каждая жизнь оплачена чьей-то смертью

Северин задумчиво водила пальцами с слишком длинными ногтями по тонким губам. Она замерла в прихожей особняка Блэков и уставилась, склонив голову, на лестничный пролет второго этажа, нависавший над прихожей. Дверь прямо напротив входной была полуоткрыта. Северин глубоко вдохнула, словно ныряя, и тут же увидела. Вернее сперва услышала – громкий женский крик, надрывный, страдающий и какой-то раздосадованный при этом. – Второй! Уже второй! – единственное, что можно было разобрать – гулко отразилось от потолка. Глухие удары – словно женщина слабо била кулаками по кровати, и крик перешел в истерические рыдания. Мужчина в строгом, не домашнем костюме широкими шагами преодолел пролет лестницы, направляясь с третьего этажа к полуоткрытой двери. Он тоже был на взводе – видно, как шумно раздувались ноздри, хоть лицо и оставалось недвижимым. Рука мужчины уже тянулась открыть дверь, когда тонкая девичья фигурка вынырнула из комнаты, держа на руках сверток. Темноволосая девушка с точеным профилем, сильно сжав губы, превратив их в тонкий порез на лице, отдернула кружевную пеленку с лица ребенка. – Он родился уже мертвым, дя… – мужчина отвесил девушке пощечину и, развернувшись, взбежал обратно на третий этаж. Дернув верхней губой и на мгновение обнажив передние зубы, юная Беллатриса Блэк снова бросила кружева на бледное личико с синеватыми губами и вернулась в спальню тетки. Из спальни, чуть пригнувшись под притолокой, шагнул на площадку лестницы Сириус Блэк. – Будешь стоять тут, застыв, как мертвая, такой и станешь, Снейп. Пустые, уставившиеся в пустоту глаза Северин моргнули, она снова резко втянула воздух. Преграда и так была слишком тонка, и шутки Блэка только истончали ее. Медленно перебрав рукой вещи в кармане дорожной мантии, она извлекла пухлую неопрятную записную книжку. Два мальчика умерли, чтобы другие два жили. Она нацарапала маленьким, пачкающим пальцы карандашом на новой странице – «Родильное зелье». Не поднимая глаз на бывшего однокурсника, произнесла: – Остроумие в стиле твоей семейки, Блэк. Джеймс Поттер, вынырнувший из той же комнаты, быстро обхватил Сириуса рукой за шею в жесте скорее борца, чем друга, направляя его к спуску на кухню. Бросил вниз, в сторону черных немигающих глаз, следящих за ним из полутьмы: – Дамблдор уже вспоминал о тебе. Поспеши. Северин сощурила глаза и не кивнула, быстро скидывая мантию, не глядя на себя в пыльное зеркало с пятью чистыми узкими полосами посередине (Нимфадора Тонкс пыталась за что-нибудь ухватиться, споткнувшись о подставку зонтов. Как всегда неудачно). Северин переспала с Джеймсом в конце шестого курса, на Пасхальных каникулах. Было полнолуние. Почти годовщина. В спальне мальчиков Гриффиндора никого, кроме Джеймса не осталось, а в слизеринской девочки давно привыкли к ее ночному отсутствию. Никто не знал об этом, кроме них. Джеймс вообще не раз после думал, был ли он в себе тем вечером. То, что Снейп говорила, то, как она улыбалась ему в свете полоски луны из окна – тепло, будто луна на одну ночь позаимствовала теплое свечение солнца… Это не могла быть она. Северин тоже так считала. Она не помнила этой ночи, лишь утро, когда, сидя в одиночестве на трибунах поля по квиддичу, она запрокидывала голову, улыбалась, как никогда до и после этого, и смотрела на крошечную фигурку Поттера в небе. У нее впервые не кружилась от взглядов на стремительные виражи Джеймса голова, только что-то сладко звенело, будто впервые натянули все струны в теле и ударили по ним. А потом она увидела. Маленькая мальчишеская фигурка все поднималась и поднималась в небо над группой первогодков и молодой мадам Трюк. Первый урок полетов, на нем часто случалось подобное. Все наперебой давали мальчишке советы, кричали что-то, а он только сильнее вцеплялся в такое тонкое и ненадежное дерево, слишком сильно клонясь вперед, будто хотел лечь на древко. Мадам Трюк пыталась выговорить заклинание, чтобы остановить стремительный подъем метлы, отлевитировать первокурсника с Пуффендуя на траву поля, но бойкие гриффиндорцы рядом уже наперебой рассказывали магглорожденным и полукровкам, что будет дальше и смеялись так заливисто, что она все никак не могла договорить слова заклинания до конца.       Волшебники удивительно выносливы. Юные особенно. Во всех семьях, где о способностях ребенка знали, он хоть раз да и падал с игрушечной метлы, а бывало и из окна, радостно визжа преодолевал огромное расстояние и, каучуково отскочив, снова поднимался вверх. Пропутешествовав несколько раз вверх и вниз, он, наконец, замирал, лежа или стоя на земле. Многие после этого падали нарочно, стоило только родителям или домовым эльфам отвернуться. Конечно же, он не удержался на метле, этот пухлый мальчишка, от лица которого за пару минут, кажется, вся кровь отлила куда-то в пятки или судорожно сжатые пальцы. Казалось, не прошло и секунды, он уже стремительно летел вниз к полю, к группе однокурсников. То, что Северин зажмурила глаза, мгновенно сменив солнечные лучи прямо в лицо ярко красным светом из-под век, не помогло ей не увидеть, как за спиной мадам Трюк, быстро отводившей пуффендуйцев и гриффиндорцев к краю поля, неуклюже размашистое тело первокурсника не отскочило, с огромной высоты приземлившись на поле для квиддича. Мальчик оказался сквибом. На первых уроках, которые были в тот же день, его посчитали просто слабым в магических способностях, не успев разобраться. Северин исчезла с трибун, как всегда исчезает тень под лучами солнца. Она больше не улыбалась чужой улыбкой. На клочке пергамента в кармане было выведено «Зелье невесомости» и за пару минут всплывший в памяти рецепт. Слагхорн не открыл, когда она стучалась, просясь в лабораторию («Праздники, милочка. Подождите хотя бы до понедельника»), так что пришлось довольствоваться тем, что было. Почти все ингредиенты нашлись в Запретном лесу, котел и огонь не слишком гостеприимно одолжили кухонные домовики. Когда она попросила у Джеймса Поттера испытать результат на себе, он взглянул странно, словно на кого-то за ее плечом, но согласился. После этого они в школе больше не разговаривали. Впрочем, и перестрелки заклинаниями между ней и его приятелями почти сошли на нет. *** В четыре утра на опушке Запретного леса было достаточно светло, чтобы не подсвечивать путь палочкой, но солнце еще не встало. Северин, медленно перебирая собранные растения в холщовом мешочке, миновала хижину Хагрида, прошла еще пару десятков шагов и замерла. Он, устало ссутулившись, выбирался из-под корней Ивы, остановив ее беспрестанное утреннее перешептывание с ветром. Люпин почувствовал холодное острие взгляда поверх плеча, обернулся, и тут же, одним движением выбравшись на траву, вернул Иве подвижность и быстро зашагал к замку. Она едва перевела дыхание, а его спина уже еле маячила далеко в утренней дымке. Северин сжала пальцы и обнаружила, что мешочек выпал из окаменевшей руки. Нагибаясь за ним, она мазнула взглядом по едва заметной тропинке, протоптанной к лазу под Дракучей Ивой. Сейчас ее там быть не могло, а вот на пятом курсе… Северин нырнула. От нее это не зависело. Две пары девичьих ног, беспрестанно налетая друг на друга, чуть не бежали по тропинке. Их силуэты легко можно было бы разглядеть при дневном свете, они казались сгустками воздуха, недостаточно прозрачными, чтобы свет легко проходил через них. Но в полутьме лунной ночи Дезиллюминационное заклинание Лили неплохо заменяло мантию-невидимку. – Я тебе точно говорю, тут трава вытоптана, Сев! – Кого будет волновать вытоптанная трава, если мы собираемся попасть под ветки Ивы из-за записки этого твоего Люпина! – Написал-то он тебе, – хихикает и толкается рыжая, медно-черная в лунном свете Эванс. – Я предлагала никуда не ходить и отправить ему в ответ записку о встрече в логове озерного Кальмара. Ты почему-то не согласилась. – Вот когда он пригласит тебя на полноценное свидание, тогда поплывете хоть к Кальмару, хоть к Лох-Несскому чудовищу, а упустить шанс и не посмотреть на приведений Воющей хижины – это было бы феноменальной глупостью с нашей стороны. Надеюсь, он не слишком огорчится, что ты пришла не одна. – Дай хоть я вперед пойду. Как он там писал насчет Ивы – круглый сучок… ага, кажется, вот этот. Отойди ты подальше, полоумная, пришибет же. Девчонка пониже приглушенно и восхищенно завизжала, когда Ива, замахнувшись в ее сторону тонкой ветвью, внезапно застыла, а ветка, чуть трепеща, замерла в полуметре от лица Лили. – А это точно заклинание, Сев? Так похоже на автоматику! Может, Дракучая Ива – робот? – Тише ты. Не может. У Хогвартса такое магическое поле, что любой робот бы отключился. Значит, я иду первой, а когда пойму, что это не очередная шуточка Поттера и Блэка… – Ну, нет, Сев, так не пойдет, я не зря тебя на это подбила, чтобы теперь тут маячить под Ивой, пока ты исследуешь Воющую хижину! И бордово расплывчатая Лили быстро юркнула в открывшийся лаз под корнями дерева. Снейп, раздосадованно бормоча проклятия в адрес Люпина и всех его дружков, полезла вслед за ней. Иву она решила пока не включать. Никогда не знаешь, когда и как придется отступать. А про Хижину недаром ходили самые жуткие слухи. Они шли в полной темноте, подсвечивая дорогу палочками так долго, что уже успели перешутить и развенчать все возможные связи между Люпином и приведениями Воющей хижины, и даже неугомонная Эванс начинала понемногу зевать. По их примерным расчетам они могли уже миновать Хогсмид, так что поворот в Хижину, если они до сих пор его не пропустили, мог показаться в любой момент. В лазе было тесно, Северин, уставшая налетать на спину подруги, отстала на десяток шагов. Их мантии беспрестанно шуршали об стены, а взгляды обеих были в основном устремлены на пол и боковые стенки туннеля, где мог находиться долгожданный лаз в Хижину. Так что когда шуршание и дыхание девочек прерывало более резкое, звериное, они не сразу это заметили. У Северин что-то жарко стукнуло в груди, разлилось по жилам не просто страхом, а смертельным ужасом, животным ужасом близкой смерти. Огромный волк (она машинально отметила зрачки, кисточку на хвосте… оборотень) стоял, чуть опустив голову, раскрыв пасть, и судорожно дышал. А потом прыгнул. Северин после возненавидела себя за то, что она бежала тогда, не оглядываясь. И словно слух вместе со взглядом был направлен только вперед, она и не слышала ничего, что произошло за ее спиной. А потом Лили толкнулась в плечо и опередила ее в этой гонке по подземному лазу. Только вместо обычного тепла, ее прикосновение отдалось холодом. Северин не обрадовалась, не испугалась и не успела понять, что обогнать ее на бегу в узком месте туннеля Лили никак не могла. Рыжие волосы взметнулись, когда Эванс обернулась и посмотрела на Северин мертвыми глазами. Грань бытия выгнулась дугой под напором продолжавшей бежать Северин Снейп, а потом, колыхнувшись и хлопнув, как простыня на веревке под ночным порывом ветра, вытолкнула ее под ветви Дракучей Ивы. Северин вдохнула, выныривая из самой глубокой впадины, куда когда-либо заплывала. Участь живых неразрывно замкнута на участь мертвых. И Северин Снейп видела обратную сторону вышивки судьбы, где смыкалась ее жизнь, оплаченная смертью Лили Эванс, и сотни других жизней и смертей, мир которых был ей также привычен, как мир зримый. Снейп подняла мешочек с травами и выпрямилась. Глаза обернувшегося на ходу в ее сторону Люпина выглядели в утреннем тумане как пустые глазницы. Она, не опуская взгляда, наощупь достала из кармана засаленную записную книжку. Вывела на пустой странице «Аконит». Я помню, Лилс.