Бессердечные

Серкан уже не первый час сидел за рабочим столом среди чертежей, хотя часы на его запястье показывали девять тридцать утра. Стамбульская жара в это время года давала о себе знать уже с восходом солнца, поэтому синий пиджак давно лежал на диване в углу кабинета, который Серкан заказал специально для Эды, чтобы девушка могла проводить больше времени с ним на работе в комфорте. Желательно рядом, лежа и не совсем в одежде. Мужчина потянулся закатать рукава рубашки, но заметил, что она и так с коротким рукавом. Странное дело — привычка. Серкан не очень любил лето за этот зной, который заставлял открывать руки и демонстрировать всем окружающим рваные шрамы от запястья до шеи. Но только самые близкие знали, что этим территория болезненных меток не ограничивалась. Прошло уже более двадцати лет, шрамы побледнели, но их след на жизни Серкана с каждым годом становился все заметнее. — Энгин, брат, я же тебе говорил, что мы должны закончить презентацию проекта до субботы, — Серкан нервно вертел в руке карандаш, которым до этого пытался исправить чертежи. — Все могу понять, у тебя отпуск, но что с этим делать! Серкан терпеть не мог оплошностей, но еще больше они его задевали, когда совершались близкими людьми. Мужчина был близок к тому, чтобы пнуть ногой лаконичную подставку для ноутбука, через который от пытался работать с Энгином. На картинке была совсем не рабочая обстановка: Энгин сидел перед камерой в футболке, сзади было распахнуто окно, через которое видно и слышно океан, а на комоде рядом лежала соломенная шляпа Пырыл. Они решили улететь отдохнуть, пока Пырыл разрешал врач. Через месяц в семье ожидалось пополнение, что делало отдых после невозможным. Поэтому Энгин работал в разгар всех проектов дистанционно. Точнее говоря, пытался это делать. — Серкан, успокойся. Сегодня еще только вторник, а работы над проектом осталось совсем немного, — Энгин улыбался и лениво почесывал голову, что было полной противоположностью Серкану, который сложил руки на груди и нервно дергал ногой. — Брат, тебе надо отдохнуть, уже совсем из ума выжил. Тем более вы с Эдой… Энгин не успел договорить, потому что Серкан взорвался до того, как вена у него на лбу решит лопнуть. — Ты себя слышишь? Я в свой медовый месяц сижу в этом офисе с головы до ног в твоих чертежах, — Серкан говорил грубо и иногда срывался на крик, — вместо того, чтобы со своей женой лежать где-нибудь на берегу океана, а ты мне говоришь об отдыхе? Лицо Болата покраснело от ярости, а карандаши полетели в противоположную стену. Они планировали с Эдой в это время отдых на одном из островов архипелага Новая Зеландия, но один из основных заказчиков урезал сроки проекта в тот момент, когда Энгин уже летел в сторону Шри-Ланки. Все чертежи архитектора остались сырыми, а Серкан был слишком педантичен в своей работе, чтобы доверить этот проект кому-то другому. Эда восприняла эту новость как поражение перед работой робота-Болата и вот уже неделю сыпала в его сторону едкими шуточками про бессердечную машину. Но девушка отлично знала своего мужа и его отношение к работе, знала, что он не сможет спокойно отдыхать, оставив незаконченным такой важный проект. Эда его любила и после обязательной игры в «я на тебя обиделась», которая включала в себя игнорирование звонков и сон под другим одеялом, согласилась перенести их путешествие на две недели. Однако обязательным было условие, что все ночи, которые Серкан провел в обнимку с ноутбуком, будут возмещены ей вдвойне. — Эй, брат, я понимаю, что вышло нехорошо, — Энгин старался успокоитель Серкана, — но я же пытаюсь тебе помочь. После этих слов вена на лбу Серкана начала пульсировать, мужчина резко вскочил и захлопнул ноутбук, даже не дослушав оправдание друга. Болат был человеком вспыльчивым, но отходчивым. Однако уже неделю он чувствовал вину перед Эдой, его любимой девочкой и вот уже месяц как женой. Серкан хотел проводить все время только с ней, удовлетворять ее каждое желание и ловить каждое ее движение: завтракать, чтобы она сидела у него на коленях в одной футболке и пыталась запихнуть ему в рот очередной блинчик, которые Серкан ел только потому что их готовила Эда, обедать, слушая ее рассказы о подругах и новой прочитанной книге, держа в этот момент за руку. С ужинами в их семье складывалась интересная традиция. Через два дня после свадьбы Эда впервые решила приготовить ужин. Когда девушка засервировала стол и поставила в центр запеченные овощи с мясом в брусничным соусе, то решила принять душ. В это время Серкан вернулся домой и нашел Эду в спальне в одном лишь полотенце, ее мокрые волосы развилась легким летним ветром с веранды, а в комнате играла еле слышная музыка. К ужину они спустились уже далеко за полночь, когда овощи были безвкусной кашей, а мясо впитало весь соус и стало похоже на резину. Они приходили на работу вместе, хотя спокойно сидеть рядом друг с другом в присутствии кого-то было сложно. Теперь же Серкан вынужден был приезжать на работу раньше положенного и иногда оставаться ночевать в офисе, чтобы успеть с проектом. Из мыслей Болата выдернула мелодия звонка. Серкан посмотрел на стол и не обнаружил своего телефона, который всегда лежал во внутреннем кармане пиджака. Быстро встав мужчина пошел в сторону дивана, по пути споткнувшись о собственную ногу и тихо выругавшись. — Да, мама, я тебя слушаю, — Серкан уже немного успокоился и старался не выдавать своей раздраженности. — Сынок, дорогой, ты же помнишь, что сегодня у нас званный ужин? Вы с Эдой должны обязательно быть, — госпожа Айдан говорила быстро и умудрялась попутно кому-то выдавать советы о выборе цветов для вечера. — Мы с Кемалем так долго старались над этим фондом. Если сейчас все сорвется из-за этих поставок, то я сойду с ума, сынок! Серкан уже представлял как мама сидит на диване в окружении пустых чашек из-под ромашкового чая и держится за голову, а вокруг снуют оформители и дизайнеры. Работая над фондом поддержки детей сирот Айдан уже третий месяц искала спонсоров, одним из которых стал ее сын, составляла программу мероприятий и организовала благотворительные вечера. Во всем этом ей помогал Кемаль — любовь ее молодости, вернувшаяся через года — и Эда, которая как никто понимала судьбу этих детей. Создать фонд Айдан решила в память о своем старшем сыне, который погиб, спасая брата. — Да, мама, у меня все в порядке с памятью. Мы с Эдой немного опоздаем, потому что сегодня у нее вечернее занятие, — Эда пыталась совмещать университет и работу в компании, поэтому несколько раз в неделю по вечерам брала дополнительные занятие, чтобы наверстать упущенное. — Меня предупредили. Эда знает все координаты, так что жду вас. Не забудь, что должен подготовить речь, — Айдан не сомневалась в способности Серкана говорил сходу, но относилась ко всему серьезно — это была одно из немногих ее общих черт с сыном. — До вечера, мама. — Увидимся, Серкан. Мужчина садился на диван, чтобы размять затекшую спину, когда увидел на гранитной плитке пола сложенный в несколько раз хлопковый платок. Вероятно, он выпал из кармана пиджака, когда Серкан доставал телефон. Он поднял платок и разложил на подлокотнике. На белой ткани контрастно выделялись отпечатки красных губ, форму которых Болат знал наизусть, а вкус был туманом разума. Сверху трех четких следов, изученных пальцами Серкана в ту же минуту, размещалась надпись, оставленная аккуратным почерком: «Это могло быть твое тело, если бы я не просыпалась одна. Эда Болат» — Черт, черт, черт! — у Серкана пересохло во рту и ускорился пульс от мысли об Эде, которая сегодня утром осталась на его половине широкий кровати в одной простыне, а ее нежно-голубая пижама вместе с нижним бельем небрежно валялались на невысокой кушетке у изножья кровати. Платок источал цветочный аромат любимых духов госпожи Болат, запах которых сводил Серкана с ума. Мужчина почувствовал, как время замедлилось, в ушах застучало, а брюки становились все теснее. Серкан еще раз посмотрел на платок и положил в карман пиджака, перекинув его через плечо. Надо со всем этим что-то делать. — Лейлааа, где Эда? Каждое утро Эды в последнюю неделю начинадось одинаково: она просыпалась в восемь утра, принимала теплый душ под музыкальные плейлисты, рассортированные по дням недели, завтракала крепким кофе с чем-то сладким, что было одной из немногих вредных привычек, от которых девушка не могла избавиться, собственно, и не хотела. Каждое утро она находила свой завтрак на журнальном столике в гостиной, на котором также всегда была записка. Что-то вроде «Буду мечтать о твоих поцелуях весь день. Серкан», «У тебя самая милая улыбка из всех сонных улыбок. Твой муж». Эде так не хватало Серкана в последнее время, что только открыв глаза, она сразу шла на поиски новой записки. Погода сегодня располагала, поэтому на работу Эда решила надеть широкие брюки с завышенной талией цвета мяты, укороченный белый топ с v-образным вырезом и темно-зеленые босоножки на высоком каблуке. У девушки оставалось еще двадцать минут до выхода, которые она планировала потратить на поливку растений в горшках, стоящих вдоль понарамных окон в гостиной. В это время Эда любила говорить с растениями, спрашивать, хватает ли им воды и не жарко ли. Серкан всегда смеялся в это время и называл Эду чудачкой, но однажды девушка видела, как он сам делал тоже самое, жалуясь орхидее на задержку поставок материалов. Закончив с цветами, Эда взяла свою вчерашнюю сумочку, чтобы найти ключи от красного BMW. Вытряхнув из нее все, включая кучу фруктовых конфет, девушка не нашла ключей. Эда вспомнила, что оставила их в кабинете Серкана на втором этаже, когда вернулась вчера после вечерних занятий и зашла за поцелуем. Посмотрев на часы, девушка побежала вверх по винтовой лестнице и нашла ключи там, где и ожидала. Подойдя к лестнице, Эда заметила, что забыла закрыть дверь в кабинет. Она развернулась, чтобы подтолкнуть дверь, но зацепилась левой ногой за ремешок босоножки на правой и не почувствовала земли под ногами, а в руках был лишь воздух.