Уязвимость

«Не делай этого. Пожалуйста» «Ты же обещал мне…» «Я разочарована в тебе» «Ты мне противен»

***

       Докатился. Доигрался. Доврался.       Густое облако ненужных мыслей туманило голову хлеще выпитых литров алкоголя. А назойливый внутренний голос, словно самый главный критик, добивает ехидно-едкими фразами. Сложно вспомнить, когда я последний раз пил простую воду. Да и зачем, если под рукой всегда есть бутылки с дорогими этикетками? «Я предпочитаю виски, ну или на крайний случай коньяк» Да что ты говоришь? А чего же сейчас вливаешь в себя всё, что под руку попадётся? Лениво мазнув взглядом по баррикаде из бутылок в дальнем углу, я не спеша облизнул губы, помедлив лишь секунду, а в следующее мгновение метнув в ту сторону недопитую стекляшку бренди. Бутылка не разбивается, лишь падает создавая эффект домино расплескав алкоголь. Глаза медленно моргают, разум раз за разом подкидывает жалящие душу воспоминания картинками. Грудь тяжело вздымается, набитая свинцовыми пулями, которые вбивались её словами и своими собственными поступками за которые хотелось вышагнуть в окно на встречу неминуемому концу. Прислушиваясь к ощущениям, я понял, что чувствую злость сам на себя, щемящую тоску по ней и острую потребность в том, с чем так тщательно пытался бороться. А пытался ли? На негнущихся ногах я поднялся с пола, пошатываясь и неловко ступая прошёл к окну настежь его распахивая. Казалось, будто я неделю провёл в самом страшном концлагере. Впрочем так и есть, события прошедших дней напоминали жесточайшую пытку. Меня пытала сама жизнь, испытывая на прочность самым изощренным способом. Сколько я уже не спал? Третьи сутки уже пошли. Неплохо. Идём на рекорд. Я бы и рад закрыть глаза, открыв их где-то в другой жизни. В жизни, где нет её разочарованного, прожигающего насквозь взгляда и поджатых губ, которые так хотелось зацеловать до припухлости. Где нет колких фраз, которые я, признаюсь, заслужил целиком и полностью. Где есть банальное спокойствие и вера в светлое будущее. Боже, тебе уже тридцатник на носу, а ты ещё в облаках витаешь. Наворотил дел, теперь расхлёбывай. А ещё проще захлебнуться. Я увяз по самое небалуй в этой трясине проблем. Люди в таких ситуациях даже не пытаются брыкаться, уходят на дно и даже не сопротивляются. А я, в очередной раз создав себе глобальный пиздец, строю из себя страдальца. А какого было ей? Законченный эгоист. Она была всем. Теперь ничего нет. Ты поставил ту жирную, грязную точку, больше похожую на кляксу. Твоя вина. Медленным взглядом оглядываю себя в отражении окна и ночной Москвы. Сказали бы мне год назад, что я буду выглядеть так… Подавлено? Нет. Жалко. Я бы уверенно покрутил пальцем у виска отстегнув пару фраз о невменяемости говорящего это мне. «Ты жалок, Егор. Посмотри до чего ты сам себя довел!» Фразы сами по себе плавают в голове, пытаясь осесть надолго, впиваясь в подкорку. Весьма успешно. Бледно-болезненное лицо, впалые щёки, отросшая колючая щетина и огромные синяки под глазами. Под белой, почти прозрачной кожей виднеются синие нити. Кости выпирают, будто пытаясь прорвать тонкий барьер, стараясь причинить больше боли. Куда уж больше? Заостряю внимание на сгиб руки у локтя. Среди витиеватых переплетений вен вижу пару следов от иголок. Одна из них оставлена катетером, до конца не затянувшаяся рана. Она запомнится мне надолго. На всю оставшуюся, никчемную, блядскую жизнь. Ещё пару тройку дней назад на то место подключали капельницу, через которую в меня вливали препарат, «который очистит ваш организм, Егор Николаевич». Существует ли препарат, который чистит разум и лечит боль, палящую сердце? Вливайте мне его литрами. Почти с грохотом я падаю на пол, вытягивая уставшие ноги. Облокотившись спиной на подлокотник дивана всё так же смотрю на ночную Москву. Город бурлит людьми и движением, даже в такое время не изменяя себе. В отличие от меня. Глаза невольно закрываются от тяжести. Веки будто налились свинцом и я даю волю усталости, прикрывая их на минуту. Ошибка.

***

***       Ласковое солнце только появляется из-за горизонта, озаряя красочным отливом утреннее небо. Ленивые лучи скользят по нашим босым ногам, заставляя ещё больше расслабиться. Море успокаивающе шумит волнами, изредка касаясь ступней, как бы напоминая о себе. Лежать вот так просто, на брошенном прямо на крупную гальку пиджаке и тонуть в тёплых объятиях друг-друга. Словно мы подростки из какого-то американского фильма. Впрочем, я ничего не имею против. Маленькая ладошка покоится на моей груди, а мои пальцы выводят на ней незамысловатые узоры. Её волосы разметались по моим плечам, время от времени щекоча шею, когда блондинка поднимала взгляд на меня. Просто хорошо быть рядом. Быть вместе.  — О чём ты думаешь? — тихий полушёпот сорвался с девичьих губ, опасаясь прервать такой поистине сказочный момент. Её глаза внимательно вглядываются в мои, словно пытаясь увидеть в них ответ.  — О том, как бы сейчас остановить время и лежать, лежать, лежать… Я так давно не отдыхал. Набрался сил и готов горы свернуть, — улыбка расползлась по моему лицу. Блондинка закусила губу, будто пытаясь не улыбнуться мне в ответ. Но попытка провалилась и её пухлые губы тоже тронула искренняя, лучезарная улыбка. В следующую секунду она слегка поддалась вперёд, не целуя, нет, лишь провела слегка холодным носом по моей щеке. Почти невесомо. — Колючий, — слегка усмехнулась девушка, а я уже не в силах сдерживать желание, поцеловал такие манящие губы. Хотелось ущипнуть себя, сделать побольнее, чтобы поверить в реальность происходящего. Она ответила на поцелуй, прижимаясь ближе своим хрупким телом, будто пытаясь утонуть в моих объятьях. Воздух в лёгких закончился и нам пришлось отстраниться друг от друга. Она до сих пор смущается, её выдаёт лёгкий румянец. — Ты такая красивая, — я медленно облизываю пересохшие от частого дыхания губы. Блондинка смущённо отводит взгляд, ковыряя тонким пальчиком ткань пиджака. Осторожно, будто касаясь хрупкого фарфора, подхватываю пальцами её подбородок, возвращая взгляд серых глаз на себя. Я тону. Тону в этих пытливых омутах не в силах выбраться. Да и не хочу. Мне нравится. — Не смущайся и слушай — меня внимательно: ты самая красивая, милая и нежная. А ещё иногда хитрая, но это только добавляет остроты, — ухмыляется, но послушно слушает, — ты очаровательная, особенно по утрам, когда пускаешь слюни в подушку и хмуришь брови во сне, как сейчас, — тихонько смеясь провожу большим пальцем между её бровей, как бы стирая складку между ними, — и я буду говорить тебе подобные вещи каждый божий день. Потому что люблю тебя, Клав. Вот так, искренне и почти по-детски. Влюбился, как пятиклассник. Представляешь? С интересом наблюдал, как ещё секунду назад нахмуренные брови удивлённо — поползли вверх. Я впитывал каждое её движение. Чтобы запомнить, заучить наизусть. Чтобы отпечаталось в памяти на долгое время. Поднимаю её ладошку, не сводя взгляда с лица, и целую прямо в середину, оставляя влажный след. В следующее мгновение возвращаю ладонь на прежнее место, на сердце. Чувствуй мой пульс и знай, что это со мной творишь ты. — Я тебя люблю, Егор. Хочу, что бы ты тоже это знал, хотя, по-моему, все итак понятно было, — удивительно робкий поцелуй в краешек моих губ. И неописуемая нежность в глазах. Дамы и господа, я в плену. И имя ему — Клава Высокова.

***

***       Буквально насильно открывая глаза, корчась, как от сильнейшего удара в солнечное сплетение, я устало провожу руками по лицу. Пытаюсь стереть воспоминания. Слишком больно получать новые отметины на сердце. Достаю из кармана помятую пачку сигарет, выуживаю одну и чиркаю зажигалкой почти на автомате. Густой дым проникает в разум, пытаясь скрыть в себе картинки, которые предательски подкидывало сознание. Пагубная привычка, которая ей не нравилась. Каждый раз, когда я закуривал при ней, она смотрела на меня, словно пытаясь прожечь дырку во лбу. Дотягиваюсь до мобильника проверяю уведомления. Ни одного звонка от неё. Но зато с пару сотен исходящих от меня, но ни на один я не получил ответа. А ты как думал? Выпишешься из больнички и она будет ждать тебя дома с распростертыми объятиями и горячим ужином? Охуевший вы человек, Егор Николаевич! Я не вернулся в квартиру даже за вещами, трусливо сняв себе номер в отеле и отвалил на ресепшн крупную сумму, чтобы не доёбывались до меня. Не смогу вернуться туда, где всё пропитано ею, нами и счастьем. Счастьем, по осколкам которого я хожу босиком, получая глубокие порезы. Пальцы сами открывают галерею и я словно мазохист впиваюсь взглядом в наши фотки. Вот она сонная, собирается вылетать на гастроли. Вот она смотрит прямо в камеру довольно улыбаясь, держа в руках огромное ведро мороженого. Вот мы вместе смотрим фильм, я тогда арендовал весь кинотеатр, что бы нас не увидели лишние глаза. Воспоминания. Нестерпимая боль.

***

*** — Егор, ещё раз спрашиваю: что это? — спокойный, но напряжённый тон. Поджатые губы и вопросительный взгляд. Она не любила повышать голос. В её политике всё решать спокойно. Но находка, которую она мне демонстрировала на вытянутой руке, слегка брезгливо держа двумя пальцами, выбила блондинку из колеи. Да что уж тут, я бы сам охуел, если бы нашёл у неё такое. Мнусь под её взглядом, судорожно пытаясь найти слова. Оправдания. — Для начала успокойся, солнышко. Я сейчас всё объясню, договорились? Дай мне это, — осторожно забирая из её рук шприц, я откладываю его на журнальный столик. — Давай сядем? Она ждёт. И нервничает. Я вижу это. Кусает губы, мнёт пальцами ткань своего халата. Но послушно садится на диван, а я аккуратно присаживаюсь рядом. Такая домашняя, уютная и напуганная. Моё сердце в груди сейчас колотилось с невиданной скоростью. Я знал, что рано или поздно всё тайное становится явным. Вот сейчас это время настало. Главное подобрать нужные слова. Слегка поддаюсь вперёд и переплетаю наши пальцы. Большим пальцем успокаивающе поглаживаю тыльную сторону её ладони. Да кого ты обманываешь? Ты не девушку свою успокаиваешь, а себя самого. — Это не то о чем ты подумала. Это витамины, для организма. Их нужно вводить внутривенно. Врач прописал для восстановления после гастролей. — Вижу, не верит. Но молчит и ждёт продолжения спектакля одного актёра. Уёбищная отмазка, на двойку с натяжкой за красивые глазки. — Что ты дуру из меня делаешь, Егор? Не нужно врать. Говори честно. Ты употребляешь наркотики? — острый взгляд припечатывает меня к дивану. Чувствую, как под футболкой собираются капельки холодного пота. Ещё одна попытка: — Нет, ты с ума сошла? Я же говорю — витамины! — пытаюсь смотреть куда угодно, только не на неё. Так нагло врать любимому человеку прямо в глаза? Моральный урод. Девушка вырывает свою руку из моей. Встает на ноги и я за ней. Невольно натыкаюсь на её взгляд. Он буквально пропитан неверием, злостью, обидой и чем-то ещё… Отвращением? Разочарованием? Страхом? Да, всё вместе. Отличный коктейль. Смешать, но не взбалтывать. — Ты хоть сам себя слышишь? Веришь? Не ври мне. Ты знаешь, это едва ли не единственное за что я не прощаю. Как давно ты этим занимаешься? — голос на грани срыва, но она пытается держать себя в руках. Она сильнее меня, я это уже давно понял. Мечусь глазами по комнате, как загнанный в угол зверёк. Облизываю пересохшие от волнения губы. Нужно принимать решение: сказать правду и попытаться сохранить её доверие, или соврать, но риск отвернуть её этим от себя слишком велик. Тяжело вздыхаю и будто набираюсь храбрости. — Четыре месяца. Бум. Это приговор. Слышу, как Клава поражено вдыхает воздух. Это не должно было получится так. Слишком глупо и болезненно. А в голове крутятся лишь слова: Пожалуйста, останься.Пожалуйста, останься… Пожалуйстапожалуйстапожалуйста. Останьсяостаньсяостанься.  — Четыре месяца?! Боже, ты наркоман… Ты хоть понимаешь, что с собой делаешь?! Зачем? Ответь мне! — она пытается проникнуть ко мне в душу и вытрепать ответы собственноручно. Но вдруг она резко встаёт с дивана, — впрочем неважно. Не отвечай. Значит ты сделал свой выбор и видимо не в пользу наших отношений. Фраза пулей пронзает мою грудь и выбивает весь воздух из лёгких. Она разворачивается на пятках и делает пару шагов к спальне. Нет! Я с дрожью в пальцах ухватил девушку за руку, притягивая к себе вырывающееся тело. Она что-то кричала, колотила кулачками по моей груди и даже почти вырвалась, когда я сжал руку на её талии чуть более ощутимо. Она подняла полные злобы глаза и в них стояли слёзы. Маленькая капелька первой проложила дорожку по щеке к подбородку. Не выдержав, я прижался губами к солёной дорожке, пытаясь как-то успокоить колотящееся сердце. — Зачем, Егор, зачем? — голос пропитан отчаянием. — Почему ты мне не сказал? Карточный замок под названием «доверие» рушится прямо на моих глазах благодаря мне же. — Что бы я сказал? Здравствуй, родная, а я сегодня пустил по вене, чтобы не вываливать на тебя всё дерьмо с работы и расслабиться после гастролей? Или: любимая, я обдалбливаюсь наркотой, когда ты думаешь, что я очень занят на студии? Ты бы меня и слушать не стала. — Но ты даже не дал мне выбора своим поступком. Это уже не простые шуточки. Это — зависимость. Болезнь. — Она безжизненной куклой обмякла в моих руках. Будто все силы из неё выжали, как из губки. — Послушай, я брошу, обещаю! Только поверь мне, пожалуйста. — Она смотрит стеклянным взглядом, от которого мурашки пробегают по спине. Тогда я впервые увидел её такой. — Дай мне шанс.

***

***       И дала. Поверила и поддержала. Боже, только тогда я начал осознавать, какая она сильная. Моя маленькая девочка. Уже не моя. Но я сдержал обещание. Я пошёл на лечение и реабилитацию. Скольких денег мне стоила анонимность… Но данное ей обещание было важнее. До определённого момента. Последней каплей стал уход с лейбла. Для публики это был уход, а на деле Пашу откуда-то узнал про мой «секрет» и сказал, что таким у них не место. Я попросил только за Клаву. Что бы её не коснулось моё положение. Но она и без меня бы справилась, я уверен. Справляется же сейчас.

***

***       Я ввалился домой, как слон в посудную лавку. Слава богу Клава на студии допоздна. Впрочем, я знал, что разговор с начальством ничем хорошим не закончится. Но в глубине души всё же таил надежду. Мне так хуёво. Им было похер, что я чист уже два месяца. Похер, что прохожу лечение у лучших врачей страны. Они пекутся о своей репутации. Хотя может оно и правильно. Но в тот момент я был поглощён ненавистью. В первую очередь к самому себе. Стоит отправить одну смс на давно заученный номер и новая доза в моём кармане. Я не отдавал себе отчёта. Мне нужно было забыться и расслабиться. Иду на кухню, по пути неосторожно задеваю кружку и она летит со стола на пол, разбиваясь вдребезги. Как и моё осознание происходящего. Я засунул внутренний голос в самый дальний угол. Выложил на стол зажигалку, новую дозу и несколько «старых» шприцов, которые лежали в заначке про которую я так вовремя вспомнил. Достал из ящика с приборами столовую ложку и рывком выдернул из брюк ремень. Заученные движения, доведённые до автоматизма. Противно самого от себя. Опустился до такого, Булаткин? Иди нахуй. Доза препарата быстро распространяется с кровью по организму, голову начинает слегка кружить, дурманя. Я отключился на одиннадцатом шприце.

***

***        Проснулся на больничной койке, из вен торчали трубки капельниц. Голова адски разрывалась, а непослушное тело ломило от каждого движения. Язык присох к нёбу так, что мне буквально пришлось его болезненно оторвать, облизывая потрескавшиеся губы. Медленно оглядев помещение, — я понял, что ничего не помню кроме новости о том, что я больше не артист чёрного лейбла. Воспоминания приходят постепенно заставляя сердце сжаться от осознания всего пиздеца. Безумно хочу пить. Пытаюсь набрать больше воздуха в лёгкие. Вдыхаю глубже и пытаюсь подать голос: — Эй! На удивление это сработало. В дверь вошла полноватая девушка с чёрной косой и карими глазами. Она оценивающе меня оглядела и сверилась с показаниями приборов на мониторе. В следующую секунду она подошла ближе, рассматривая мое лицо: — Как вы себя чувствуете, Егор Николаевич? — Хуёво. Пить. — Меня хватило лишь на два сухих слова. Девушка понимающе кивнула и быстренько сбегала за стаканчиком воды. Прохладная влага заметно помогла. Разум начал проясняться, в горле перестало першить. Нужно расспросить её побольше. — Что со мной? — Вы ничего не помните? Это нормально. Вас привезли на скорой с передозировкой наркотическими веществами. С передозом. Бум. Вторая пуля прошла насквозь грудной клетки. Я сорвался. Мысли бурным потоком мечутся в голове не давая уцепиться хоть за одну. Осознание происходящего медленно приходит ко мне. — Как я здесь оказался? — Вас привезла девушка. Она была в ужасающем испуге, когда врачи пытались реанимировать вас. Пару раз сама давала ей валерьянку, что бы успокоилась, пока она ждала результатов. Она сейчас в приёмном покое, ждёт новостей. Могу позвать? Привезла девушка… В ужасающем испуге Ждала результатов Позвать? Этот вопрос ввёл в тупик. А хочет ли она меня видеть? Самому от себя тошно сейчас. Но бегать от разговоров не получится. Я должен посмотреть ей в глаза и всё объяснить. — Да, позовите её, пожалуйста.

***

***       Она бледной тенью просачивается в палату. На её плечах накинут белый халат, который слился с бледным — цветом лица. Под глазами пролегли синяки. Одежда на ней та же, в которой она выезжала в тот день на студию. Когда это было? Сегодня? Вчера? Я потерялся во времени. Я потерялся в себе. Она придвигает к больничной койке табуретку, присаживаясь на неё. Руки устало сложены на коленях. Я вижу в ней стержень, который ломаю постепенно своими поступками. На осунувшемся бледном лице глаза сейчас выделяются особенно четко и ясно. Я всегда считал её красивой. С самой нашей первой встречи. Её внешность зацепила меня быстрее, чем все остальное. Я уже потом проникся, потом внутрь заглянул и влюбился окончательно. Изначально именно внешность привлекла меня, глупо отрицать. Неординарная, необычная. Высокий рост, эта почти болезненная худощавость, придающая её телу какую-то притягательную хрупкость, огромные серые глаза, тонкий нос и пухлые губы, с родинокй над верхней. Длинные пальцы, совершенно музыкальные, изящные запястья с тонкими, аккуратными браслетами. Её голос, движения — все привлекло меня с первого взгляда. Потом, когда я утонул в ней уже окончательно, внешность стала лишь приятным дополнением к тому, что было скрыто внутри. — Привет, — она первой прервала тишину. Пытаюсь не смотреть ей в глаза. Сразу понимаю, это будет последняя пуля прямо в сердце, не целясь, — как ты? Как Я? Тебе должно быть плевать на меня. Я предал своё обещание тебе. Ты не должна сидеть вот так передо мной. Ты уже должна была собирать мои вещи из квартиры, выставляя их за порог. Ты должна была забыть меня, как страшный сон. Клава тянет носом воздух и неосознанно облизывает губы. Она сейчас вся словно тонкая, но невероятно прочная струна. Напряжена, наэлектризована, взведена. — Прости меня… — едва слышно выдаю я и сам удивляюсь, как жалобно это прозвучало. — Что ты сказал? Простить тебя? А что ты для этого сделал? Обдолбался до потери пульса прям на нашей кухне? Это выше моих сил, Егор. Мы боролись с этим вместе. Я шла весь путь рядом с тобой рука об руку. Ты перечеркнул всё своим решением. Ты всё решил за нас. Разве не так? — уверенно, с ноткой дрожи в голосе. Слышу, как она тихонько всхлипывает, сжимая ткань белого халата. Блядское дежавю. Подними глаза. Посмотри на неё, посмотри чего ты добился. Сталкиваюсь с её взглядом. Раньше в нём плескалась такая неописуемая любовь, которая была способна свернуть горы. Сейчас же только пустота, заполняемая отвращением. Смотреть на неё — больно. Почти физически. Она смотрит на меня так загнанно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не придушить себя своими же руками. Глаза на худом лице сейчас кажутся просто огромными. Смотри, что ты натворил. Молчи и слушай. Вслушивайся в каждое слово, впитывай. Смотри, а лучше выжги их себе на веках с внутренней стороны, чтобы запомнить. Вот, что случилось по твоей вине. Можно сколько угодно винить обстоятельства, но ты-то все знал с самого начала. Знал, когда пускал по вене очередную дозу. Знал, когда давал обещание завязать. Знал, когда она так искренне и доверчиво смотрела в твои лживые глаза, нежно целуя. Жадно глотай это дерьмо, в котором тонешь. — Я верила тебе. Каждому слову. Ты же обещал мне… Зачем ты это сделал? Чего тебе не хватало в этой жизни? Я отдавала тебе всю себя. Ты сам-то понимаешь во что превратился? Я разочарована в тебе. Это всё. Пик достигнут. Бум. Ещё одна пуля аккурат возле сердца. Будто свинец тянет грудь, не давая сделать вздоха. Совесть начинает сжирать с неведомой силой. Она поднимается с табурета и ровно шагает к двери, выверяя каждое движение. Я понимал, если уйдёт сейчас — уйдёт навсегда. И я не могу её держать. Она должна найти себе лучше. Построить семью и связать жизнь с тем, кто достоин её. И это не я. Прошу, добей меня, чтобы не мучился. — Ты противен мне. Думаю, ты понимаешь, что между нами всё кончено. Нас больше нет и это твой выбор. Бум. Последняя пуля прямо в сердце. Добила. И поделом мне. Заслужил. Её пальцы смыкаются на прохладном пластике дверной ручки, и та со звонким щелчком опускается вниз. Она выходит за дверь, аккуратно закрывая её за собой. Унося следом все жизненные силы и наши чувства. Я понял, что натворил. Свободной от капельниц рукой сжимаю волосы у корней, пытаясь заменить душевную боль физической. Кусаю до крови костяшки пальцев, чтобы не заорать во весь голос. Но не получается. Гортанный рык отчаяния и неведомой силы ненависти на самого себя сорвался с моих губ. Одним движением сметаю все лекарства с прикроватной тумбочки. Вырываю с болью катетер из вены, понимая, что мне уже ничего не поможет. Резко поднимаюсь на ноги, чувствуя сильное головокружение. Организм ещё не пришёл в себя, но мои эмоции необходимо выплеснуть. Пинаю со всей силы табурет, на котором она сидела пару минут назад и говорила те слова. Горло саднит отчаянный крик безысходности. Вбиваюсь кулаками в стену безрезультатно пытаясь заглушить боль. Устало валюсь на пол. Оглядываю палату, понимая, что это место стало моим наказанием за все совершённые грехи. Я не выдерживаю. Напряжение, ненависть, горечь, обида, разочарование — они находят выход. Глаза почему-то подозрительно щиплет, и я слишком поздно осознаю, что это значит. Я плачу? Да. Омываю слезами свою никчёмность. И ебучее нахождение здесь тому доказательство. Лучше бы я сдох там на кухне. Хотя я сдох. Прямо здесь. Меня больше нет.