Исаак

Я сел на край кровати, слегка дрожа. Вгляделся в темноту, где Арамис возился со свечой, пытаясь зажечь её. Я осмотрелся (в той степени, конечно, в какой это позволяла мне кромешная тьма вокруг). Сквозь щель между штор пробивался лунный свет, и только по тени и шуршанию одежды я мог понять, что Арамис всё ещё там, и хоть как-то догадываться, в какой части комнаты он находится. Наконец, он смог зажечь свечу, и по всей комнате разлился мягкий неяркий свет. Он обернулся. Его глаза неловко-похотливо сверкнули в темноте; он улыбнулся так, что у меня закружилась голова, и, оставив свечу в подсвечнике на столе, медленно подошёл ко мне и сел рядом. - Как твоё имя? — шепнул он мне на ухо; я чуть не застонал от того, как его дыхание обожгло меня. - П-портос... ты же знаешь, — выдавил я. Он рассмеялся мне в лицо. Я покраснел. - Я имел ввиду настоящее имя. Не хочу кричать это дурацкое прозвище. "Кричать…" — повторил я мысленно и чуть не задохнулся. - Исаак... дю Валлон. - Я — Рене, —шепнул он мне на ухо, снова обжигая мою кожу. — Что ж, Исаак, — продолжил он, специально растягивая моё имя, и, словно смакуя его, будто у него был вкус, причмокнул, — неужели тебе страшно? Его рука как-то незаметно оказалась на моём бедре, совсем рядом с пахом. - Не бойся, — шепнул он. Я только чуть дёрнулся от мурашек, хотя хотелось подпрыгнуть и вылететь через потолок, проделав в нём дыру. - С чего ты взял, что мне страшно? Я никогда бы не подумал, что мой голос может быть таким сиплым и дрожащим. Он мягко коснулся моей щеки (Боже, губами?!) и усмехнулся. Я закашлялся. Повернулся к нему. - Повтори, — потребовал я и взял его руки в свои. Он снова улыбнулся так, что у меня перехватило дыхание, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Погладил меня по щеке, ощупывая бороду, и чуть подался вперёд. Я совсем забыл в тот момент, как и о чём говорить, как дышать, где верх, а где низ... Я хотел, чтобы это длилось вечно. Он мягко отстранился, давая мне отдышаться. Облизнулся. Я посадил его себе на колени и стал расстёгивать его рубашку. - Исаак, — снова повторил он моё имя, словно действительно пытался ощутить его вкус. — Иса-ак.. Он снова поцеловал меня, только теперь запустил свой язык мне в рот, провёл им по щеке, зубам и нёбу. Я попробовал повторить за ним, но он отстранился и погладил меня по щеке. - Исаак. Он стал высвобождать мою рубашку из штанов. Я стянул с него сапог. - Ты совсем не умеешь целоваться, — жалобно начал он, помогая мне разбираться с застёжкой второго сапога. — Хотя, чего я хочу от девственника, — с лукавой усмешкой добавил он. С его ноги с грохотом слетел сапог. Когда Арамис остался в одной только рубашке, очень просвечивавшей и дававшей мне даже в темноте разглядеть его фигуру, он лежал на спине, облокотившись на спинку кровати. Он оказался очень стройным, особенно узким в талии и бёдрах. Я невольно залюбовался. Рене поманил меня жестом. Я стянул рубашку через голову и наклонился к нему. Он откинулся на подушку; его красивые тёмные волосы веером растрепались по ней. Я зарылся в них носом. Он засмеялся: - Щекотно! — его плечи задрожали. - Перевернёшься? Он последовал моему совету. Я согнулся ещё сильнее, стараясь не давить на него своим весом, и поцеловал его лопатку. Он хихикнул. Я задрал его рубашку и прошёлся поцелуями от шеи вдоль позвоночника вплоть до поясницы, а он всё хихикал от удовольствия. Я опустился поцелуями и руками ниже, к самой пояснице, и поднял глаза на него. Он кивнул и хихикнул. Он не кричал. Лишь постанывал в ответ на мои неловкие движения и неумелые ласки. Оно и понятно, у него, вроде, уже был такой опыт, и не раз. Ему шло это томное выражение лица, со сдвинутыми бровями, красными щеками и закатанными глазами. За это мне было стыдно. Ему, кажется, нравилось, но я подсознательно искал способ отвлечь его от этого. Покусывал и целовал его плечи, шею. Он застонал, сжимая простыню, и попробовал перевернуться. Он оказался на моих коленях, я сидел неподвижно и боялся лишний раз вдохнуть, чтобы не спугнуть это прекрасное зрелище. - Исаак... Он так часто повторял моё имя, что это уже раздражало. Я впился в его в его губы грубым поцелуем, запуская свой язык ему в рот и пробуя его язык на вкус. Он стал поспешно расстёгивать мой ремень, стягивая штаны до колен. Потом упёрся руками мне в плечи и, тихонько застонав, немного заёрзал на мне. От моих неловких толчков он царапал мне спину и негромко стонал, редко вскрикивая. Он прогибался до хруста в спине и, взяв меня за затылок, прижимал мою голову к себе. Я стал мягко выцеловывать его грудь, осторожно придерживая его за бёдра, чтобы он не свалился с меня, а он выстанывал моё имя, выгибаясь так, чтобы я касался его чаще. У нас обоих сбилось дыхание; в голове было пусто, как будто она была ватная, во рту пересохло, а тело всё ломило от усталости. В висках бились две мысли: "Поскорее бы это закончилось" и "Господи, пусть это длится вечно". Рене запрокинул голову, тряхнув волосами, наморщил нос и закатил глаза, пытаясь хоть как-то скрыть от меня румянец на щеках, заметный даже в полумраке. Я повалил его на кровать, продолжая ласкать и толкать; запустил пальцы ему в волосы, поглаживая по затылку. Он запрокинул голову, открыв шею для меня. *** Меня зовут Исаак дю Валлон. Когда я жил в Париже, когда меня звали Портосом, когда я разделил постель с Рене д'Эрбле, мне было двадцать шесть лет. Сейчас мне тридцать восемь. Я сижу на краю кровати, запрокинув голову и глядя на потрескавшийся потолок. Всё тот же Рене д'Эрбле лежит на кровати рядом со мной, хитро улыбаясь и раскуривая свою трубку, и смотрит на меня так, будто хочет чего-то.Но чего? Мы снова встретимся только через несколько месяцев, он, наверное, хочет потратить эти пару дней вместе со мной с умом. Может, он хочет испытать то же, что в нашу первую ночь? Или повторить то, что было только что? Или, чтоб я прижал его к стене? Плевать. Всё сделаю. Люблю я его.