День дождя

Когда по балкону застучали капли, Шоджи отложил книгу, поднялся и зашторил окно. Неяркие, предгрозовые блики солнца угасли окончательно, и комнату наполнили сумерки, а вслед за ними пришло знакомое ощущение промозглой сырости. Он зажёг лампу, но от яркого света не стало уютнее. Стекло и плотные шторы не заглушали ливень полностью, бульканье и плеск звучали так явно, словно вода уже подступила к самым дверям балкона и заполняла маленькую полупустую комнату. Футон, на котором сидел Шоджи, казалось, был готов подняться и поплыть, словно огромный плот. Нужен чай. Много горячего чая, чтобы отступила сырость. Он достал большой термос и направился в кухню. В общежитии было тихо. Девушки, наверное, уже ушли в гости к подругам из 1-В класса, как давно собирались, а парни разбрелись по своим комнатам. Только за столом в гостиной он обнаружил Токоями и Оджиро за партией в сёги. Кивнув одноклассникам, Шоджи направился в кухню и поставил чайник. Пока кипела вода, а сухая заварка сыпалась в чёрное жерло термоса, Шоджи вдруг понял, что рядом есть кто-то ещё. Не поворачиваясь, он привычным движением отрастил на репликах дополнительную пару ушей и глаз и прислушался, присмотрелся. Лёгкое дыхание, тихий скрип диванных пружин, слабые, еле заметные вмятинки на обивке. Пары секунд было достаточно, чтобы понять, кто сидит рядом. — Привет, Хагакурэ. А я думал, что ты с девочками в гостях. Ответом был тяжелый вздох, и Шоджи вдруг понял, что она пыталась быть незаметной. Но больше не пытается. — Нет, — голос был непривычно грустный и тихий. — Я не знаю, где они. Наверное, уже ушли. Без меня. — Короткий ворс на ковре зашевелился, диванчик скрипнул, и Шоджи понял, что невидимка поджала под себя ноги и свернулась клубочком. — Я только на минутку прилегла после душа, я так устала! Задремала, наверное… а проснулась — их нет. — Позвони кому-нибудь, — предложил Шоджи, закручивая термос верхней парой реплик и закрывая пачку чая нижней. — Не могли они без тебя уйти. Наверное, ждут где-нибудь. — Телефон сел, — над диванчиком поднялся и опустился на стол маленький телефон в розовом чехле. — И… я не знаю, где зарядка. Ну и ладно, — она обиженно вздохнула. — Какая разница. Будь я им нужна, меня бы разбудили. Наверное, без меня им лучше. — Можно? — Шоджи взял телефон и осмотрел гнездо для зарядного устройства. — У меня такая же. Дать? — И я её потеряю, как потеряла свою. Заряди у себя, если можно. Я потом заберу. — Ладно, — Шоджи перехватил термос поудобнее и забрал телефон. — Это будет недолго. Пошли. — Он направился к двери, но не услышал позади ни звука. Примятая обивка дивана осталась неподвижной. — Хагакурэ? Ты не пойдёшь? — Вот как ты понял, что я не иду? — проворчала она, поднимаясь с дивана. — Как ты вообще понял, что я на кухне? Я уже минут пятнадцать тут хожу, и вот они, — Шоджи мог поклясться, что она кивнула в сторону Токоями и Оджиро, — даже не поздоровались, а ты — сразу… Шоджи пожал плечами, кожистые веера реплик приподнялись и опустились. — Мы тренировались в летнем лагере, помнишь? Ты пряталась, я искал. Ну и вот. Научился. — Он улыбнулся, растянув углы маски. — И ты тоже научилась. Вот они тебя и не замечают. Ответом был тихий и грустный смешок. — Ага. Не замечают. И они тоже. Дальше они шли молча. Это было странно: Хагакурэ, обычно такая весёлая и разговорчивая, совсем приуныла, и Шоджи не мог придумать, как бы её подбодрить. — Заходи, — он открыл дверь в комнату и прошёл вперёд. Поставил телефон заряжаться и прислушался. Ни тихого дыхания, ни звука шагов, только ливень продолжает колотить по занавешенному окну. — Хагакурэ? Ты можешь подождать здесь, если хочешь. Он осмотрел пустую комнату и впервые пожалел, что у него нет ни одного стула. Не так-то часто тут бывали гости. — Ладно, — дверь закрылась, и на футоне с тихим шорохом образовалась пара складок. Похоже, отсутствие стульев невидимку не смутило. — Чай будешь? — Шоджи достал вторую чашку и открыл термос. Повернулся к Хагакурэ, но ответа не последовало, и он повторил. — Чай? — Буду, — ответил невидимый голос с ноткой обиды. — Я же кивнула. — А я не понял, — ответил Шоджи, наполняя чашку. Ему в голову вдруг пришла очень простая мысль. — Слушай, а ты не думала, что… Вот когда ты заснула, и все ушли без тебя, что они тебя не бросили, а просто не заметили? Если люди смотрят и зовут, но никого не видят и никто не отвечает, то они могут решить, что перед ними, в общем… Правда никого нет. Складки на футоне заёрзали. Послышался вздох. — Ладно, может быть. Но это же обидно. Почему не замечают именно тогда, когда это нужно? — голос вдруг стал приглушённым, будто Хагакурэ уткнулась лицом в ладони или в колени. — Знаешь, у меня в детстве так часто было! Подойдут к семье и начинают. «А что это ваш ребёнок делает?» «А как вы его не теряете?» «Её? Так это девочка, а не мальчик?». «Вам с ней сложно, наверное?» У меня розовый комбинезон! Розовый! Конечно я девочка! И почему нельзя спросить у меня, что я делаю, если я — вот, рядом? — О, а вот это знакомо, — задумчиво ответил Шоджи и обхватил чашку ладонями, чтобы впитать побольше тепла. — В детстве люди тоже редко говорили со мной напрямую, всё больше родителей про меня расспрашивали. Хагакурэ прыснула в чашку. — Странно, тебя сложно не заметить. И что спрашивали? — Ну… «А не опасно, что он будет играть с другими детьми?». Ещё, однажды — «А он у вас не кусается?». «А собаку с ним оставить можно, он её не съест?». — Фу, как грубо! — она возмущённо стукнула кулаком по футону. — Почему люди такие злые? — Не злые, а глупые. — Шоджи с сожалением посмотрел на стынущий чай. — Знаешь, я уже понял, что, когда хотят навредить или обидеть, то это обычно сразу заметно. А всё остальное неприятное — это по глупости или по невнимательности. Или от страха. Я в шесть лет был ростом с тебя и выглядел почти как сейчас. Может, боялись… В общем, нет смысла на это обижаться. Мы такие, они другие. Что поделать. — Он помолчал и добавил: — И уж точно незачем обижаться на друзей. Им-то точно можно всё объяснить, а они поймут. На то и друзья. — Я уже не обижаюсь, — полупрозрачная чашка над футоном качнулась, булькнула и волшебным образом опустела на четверть. — Мне просто грустно. Шоджи, а почему ты не пьёшь свой чай? Остынет же. — Я потом, — уклончиво ответил он. — Попозже. — И вдруг не увидел — ощутил, почуял на себе пристальный взгляд. — Ой я глупая-я… — протянула невидимка. — Тебе же нужно снять маску, чтобы пить. Я не буду смеяться. И не испугаюсь. Не бойся, мы же друзья. Пей. — Ладно, — Шоджи рывком стянул маску и сделал пару больших глотков. По собственным ощущениям с неприкрытым лицом он был похож на что-то среднее между плащеносной ящерицей и ксеноморфом из фильма «Чужой». Очень сомнительно, что кому-то захочется долго на это смотреть. — Слушай, ну правда всё в порядке, не спеши — донеслось с футона. — У тебя реплики рта выглядят так же, как сам рот. Их же ты не боишься показывать. В голосе действительно не было страха и даже слышалась улыбка. Поэтому Шоджи поверил и остаток чая допил не спеша. Внутри разлилось приятное тепло. Наступила тишина, спокойная, умиротворяющая, лишь капли неустанно барабанили по стеклу. — А почему у тебя окна зашторены? — вдруг поинтересовалась невидимка. — Солнца же нет. — Сыро, — Шоджи поставил чашку на стол и снова натянул маску. — Холодно и мокро. Слишком много воды. Неприятно. — А мне нравится дождь, — задумчиво проговорила Хагакурэ. — Потому что в дождь меня видно. — Её голос вдруг стал возбужденно-радостным. — О! Давай я тебе покажу! Она вскочила на ноги и прежде, чем Шоджи успел возразить, шторы будто сами собой разлетелись в стороны, а дверь балкона распахнулась. В комнату ворвались звуки грозы — монотонный шум капель, дальние раскаты грома. Тусклый, словно сжатый тяжелыми тучами свет хлынул из-за двери, затмевая лампы. Пахнуло озоном и тёплой сыростью, нагретым асфальтом, сырой землёй, зеленью, и Шоджи ощутил — всеми шестью конечностями, всей огромной неприкрытой поверхностью тела — как температура в комнате упала на несколько градусов, а влажность, наоборот, подпрыгнула до предела. Он зябко поёжился, ощутив, как из-за двери, вместе с потоком воздуха брызнула водяная пыль. Ветра не было, но ливень стоял в дверном проеме сплошной стеной, будто на балконе образовался небольшой водопад. — Смотри, Шоджи! — раздался весёлый бесплотный голос, заглушая шум капель. — Смотри! И Шоджи увидел. Незримая преграда заставила стену дождя расступиться, и поток капель обрисовал в воздухе тонкий девичий силуэт — невесомый, полупрозрачный, словно выточенный из хрусталя. Секунду хрустальная фигурка стояла неподвижно, а потом раскинула руки в стороны и завертелась, затанцевала. Рассмотреть её целиком не удавалось, но и потерять из виду было невозможно: в потоке воды проступали длинные пряди волос и раскрытые ладони, на которых плясали брызги, и изящные изгибы тела, и широкая улыбка — она подняла лицо к небу и ловила падающие капли ртом. К шуму ливня добавились шлепки босых ног по лужам и звонкий, заразительный смех, и Шоджи почувствовал, что и сам невольно улыбается под маской. Он не мог точно сказать, сколько это продолжалось, и опомнился лишь от хлопка балконной двери. Звуки дождя стали тише, а посреди комнаты, словно из ниоткуда, начала стремительно образовываться лужа. — Ну? — радостно спросила Хагакурэ, — было видно? Как тебе? Шоджи не смог подобрать слова. Он хотел бы сказать, что это было похоже на волшебство. Что никогда ещё вид серого промозглого ливня не вызывал в нём такой восторг. Что ещё немного — и он сам бы рискнул выйти под холодные струи, чтобы присоединиться к её чудесному танцу. Сказать хотелось очень много, но получилось сказать почему-то только одно: — У тебя длинные волосы. А я и не знал. — Точно! — брызги разлетелись во все стороны — видимо, Хагакурэ встряхнула головой. — Не любят парикмахеры невидимок, что поделать! Вот и отращиваю. Ой! — она подпрыгнула, и под её ногами захлюпала вода. — Ой! Я вымочила тебе весь пол! Прости! — Да ничего, я потом вытру, — Шоджи вынул из шкафа полотенце и неловко протянул его в пустоту. — Тебе холодно, наверное? Вытирайся. — Полотенце зависло в воздухе, потом вдруг свернулось и завязалось узлом, обозначив контур девичьей груди. Шоджи смущённо отвернулся. Розовый телефон тихо запищал, извещая, что зарядка завершена, и Хагакурэ включила его. Входящий звонок раздался почти сразу — громкая, мелодичная, тревожная трель. — Алло! — взорвалась трубка голосом Мины. — Тоору! Алло? Где ты, Тоору? Мы думали, ты уже здесь, а тебя нет! Куда ты пропала? Почему ты не берёшь трубку? Всё в порядке? Яо-Момо и Кендо уже собрались звать учителей, искать тебя! Что случилось? — Я в порядке! — она подскочила и ринулась к выходу. — Вы волновались? Правда? Я уже бегу! — обхваченный полотенцем силуэт почти скрылся за дверью, но потом развернулся и бросился назад. — Подождите, я сейчас! Шоджи? Невидимка подбежала ближе и вдруг обняла его. Шоджи почувствовал, как прижались к груди влажные волосы и тёплая кожа, пахнуло дождевой сыростью, но почему-то сейчас этот запах совсем не раздражал. Пара капель упала на реплики — тёплых капель, совсем не похожих на дождевые. Сквозь мягкую ткань он не то почувствовал, не то угадал быстрые, лихорадочные толчки невидимого сердца. Это было странно. Это было приятно. — Спасибо, Шоджи! Спасибо! Они правда про меня не забыли! — Хагакурэ разомкнула объятья и заторопилась к выходу. Последние слова донеслись уже из-за двери: — Я потом верну тебе полотенце, хорошо? Она исчезла, и в комнате вдруг наступила тишина — знакомая тишина, но сейчас она почему-то казалась непривычной, чужеродной. Шоджи словно очнулся после крепкого и очень правдоподобного сна. Он прошёлся по комнате и медленно закрыл дверь, пытаясь собраться с мыслями. С Хагакурэ всё в порядке. Значит, вечер продолжается, как продолжался. Можно снова приглушить дождь и дочитать главу до конца. Он сходил за тряпкой, вытер пол, налил ещё чая, раскрыл книгу и привычным жестом потянулся к шторам, но вдруг остановился. Что-то изменилось. На секунду ему вдруг показалось, что струи дождя за окном сейчас снова оживут, запляшут и сложатся в маленькую фигурку, такую гибкую, живую, весёлую. Шум капель преобразился, в нём зазвучали отголоски невидимого смеха, словно частичка Хагакурэ осталась здесь и слилась с ливнем, наделив его странным, едва уловимым очарованием… Он не стал закрывать шторы, и шум капель баюкал его всю ночь напролёт.