у него реально даже в глазах потемнело ненадолго. А когда посветлело снова, с кристальной ясностью стало понятно: он в полной заднице! — А с тобой? Я могу с тобой пойти? — Аянга и хотел бы не блеять рядом с Юньлуном, как глупенькая овечка, но пока его желания не совпадали с возможностями. Скудного запаса внутренних сил едва хватало на короткие фразы. — Ну давай, — Юньлун пожал плечами, мол, не вижу никаких препятствий, а потом добавил: — Если ты голодный, я могу на двоих приготовить. — Ты можешь на мне жениться! — выпалил Аянга быстрее, чем успел вспомнить, что они всё ещё стояли посреди коридора в общежитии. То есть там, где уши и глаза были не только у стен. И что он разговаривал, кстати, не с подружкой, которая бы левую руку дала на отсечение, лишь бы надеть на правую обручальное кольцо, а с Юньлуном, который за такие слова мог и в табло прописать. Мог бы, да не прописал. Только засмеялся, и от этого его низкий и густой, как растопленный шоколад, голос зазвучал особенно волшебно. Аянге осталось только слюни вытереть и с самым отстранённым видом поправить джинсы. Кто вообще придумал делать их такими облегающими? Сию минуту Аянга чувствовал каждый мелкий зубец молнии своим членом и молился только, чтобы мощь металла не сдалась под мощью его желания. — Давай не сегодня, — похоже, Юньлуна всерьёз развлекала эта ситуация. А вот об Аянге этого сказать было нельзя. На секунду ему даже обидно стало оттого, что его отвергли, пусть и гораздо ласковее, чем он изначально рассчитывал. Из-за этого он едва не пропустил те несколько слов, которые в буквальном смысле перевернули его жизнь с ног на голову: — Сначала тебя должна одобрить моя мама. *** Аянге казалось, что у него в ушах до сих пор шумело неласковое холодное Жёлтое море, по сравнению с которым руки Юньлуна, то и дело пробиравшиеся под куртку, просто обжигали своим жаром. Как ещё ожогов от них не осталось? На всякий случай Аянга даже одеяло приспустил, чтобы ещё раз убедиться, что на животе не отпечатались ладони Юньлуна. — А мне показать? — Юньлун как раз вернулся из кухни с двумя стаканами: пиво для себя и сок для Аянги, давно отказавшегося от пьянок в пользу здорового желудка и сохранения неприкосновенности личной жизни. — Ты там всё уже сто раз видел, — Аянга опустил одеяло, устроился поудобнее и, немного подумав, добавил: — И не только видел. — Да уж что есть, то есть, — Юньлун недвусмысленно потыкал языком себе за щёку и ухмыльнулся, когда под тонким одеялом снова зародилась жизнь. — Никак не привыкну, что ты такой впечатлительный. — Я тоже никак не привыкну, что ты такой, — Аянга забрал у Юньлуна из рук стаканы, пристроил на тумбочку, а потом резко дёрнул Юньлуна за руки на себя. Уронив, перекатил по кровати, зажал своим телом и с наслаждением ткнулся губами за ухо. — Какой? — Юньлун, похоже, нисколько не возражал против такого обращения. Он, как выяснилось, вообще мало возражал, если то, что предлагал Аянга, ему нравилось. Главное, чтобы предложения поступали из короткого списка приоритетов: сон, секс, еда, пиво, котики. Список Аянга составил методом проб и ошибок, зазубрил и теперь всеми силами старался от него не отступать. И сейчас, похоже, его старания должны были вознаградиться. Во второй раз только за этот вечер. Инструмент для награждения, горячий и соблазнительно твёрдый, Аянга чувствовал своим животом, инстинктивно ёрзая и пытаясь устроиться так, чтобы почувствовать и там, где его особенно не хватало. — Эй, Гацзы! — Юньлун не мог не заметить, что Аянга уже поплыл. Теперь уже пришла его очередь перехватывать инициативу, чтобы без долгих прелюдий совместить победителя и его награду. — Газцы, приём! Какой я? — Охуенный! — выдохнул Аянга, ощутив наконец Юньлуна внутри своего тела. — Ты такой охуенный… Я не знаю… Далун, правда… Я же… — Аянга запнулся, потому что Юньлун не только внимательно слушал, но ещё и бёдрами двигал так… вдумчиво. Неспешно, с оттяжкой и в таком умопомрачительно чувственном ритме, что у Аянги тут же начал отъезжать чердак. — Ты говори, говори… — Юньлун ещё и подначивал. И двигаться почти перестал, придурок такой! Ведь явно же намекал, что не видать тебе, Аянга, оргазма как своих ушей, если ты сейчас не продолжишь то, что так неосмотрительно начал. — Я говорю, — Аянга даже не пытался скрыть, каким он был слабым. Перед Юньлуном и его способами убеждения у него не было никаких преимуществ. — Я говорю, что я… Я не знал даже… Я думал, что ты… Когда я пришёл тогда… — Ты не стараешься, — Юньлун прищурился и снова замер, как будто ему было всё равно, продолжать или нет. И от этого Аянге хотелось обижаться и кусать губы: он-то еле дышать мог, так его пробирало и трясло от напряжения. А этот, этот… — Я стараюсь, — пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. — Я думал, что ты… Выкинешь меня в окно. Или что по морде мне дашь. И даже потом… Когда я рассказал про новую ставку. А ты согласился так просто… И сейчас мы здесь… — Ты же не думаешь, я надеюсь, что это всё только из-за пива? — вдруг хмыкнул Юньлун, а у Аянги от неожиданного напряжения встали дыбом волосы на загривке. — Не думаю, — Аянга ведь даже не соврал. С того момента, как Юньлун разрешил ему пойти с собой на кухню, угостил завтраком, а потом не выставил из своей комнаты до позднего вечера, Аянга уже не думал. Не было у него душевных сил на рефлексию и поиск скрытых мотивов. Он просто кайфовал от каждого момента, который удавалось с Юньлуном разделить. От домашнего имени, доверенного ему в первые же дни их спонтанного сближения, от вопросов об Ордосе, овечках и детстве в степи, от завтраков и ужинов, которые Юньлун готовил лучше любого повара с тысячей мишленовских звёзд, от близости, которая имела полное право стать неловкой, но неожиданно оказалась просто волшебной и крышесносной… — И тебе даже не интересно? — Юньлун очень ловко манипулировал, сочетая интонации своего невозможного голоса с плавными движениями бёдер. — Интересно, — шёпотом ответил Аянга, отчётливо понимая, что скоро и этого он больше не сможет. Юньлун, похоже, задался целью вытрясти из него душу и теперь был полностью на этом сосредоточен. А если Юньлун на чём-то сосредотачивался, он этого непременно и добивался. У Аянги просто не оставалось ни малейшего шанса. — Ты мне нравился. Даже без вашего дурацкого спора, — Юньлун, сволочь такая, порнодемон из преисподней, ещё даже не запыхался. А у Аянги в груди будто сверхновая взорвалась. На несколько секунд он ослеп и оглох, а когда смог снова связаться с реальностью, то осознал, что желанное удовольствие теперь оказалось невероятно близко — только руку протяни. — Далун, — губы шевельнулись, но звука не получилось. Впрочем, похоже, Юньлун и так отлично всё понял. Иначе зачем он тогда наклонился, мазнул губами по уху и шепнул с болезненной нежностью: — Пиздец как я тебя люблю, Гацзы!