Необходимость

      Незнакомая обоим с детства нежность остаётся и сейчас чем-то эфемерным, почти необузданным, но проявляющимся официально незаметно для каждого. Тем не менее, Занзас чувствует, как изящная ладонь проходится по плечу, словно прикосновение шёлка, когда Расиэль сидит рядом на широком подлокотнике кресла, а в ответ кладёт на тонкое бедро тяжёлую руку. Почти бездумно и, конечно же, почти незаметно. Никто не подаёт виду, что есть дело до всего этого, но Расиэль внутренне улыбается, краем глаза через полотно собственных волос смотря на не поменявшееся смуглое лицо. Ошрамованное, грубое, и при этом ставшее слишком близким.       Взращённым в совершенно разных мирах, обоим с детства недоставало любви, когда сейчас они преисполнены ею. По-своему, тихо, безропотно и совершенно не так романтизировано, как в книгах, потому что осознание целой вереницы чувств приходило долго, тяжело и даже болезненно. Никому из них двоих тогда не хотелось верить в эти странные эмоции, но тянуть друг к другу почему-то не переставало, словно глупое предназначение. Или проклятье, которым не хочется с кем-то делиться и не из личного благородства, коим обделены оба, а из побуждения жадности.       Расиэль часто возвращается к своему родному языку, чтобы надеть на себя когда-то давно старательно сделанную маску, ну или по-своему элегантно назвать кого-то идиотом. Скрывать истинные эмоции, как будущего правителя, его учили с детства, но широкая улыбка всё равно не покидает и сейчас лица, путая. Расиэль привык за этой самой улыбкой прятать тот самый неприятный ворох воспоминаний детства. Занзас же лишь хмыкает, отмалчивается, хотя уже как года два знает чужой для себя язык. Кажется, ему даже удаётся каждый раз разгадывать новый ребус, так старательно и придирчиво составленный Расиэлем, словно тот действительно не хочет, чтобы бередили его чувства. Только вот босс Варии знает, что это не так – они оба сильно похожи, чтобы пытаться отречься от собственной правды, чем и пользуются, дёргая за нитки и бесясь с чужой манипуляции.       Хочется признаться, что ненавидит, буквально в лицо, смотрят на когда-то своего противника, но вместо категорического «уйди из моей жизни» в друг друге находится лишь спасение, понимание и даже необходимость того, чтобы именно этот человек был рядом. И не то чтобы этот союз был идеален, но всегда если один поддаётся эмоциям, другой хладно останавливает, успокаивает и всё также призрачно для всех дарит тёплое и умиротворительное касание, коего были лишены с самого начала. Наверное, они странная пара, не жаждущая прикрывать друг другу спины, потому что знают, что никто не проиграет в какой-либо битве, однако в руке у каждого хранится та самая шкатулка Дэви Джонса, доверчиво и навечно выдана в знак своей собственной заветной маленькой семьи.       Расиэль тихо смеётся, заглядывая в документы, которые Занзас держит в руках. Принц продолжает сидеть на широком быльце кресла, не желая куда-нибудь отходить от давно как закнного места, а Занзас не выгоняет, спокойно вчитываясь в отчёт. На столе стоит наполненый виски стакан, запах чего щекочет нос. Само помещение тёмное, и как только зрение у обоих не упало остаётся загадкой и по сей день. Босс Варии поднимает взгляд, заглядывая под чёлку любовника. Подмечает ответный взгляд принца, почти зеркальный, потому что один из глаз сверкает таким же кровавым блеском, будто под тон пламени Ярости. Усмешка на обоих лицах, говорящая о взаимовыгоде чувств.       С-под пышного ворота Расиэля выглядывает кусок тонкого шрама, напоминающий Занзасу о своих. Это неимоверно раздражает, как и сидящего рядом обладателя королевской крови. Признак слабости, поражения. Принц и сам предпочитает всё это по возможности скрывать за яркими и богатыми тканями. Пытается время от времени в костюмы наряжать и Занзаса, чтобы придать тому более пристойный вид, но обычно всё заканчивается провалом. Босс Варии не привык скрывать отметины, и это, как ни странно, Расиэлю давно как начало нравиться.       Может, это судьба. Может, это обязанность. Но больше хочется верить, что чувства друг к другу, ни разу не высказанные вслух, их истина и святыня, личный храм для поклонения. И, казалось бы, стоило думать, что люди из совершенно разных миров не могут быть вместе. Что их отношение друг к другу преисполнено раздражения и недоверчивости, но, тем не менее, вся истинность скрытых жестов и слов остаётся их личным секретом. Той самой жизненно важной необходимостью, дополняющей друг друга, дающей давно утерянное.