Сияж

Сигареты тлеют быстро, да так, что Сириус только и успевает их поджигать. Кажется, лёгкие уже скрипят от передоза никотином, но он продолжает вбирать в себя спасительный дым. В груди невыносимо жжёт по неизвестной причине. Но причина есть. Она шагает по коридорам замка, сидит на стульях в кабинетах и спит в соседней башне. Л у и з а — девочка с рваным сердцем и стабилизаторами настроения в сумке. Она качается под действием травки, пряча накуренные глаза от профессоров, и бесстыдно врёт направо и налево. Малышка Лилу раздаёт себя всем и каждому, не оставляя ничего для Сириуса. А ему и не надо. Он сам пуст настолько, что тело ноет от безразличия. У него на сердце подкожно вшитый диагноз — Блэк, и ничто не спасает от этого факта. Хоть в голове и каша, а мысли перескакивают с одной на другую, Луиза точно знает — им не по пути. И пусть они прячутся в пустых кабинетах, за нишами в коридорах и даже в Выручай-комнате, они разные, как полюса. Полные противоположности. Которые не притягиваются. А слёзы льются, и она ругает саму себя за это, но не может ничего поделать, когда внутри что-то оживает. Её глаза сверкают ярче звёзд, но тлеют быстрее, чем кометы. Она влюбляется быстрее младших сестёр Беннет, а потом незаметно остывает, оставляя после себя горькое послевкусие. В воздухе она словно оставляет что-то от самой себя, какую-то частичку. Он ненавязчиво интересуется, а она, передразнивая француженок, отвечает: «Сияж». Сириусу нравится, он, кажется, любит мазохизм. Ему так смешно, когда она уходит, корча недовольную гримасу, хотя пару минут назад у неё ноги дрожали от удовольствия, когда показушно игнорирует его, а после всегда находит предлог, чтобы увидеться. — Ты любишь меня? — он бьёт её словами, почву выбивает. Но Луиза, кажется, уже готова, потому что сладко улыбается, шепча на ушко: — Безусловно, — и это словно мёд по венам. Они могли бы быть вместе, вот только их главная разница в том, что она ищет себя, но не находит, а он безбожно теряется.