roy woods — get you good (olfvn remix)
Пак Чимин определённо не из тех самых ребят, которые легко меняют своё место жительства, принимая любую перемену судьбы с таким видом и душевным равновесием, будто всегда готовы на рандомный движ. Также он не из тех, кто вливается в новый коллектив с лёгкостью рыбы в кристально чистый водоём, так как сам по себе является немного неловким и самую малость — ладно, окей! — чертовски скромным парнем, который не способен на риск или спонтанность. Пак Чимин — это мягкие свитера пастельных оттенков, белые кроссовки, джинсы в облипку и объективно классная задница, но при этом — максимум неумения к кому-то подкатывать и неуверенности: он даже в клубы не ходит в свои двадцать два, хотя в силу своей сферы деятельности двигается, мягко говоря, очень прилично, потому что уверен, что с его стилем съёма (который вовсе отсутствует...) неизменно провалится. Пак Чимин не плейбой, возможно, местами немного ссыкливый и где-то его можно назвать даже замкнутым, чрезмерно не подготовленным к взаимодействию в социуме с этим его отвратительным страхом, который характеризуется приниманием всех перемен, что ему посылает его ужасная жизнь. Нет, Чимин в свои двадцать два не из девственников, просто, возможно, чрезмерно приличный даже в тех самых случаях, когда подобного рода детали было бы недурно и вовсе отбросить: он и с Намджуном — своим бывшим бойфрендом — познакомился лишь по той самой причине, что описывается простым «повезло». В смысле, просто в их девятнадцать Хосок взял — и притащил его в гей-клуб, а там был Намджун со своими друзьями, который не постеснялся к нему подойти познакомиться. Не исключено, что, перебрав лишнего, Чимин ему по совершенной случайности дал, а Намджун не был против, но подошёл к делу крайне ответственно. И да, возможно, это должен был быть разовый трах в не самом лучшем мотеле, однако дело растянулось на целых два года, под конец которых отношения, в общем-то, подошли к логическому завершению, изжив себя полностью, и они разошлись в разные стороны — Чимин даже не страдал особо. По крайней мере, не так сильно, как после того, как узнал один простой факт: ему, как одному из лучших студентов потока университета искусств города Пусана, предоставляется шанс получить полугодичную стажировку в Сеуле с возможностью перевестись в столицу, если он хорошо проявит себя. Это, блять, стресс: Чимин был не готов абсолютно к тому, что зовут переездом, и даже хотел отказаться сначала, не надави на него всё тот же Хосок и не дай пинка под аппетитную задницу с воплем: «Это твой единственный шанс!». Лучший друг буквально даже выбора ему не оставил, едва не выкинув его чемодан за порог, и таким образом — да... — Чимин оказался в столице, чувствуя себя перед первым днём в универе так стрёмно, что по ощущениям будто дрын проглотил. Как танцевать, когда тело напоминает бревно — непонятно; как жить, в принципе — тоже, потому что города он совершенно не знает, и знакомых здесь у него тоже нет; как коммуницировать с обществом — совершенно не ясно, потому что в огромной столице все почему-то кажутся злыми, а он ощущает себя деревенщиной. Ему подобные радикальные вещи вроде смены жительства правда сложно даются, несмотря на всю природную доброту и всякое прочее, потому что, невзирая на природную скромность, он всё ещё остаётся тем самым парнем, который накормит всех котиков, расцелует каждого пёсика и покружит любого ребёнка на улице. Возможно, даже год спустя он, стоя на улице и всем телом трясясь, робко надеется, что Намджун ему всё-таки позвонит и поддержит, скажет, что он обязательно справится и всякое прочее, но это, наверное, лишнее — насколько Пак в курсе, его когда-то бойфренд счастлив в других отношениях с парнем-моделью по имени Джин, и тот довольно ревнив в плане того, что касается бывших, поэтому, даже на мирной ноте расставшись, они друг с другом общаются достаточно редко. С чего бы Намджуну звонить? В конце концов, Чимин уже давно взрослый мальчик, он ему даже на деле в кровати это доказывал не раз и не два... Однако вид огромного корпуса, набитого самыми разными студентами, его поражает и — да... — пугает до ужаса. Их вуз в Пусане был чертовски хорошим, но не настолько огромным: он, скорее, относится к тем самым уютным постройкам, где много цветов и кустарника, а местное заведение, напротив, напоминает high-tech комплекс с большими стеклянными зданиями и обилием воздушных навесных коридоров от корпуса к корпусу. И с толпами самых разных людей: Чимин внутренне рад, что догадался скачать мобильное приложение этого вуза, где есть подробная карта, по которой можно даже маршрут проложить до нужного места, но внутреннее стеснение всё равно никуда не девается. Но выхода нет: вздохнув и устало взъерошив светловолосый затылок, он тащит свою задницу в сторону кабинета студенческого совета, который, в теории, должен помочь ему адаптироваться. Идя по широкому коридору первого корпуса, уткнувшись носом в экран, он ощущает себя неловко и скованно, несмотря на то, что на него, в принципе, никто не обращает внимания от слова совсем — пальцы нервно дрожат, из-за чего телефон тоже мерзко трясётся, а волнение стоит комком в горле, и Чимин совершенно не в курсе, как ему в этой ситуации вообще предстоит рот открывать. Что может быть хуже? — думает он, тяжко вздыхая, и, впрочем, судьба отвечает ему немедленно на этот вопрос преградой из человека, в которую он со всего ходу влетает, чтоб, подняв голову, обомлеть напрочь. Парень, в которого он влетел, являет собой... корейскую версию Иисуса? Модель с обложки? Просто-напросто Бога? Чёрт его знает, но широкая грудь, что Чимин перед собой видит, лишает его всякого рассудка, а синие кончики чёрных волос и сильные руки в вязи тату забивают пару гвоздей в его гроб — въебаться в такого красавчика то ли благодать, то ли проклятье, но, скорее, второе, потому что Пак не может ни слова сказать, только лишь рот открывает, не в силах выдавить из себя хотя бы какой-нибудь звук, и парень, бровь вскинув, вдруг щёлкает пальцами, словно гадая: — Новенький, — голос у него совершенно не низкий, но и не очень высокий, приятный, мягкий и обволакивает. Чимин поспешно кивает. — В середине года. Значит, ты по обмену, — и, получив новый кивок, ухмыляется весело, нос сморщив, и выдвигает ещё одну теорию: — Ищешь студсовет, да? — Да, верно... — тянет Чимин, чувствуя себя идиотом, но, кажется, это оправданно: парень, который стоит напротив него, наверное, является самым красивым человеком, которого ему когда-либо приходилось встречать в своей жизни. И самым — прости, мама... — брутальным: пассивная душонка одного чертовски неуверенного в себе сейчас (всегда) парня улетает куда-то к Луне, издав последний вздох мученика, оставляя глупое тело разбираться с этой кашей самостоятельно, а Чимин к такому ни хрена не готов. Он не уверен, что если этот парень вдруг начнёт его расспрашивать, то не ответит на автомате что-то в духе «Да, папочка» или же «Нет, папочка», ну, или «Трахни меня, папочка, так жёстко, как можешь». — Хочешь, я помогу тебе? — интересуется грёбанный Аполлон, снизошедший на бренную сеульскую землю из самых влажных фантазий, и Пак тупо кивает, стараясь не думать, как в теории этот красавчик мог бы ещё ему вдруг помочь, а тот, кажется, испытывая лёгкий невроз из-за того, что его собеседник явно имеет проблемы с речевым аппаратом, неожиданно ему представляется: — Чон Чонгук, третий курс, отделение современного танца. — Мы одногруппники, — едва шевеля губами, шепчет Чимин, будучи, кажется, в ужасе. — Пак Чимин, третий курс, отделение современного танца. — О, это здорово! Добро пожаловать, Чимин-щи! — и Чонгук ему снова широко улыбается, и у него такая озорная улыбка, что у новенького в этом ужасном месте почти случился краш на него. — Пойдём, я представлю тебя! В студсовете как раз есть два человека от нашей группы, ты познакомишься с ними!***
— А потом я говорю ему: давай мы сегодня сделаем это на стиральной машине, а он такой морщится и говорит мне: «Тэхён, ты ёбу дал, зай? Это пиздец неудобно!», а я та-а-ак хотел, чтобы он трахнул меня прямо на ней, знаешь ли, Чимин-и... Ты меня вообще слушаешь? — и, нахмурившись, Ким Тэхён, третий курс, отделение современного танца, вторая звезда этого университета, хлопает его по запястью, привлекая внимание. Очаровательный, потрясающе красивый, с глубоким низким голосом и поведением напоминающий хитрюгу-лисицу, Тэхён совершенно невероятен, пластичен и чертовски умён — в нём есть все задатки для того, чтобы быть «номером два» этого заведения, потому что «номер один» хрена с два кто переплюнет. Но кому какое дело до того, что кого-то там надо бы переплюнуть — в конце концов, Тэхён уже целый год седлает член того самого парня, с которого визжит большинство местных девчонок (и парней, к слову, тоже), совершенно того не скрывая. С «номером один» Пак познакомился куда раньше, чем с «номером два», а если быть точным, то Чон Чонгук в принципе был первым лицом, с которым ему здесь довелось встретиться, и они такая отвратительная пара, на самом-то деле, из тех, знаете, которые друг для друга словно созданы были, что краш Чимина улетучился куда-то сам собой уже через пятнадцать секунд после того, как он увидел их вместе, и ровно спустя пять минут знакомства с тем самым Чонгуком. Этот разговор происходит уже спустя месяц. Тридцать же дней тому назад Чонгук привёл Чимина в кабинет студсовета и на них налетело низко визжащее нечто, в очень крутом, модном луке и с серебристой от краски копной (Чимин даже позавидовал: он сам такого эффекта от своей шевелюры добиться не может), но что поразило куда больше — так факт того, что Чон, никого не стесняясь, запечатлел на губах своего парня нежный поцелуй. А потом два этих придурка решили, что им просто необходимо дружить втроём. И, как выяснилось спустя две недели, не только дружить. — Он ещё не передумал? — буднично интересуется Чонгук, подходя к занятому двумя одногруппниками столику и громыхая подносом. — А если я его уломаю, ты трахнешь меня на стиральной машине? — интересуется Тэхён деловито, будто они обсуждают погоду, а Чимина здесь вовсе и нет. — Чёрта с два, — засовывая в рот первую порцию риса, отвечает Чонгук, на своего бойфренда даже не глядя. — Твои ноги слишком длинные, а у меня дома она слишком высокая. Я не хочу стоять на цыпочках, пока ты будешь гнаться за какими-то неведомыми впечатлениями. В сексе на стиралке нет ничего особенного, Тэ, а вот в сексе втроём, — и он, повернувшись к Чимину, указывает в его сторону палочками, — есть. — Я не хочу с вами трахаться, угомонитесь уже, два извращенца! — пунцовея лицом, рявкает Пак, чувствуя себя той самой типичной омежкой из фанфиков — из тех, что идёт в трусиках по улице, а тут на её пути появляется большой грозный альфа. В его случае, правда, альф сразу двое, несмотря на то, что Тэхён всегда выступает в их тандеме в пассивной позиции, но что-то Чимину подсказывает, что озорной характером Ким тот ещё чёрт и просто так себя оттрахать не даст. Но и узнавать это на практике тоже очень не хочет... или хочет, что уж греха таить, потому что эти два парня горячи, как жерло вулкана, но природное чувство стыдливости и понимание колоссальной неправильности происходящего не дают ему просто так взять и согласиться на их предложение. — Почему? — интересуется Чонгук, будто его мысли читая: — Стесняешься? Боишься вида мужской письки? Она у тебя тоже есть. — Мы с Чонгук-и будем нежны с тобой, Чимин-а, — хихикает Тэхён, пожимая плечами. — Я отсосу тебе. Хочешь? Я хорош в горловом. — Вам самим по кайфу тащить в койку третьего?! — пылает Чимин лицом, понимая, что обед точно встрянет у него в глотке от разговора подобного рода. — Да, — пожимает плечами светловолосый одногруппник. — Вполне, — отвечает его брутальный бойфренд. — Это просто сексуальная практика. Ты что, не хочешь кончить от двух членов в заднице? — Одновременно?.. — с ужасом в голосе интересуется Пак. — Если захочешь, — разводит руками Тэхён, не испытывая дискомфорта от того, что несёт. — Можем, — не спорит со своим парнем Чонгук. — Я вам не ведро! — тоном, который явно можно вставлять на месте гермионовского «Я вам не сова!» в «Кубке огня», почти вопит Чимин в ужасе. — О, то есть ты согласен? — Нет! — Но допускаешь мысль? — Нет! — Ты комплексуешь? — вскинув брови, интересуется Ким, игриво сощуриваясь, и Пак давится воздухом. Потому что, нет, он ни хрена не комплексует: он знает, что у него охрененное тело, знает, что умеет совершенно потрясающе брать член в рот, когда уверен в партнёре — мечта, а не обыкновенный сосун, как часто шутит Хосок, но от этого Чимину не легче, потому что во всём, что происходит до траха, он совершенный, зажатый, неловкий профан. — Я... — и Чонгук, склонив к плечу голову, обращает к нему всё внимание. Ровно так же, как и Тэхён впивается в него взглядом, полным немого ожидания и лёгкой насмешки: мол, ну, давай, парень, покажи, как ты ещё рискнёшь туманно отмазаться. Чимин вздыхает, упираясь взглядом в пластиковую поверхность стола, и несвязно что-то бормочет, ещё сильнее краснея. — Что-что? — с хитрой улыбкой уточняет Чонгук, подаваясь вперёд. — Я стесняюсь! — выкрикивает Пак так громко, что, наверное, привлекает внимание всех в университетской столовке. Но глаз не поднимает, а потому даже не знает о том, что два его одногруппника ловят немой зрительный контакт в поражающей синхронности и широко друг другу скалятся.***
— Стесняешься? — это восхитительно голый Тэхён рокочет ему прямо на ухо, и Чимин, лёжа спиной на простынях чонгуковой спальни, от этого тона вдруг задыхается, чувствуя себя до абсолютного открытым, нагим, потому что когда Ким его за мочку уха прикусывает, Чонгук бесстыдно чужие стройные ноги разводит, открывая себе полный обзор на каждый нюанс чиминовой кожи. Он для них сегодня, словно закуска — добыча, которую приятно делить скольжением по промежности влажных и прохладных от лубриканта пальцев — и Чимин ощутимо дрожит, когда Чон, фыркнув негромко, вводит в него первый палец: слегка зажимается, пытаясь выдохнуть, но как такое возможно, когда тебе лениво надрачивают забитыми татуировками пальцами, а другой мальчик — не менее горячий и уверенный в себе самом — садится верхом, прямо на грудь, спиной к своему, на секундочку, парню, упираясь коленями в мягкий матрас, а ладонями — в изголовье кровати. Пальцы Чонгука в Чимине, но по губам скользит чужой член: он крупный довольно, с сеткой пульсирующих чувствительных жилок и со вкусно налитой кровью головкой — Пак видит капельку смазки, что скользит по уздечке, увлажняя Тэхёна больше, делая его более жарким, а его взгляд — более вязким, полным желания, когда он урчит: — Возьми в рот, малыш, пока Чонгук-и старается подготовить тебя для нас с ним, — и, всхлипнув, Чимин рот открывает послушно, чувствуя себя абсолютным бревном, но, кажется, всем сейчас это только на руку: Чон там, за Тэхёном, его умело растягивает, закинув одну ногу себе на плечо, и пассивная душа одного Пак Чимина здесь мучительно стремится к тому, чтобы насадиться на эти пальцы плотнее, прочувствовать лучше, но Ким, что, опустив одну руку, ему пятернёй зарывается в волосы, свой темп задавая и вслушиваясь в каждый гортанный звук, что издаёт чиминова глотка, не позволяет ему роскоши подобного рода. Чимин, который ему изо всех сил отсасывает, прикрыв слезящиеся глаза, позволяет слюне стекать на свой подбородок: член Тэхёна в его рту такой горячий, и без того влажный, сейчас становится лучше, когда уверенно-плавно скользит по касательной прямо к мягкому нёбу — Ким с ним несколько властен, но мягок, когда толкается так, чтобы не вызвать рвотный рефлекс с непривычки. А Чимин понимает: он вкусный. Именно вкусный, со всей этой горчинкой, ощущением на языке чистой кожи и небольшой вязкой солёностью — и отсасывает одногруппнику сейчас так самозабвенно и чрезмерно старательно, будто как в последний раз, честное слово. — Ты такой умница, Чимин-и... — хриплым выдохом говорит ему негромко Тэхён, ритмично подаваясь тазом вперёд. — Такой старательный мальчик... хороший... И Пак всхлипывает, сжимаясь вокруг пальцев Чонгука, которые жмут ему там, внутри, на простату: он и сам уже чувствительный до невозможного, а от подобного действа и вовсе слегка сходит с ума, позволяя себе начать хаотично двигаться там, внизу, где за Тэхёном он даже не видит лица его бойфренда. И всё-таки есть что-то в том, чтобы отсасывать красивому парню его чёртов член, пока бойфренд этого самого парня делает всё, чтобы ты кончил от его пальцев. Или же нет, потому что в определённый момент, когда пальцы Чонгука вдруг исчезают как с его задницы, так и с несчастного члена, который не успел получить должную, первую волну удовольствия, Чимин так сильно расстроен: мычит по чужому стволу, не прекращая сосать, и тут уже не выдерживает и всхлипывает сам Тэхён. Ровно настолько, чтобы отстраниться мгновенно, позволяя увидеть свой безумный блеск карих глаз; позволить увидеть Чонгука, который пожирает их обоих глазами, перебегая взглядом от одного к другому, а после говорит негромко и хрипло: — Тэхён, отсоси ему. Я трахну тебя в позе догги, — и Ким выдыхает прерывисто, вставая перед Чимином в коленно-локтевую и с огромной охотой накрывая ртом его член, пока Чонгук грубо, проверенно и словно отточенно берёт его сзади, выдавив чуть больше смазки из тюбика перед тем, как отбросить его на матрас и раскатать по члену резинку. И пока Тэхён совершенно бесстыдно отсасывает, сладко постанывая и пуская слюну на чувствительную кожу мошонки, Чимин даже, кажется, заскулить прав не имеет, настолько горячо выглядит один Чон Чонгук, который грубо толкается в своего парня, играя желваками на челюсти и не скупясь на хлёсткие шлепки по чужим ягодицам. Стоит им раз столкнуться глазами, как по телу проходит столп искр — вид Чонгука с его остро очерченными мимическими морщинами у рта, с его приподнявшейся, будто в лёгком оскале, верхней губой и сталью во взгляде Чимина будоражит до ужаса, а рот Тэхёна, который так усердно работает там, по стволу, его рваные выдохи носом, когда он берёт до основания и утыкается носом в чужой гладкий лобок, его убивают. Но не так сильно, как пальцы Тэхёна, когда Ким, прогнув поясницу для удобства Чонгука, цепляется за его бедро левой рукой, а правую заводит одногруппнику за спину, чтобы скользнуть меж ягодиц и толкнуться в растянутый смазанный сфинктер. Это суховато, и от этого остро, Чимин в стоне захлёбывается, а ощущений, чёрт возьми, столько, что он вот-вот спустит Тэхёну в его несчастную глотку, не желая думать о том, что тот так хорошо выгнул шею в этот момент, что наверняка движение по горлу ствола видно отлично. — Мы тебе нравимся, милый? — широко ему Чон улыбается, отвешивая смуглой заднице ещё один звонкий шлепок, и рычит: — Работай задницей, Тэ. Порадуй своего папочку, а? — и Ким, замычав и цепляясь за бёдра Чимина ещё сильней, подается назад, совершая тазом круговые движения и наверняка сжимая Чонгука пока туговатыми мышцами. Тот же, не медля, в эту секунду руку протягивает, чтобы подбородок Чимина ухватить сильными пальцами и, притянув к себе, негромко и отрывисто рыкнуть: — Лови со мной один ритм. Не дадим ему кончить, будем трахать его равномерно, — и утягивает того в поцелуй, грубо наседая своим языком в чужом рту, не позволяя перехватить и толику инициативы, а Чимин ничего не имеет против совсем, если быть откровенным. Там, внизу, скулит без возможности хорошо голосить один Ким Тэхён, а Чон очень влажно целует Чимина, раскатывая по языку вкус своего же бойфренда, член которого Пак вытащил изо рта только что. И это слегка убивает — но не так сильно, как хитрая улыбка Чонгука, когда он отстраняется, чтобы шепнуть: — Хочешь кончить, Чимин-и? — Безумно, — блеет Пак, чувствуя себя таким потрясающе грязным, развратным и почему-то пиздец, каким окрылённым. — Обязательно кончишь, — урчит Чонгук, ему игриво подмигивая. — Но не сейчас. Тэхён-а, мне кажется, мальчику пора показать, что такое хороший трах, ты так не думаешь? — и подаётся назад, выскальзывая из светловолосого, чтобы позволить тому выпустить чужой член изо рта. Опустив глаза, Чимин цепенеет: у Тэхёна взлохматился пепел волос, скулы розовые, блеск глаз влажный, туманный, а губы красные, от его члена вспухшие — Тэхёну хочется вставить и всю дурь из него грубо вытрахать, чтобы кричал, чтобы умолял дать ему кончить, просил разрешения и был самой послушной деткой сегодня. Но он сам вставляет Чимину. Тот вообще теряется в этом безумстве, когда его утыкают в подушку лицом, заставляя держать себя на коленях, и изнутри заполняют с негромким рокочущим: «Ты такой хороший малыш, Чимин-и» — член по простате проходится, Пак, вскрикнув, начинает сильно дрожать, хочет коснуться себя, но такой возможности ни хрена не имеет, потому что сам Ким тоже начинает скулить, и Чимин понимает: Чонгук тоже в стороне не остался — один резкий толчок в тело Тэхёна провоцирует того толкнуться в Чимина поглубже, а громкий и пошлый хор трёх голосов, где перемешано и чонгуково «блять, Тэ, ты такой охуительно узкий», и тэхёново «папочка, пожалуйста, будь со мной грубым», и чиминово тонкое протяжное «а», заполняет всю спальню. Чонгук там, сзади, с Тэхёном до ужаса груб: ровно настолько, что Ким теряется, будучи зажатым между двумя телами, словно теряет соединение со вселенной, блять, в принципе — толчки в Чимина глубоки и аритмичны, но так хороши, что Пак, жалко цепляясь за простыни, об одном только думает: как бы ему это выдержать и позорно не спустить на белую простынь, так и не прикоснувшись к себе. Но в какой-то момент Чонгуку надоедает и это: громко цыкнув, он оказывается по правую руку, наблюдая за тем, как Тэхён, словно в забвении, даже под наблюдением не может остановиться трахать Чимина, и за тем, как Чимин не может перестать жалко под Тэхёном скулить, принимая его член в себя снова и снова, стараясь удержаться на дрожащих ногах. Ким такой восхитительно большой в нём, так приятно тянет упругие стенки и засаживает так хорошо, глубоко, что просто до искр из глаз: Пак под ним себя сейчас чувствует той самой добычей, тем самым способом снять напряжение грязно и быстро, но, что потрясающе, ему это так сильно нравится. Так сильно нравится, как Ким Тэхён его трахает. И тогда Чон всё останавливает с негромким смешком — бесстыже скинув своего бойфренда с их дорогого сердцу милого друга, он даёт Тэхёну лёгкий щелбан, чтобы шепнуть с нежной улыбкой: — Ты сейчас доиграешься и спустишь раньше времени, Тэ. Дай и твой папочка попробует эту задницу, ладно? — и, нос наморщив, Чимин видит это, он наблюдает за ним, добавляет негромко: — Дай ему попробовать себя ещё разок, а? — и в момент, когда Пак, охнув, принимает в себя новый член, ему вставляют в рот крайне уверенно, даже несколько грубо сразу после того, как Тэхён быстро с себя тянет презерватив: его вкус немного меняется, к нему прибавляется привкус резины, но он никак не мешает, ведь Чимин всё равно сосёт ему так, будто этот леденец — самый вкусный на свете, пока его сзади таранят членом побольше, и это так потрясающе, так непозволительно классно, потому что он тоже получает шлепки от их папочки, чтобы совершенно сладко захныкать в момент, когда головку вылизывает, и всхлипнув, добавить: — Ударь меня ещё раз, папочка... пожалуйста, ударь меня ещё раз... — и ахает, когда Чон дарит ему ещё один хлёсткий шлепок, и это так потрясающе, но не так сильно, как понимание, что Чонгук ему ягодицы пошире разводит в какой-то момент, чтобы наверняка посмотреть, как его член трахает их такого смущённого новенького. — Господи, блять, мне нужно попить, — хрипит Тэхён в какой-то момент, — а то я сейчас сдохну здесь, я не шучу. — Валяй, — лениво разрешает Чонгук, не прекращая трахать Чимина: толчки внутрь ощущаются резче, но когда Пак всхлипывает особенно громко, тот замирает внутри с предостерегающим рыком на ушко: — Я не дам тебе кончить сейчас, Чимин-и. Не заслужил. — Пожалуйста... — сипит тот в ответ, понимая, что они в спальне с Чонгуком одни. Тем самым Чонгуком, под которого он так сильно захотел лечь ещё в их самую первую встречу, а сейчас он его трахает, позволяя громким шлепкам кожи о кожу разноситься по комнате. — Нет, — мягко урчит Чон, начиная толкаться помягче, с ноткой заботы, перенося вес на свою руку и нежно прикусывая чиминов загривок — аккурат там, где выступает ряд шейных позвонков, и от этого Пак стонет так громко: его член налит кровью, он жаждет разрядки, но ему не разрешают, не позволяют. А фантазия подкидывает всё больше пошлых картинок: зажмурившись, Чимин представляет, как Чонгук там, сзади, входит в него снова и снова, такой восхитительно голый, и крепкие руки в вязи тату придерживают его ягодицы, которые наверняка покраснели от ряда провокаций-шлепков. Чимин представляет, как его, такого открытого и совершенно бесстыдного, трахают, и его собственный член призывно и крепко стоит, от притока крови такой багровый и крупно пульсирующий, до ужаса влажный настолько, что капли предэякулята капают на белую простынь. И это сводит с ума, потому что Тэхён, вернувшись, находит Чонгука не остановившимся ни на мгновение, но мгновенно берущего паузу, чтоб, покинув тело Чимина, развернуть того животом вверх — заставить на них посмотреть — и, окинув взглядом чужое лицо, повернуться к своему парню, чтобы сказать: — Двойное? Он так просил, а? — По-моему, он как раз-таки был категорически против, — хмыкает Ким, бесстыдно очерчивая свои зубы кончиком красного, измученного за этот безумный день, языка. — Как ты смотришь на то, чтобы мы тебя трахнули вместе, а, Чимин-и? — Да... — хрипло тянет Пак, чувствуя, как снова краснеет с удвоенной силой. — Что «да»? — урчит Чонгук голодным котом, проводя сильными пальцами по бедру вверх, немного царапая, чтоб, наклонившись к его животу, внезапно-размашисто лизнуть головку Чимина. Тот ахает, а Чон, довольный реакцией, перехватывает его у основания пальцами, и мягко накрывает губами, чтобы насадиться поглубже, но не до конца — дразнит, потому что хватка там, внизу, немного усиливается, принося дискомфорт. — Скажи чётко, — урчит Тэхён, оказываясь рядом, чтоб, наклонившись, начать ласкать его сосок языком. Они оба играют с ним прямо сейчас, словно два кота — с мышью, а Чимин совершенно не против. — Вы можете сделать двойное, — хрипит Пак, и больше его никто не терзает. — Мой больше и я сильнее, так что я вниз, — быстро говорит Чонгук, выпуская изо рта чужой член, а потом приподнимает Чимина, кладя его на себя, и нежно чужие бёдра оглаживает, чтобы подхватить под коленями и задрать чужие ноги наверх. — Такой лёгкий... Тэ, детка, ты вставишь? — Тебе будет удобно, если я за тебя это сделаю? — вскинув бровь, интересуется его всё ещё парень, и Чимин лопатками ощущает низкий смешок: — Просто приставь и введи, а дальше я разберусь. — Как скажешь, — не спорит Тэхён, раскатывая по члену новый гондон: ноги Чимина Чон задирает повыше, вновь открывая его, и Ким приставляет к его входу член Чонгука опять, чтобы ввести так, как тот попросил — их папочка на пробу толкается, и входит легко, вызывая у их одногруппника дрожь. — Порядок, у меня хватает длины, — и, кивнув, Ким медленно приставляет к растянутым мышцам вторую головку, чтобы начать входить медленно-медленно, глядя Чимину прямо в лицо. Это немного — слегка — дискомфортно, но так неожиданно полно, что Пак в ощущениях этих теряется: стонет так громко, так потрясающе, ощущая давление пальцев под своими коленями, и даже не замечает, как Тэхён в него до конца входит, чтобы сверху нависнуть и широко улыбнуться: — Порядок, малыш? — П-полнейший, — хрипит Чимин едва слышно — эти два чёрта аккуратно и аритмично ведут бёдрами в разные стороны, подрастягивая его для двух членов внутри, и это так хорошо, Господи, это двойным давлением на несчастную железу в его заднем проходе, и Пак позорно скулит, крепко зажмурившись и отдавая себя им двоим в полнейшее пользование какой раз за последние несколько десятков минут. А вот когда Чонгук и Тэхён начинают в нём двигаться, то глотку срывает, но не от боли, от кайфа, от того, как чувствует спиной напряжение Чонгуковых мышц, когда он его трахает, от того, как губы Тэхёна находят его, но не целуют — приоткрыв рты, они просто прижимаются ими друг к другу, хаотично и загнанно вдыхая стоны и выдохи, и это так потрясающе, потому что трение членов внутри, скрежет резинки, осознание, что он так туго и крепко сжимает их двоих сразу, усиливая это давление — всё это сводит несчастного Чимина с ума. Мог ли он, трясясь от страха, подумать, что ляжет когда-нибудь в кровать с «номером один» и «номером два» своего универа? Нет, отнюдь. Но вот он здесь, а они двое имеют его одновременно, и когда Чонгук первым срывается в хаотичные глубокие толчки, за собой и Тэхёна утягивая для поддержания темпа, Пак, наконец, не выдерживает — бурно кончает такой сильной струёй, что до груди долетает, вызывая у Тэхёна тихий задушенный смех. Но тот смеётся недолго, потому что Чон резко срывается в громкие стоны (и они так возбуждают), когда он трахает Чимина сквозь этот сильнейший оргазм, который был подобен резко развернувшейся пружине, что удовольствием пронзила до кончиков пальцев, и его толчки становятся дикими, рваными — Пак понимает, что парень Чонгука с таким темпом не справляется абсолютно совсем. Потому что Ким, вскрикнув, застывает, изливаясь в резинку глубоко внутри Чимина и глядя ему прямо в глаза своими, на несколько мгновений ослепшими. А Чимин, подняв голову и чувствуя разрыв толчков Чонгука внутри, целует его — глубоко, с языком, но вместе с тем на той самой грани между страстью и нежностью, позволяя Тэхёну бесстыдно стонать себе в рот от силы оргазма, а после — вздрогнуть так же, как сам Пак вздрагивает, потому что Чонгук, рыкнув, в пояснице прогибается сильно, цепляясь пальцами в занемевшие ноги Чимина и в пару финальных глубоких толчков в нём замирая. Лёжа между ними двумя уже с пару секунд, Чимин, отдышаться стараясь, понимает одно: если он скажет, что это был не самый охуительный секс в его жизни, то безбожно соврёт. — Тебе ещё стыдно? — хрипло посмеиваясь и пытаясь выровнять дыхание, интересуется у него вдруг Чонгук. — Отойду от содеянного — и сгорю заживо, — под громкий смех Тэхёна признаётся Чимин.***
— Ну, так что, как там Сеул? — весело интересуется в трубке Хосок спустя пару деньков, даже не подозревая о том, как сильно пал его лучший друг — прямо в объятия разврата и похоти, но ничего против того не имея. — Тебе честно сказать? — уточняет Чимин у него в динамик наушника, но получается немного нервно и крайне неловко, потому что в этот момент смотрит лишь на экран со входящим сообщением в рамках одного общего — на троих — чата. jk: эй, чимин-и, что ты думаешь о том, чтобы на следующей недельке повторить наш милый опыт?) tae: или тебе все еще очень неловко, а?) jk: скажи только честно! jm: блять, вы двое- jm: мне все еще с т ы д н о, понятно? tae: у-ля-ля! jk: ну, что же тогда... jk: очевидно, придется закреплять этот урок раз за разом, не думаешь?) tae: чтобы чувство стыда пропало бесследно и мы втроем могли бы начать открывать новые горизонты в постели, когда тебе будет скучно, а нам с чонгуком снова захочется разнообразить сексуальную жизнь ;) Обхватив лицо руками, Чимин громко стонет. Забывает только, что в трубку своему лучшему другу. — Чимин-а? Ты в порядке там? — мгновенно реагирует тот. — Да, в полном, — хрипло давит из себя Пак в ответ. jm: блять, ладно jm: окей jk: вот и славно ;) tae: вот и договорились! :) Меньше всего застенчивый Пак Чимин, переводясь в другой универ, ожидал столкнуться с двумя одногруппниками-извращенцами, которые предложат ему групповушку. Но это случилось. И самое страшное то, что... Ему этот опыт понравился ну просто пиздец.