***
Губы потрескались, глаза непрерывно слезятся, приходится часто моргать. В висках отбойным ритмом пульсирует тупая боль, в глазах периодически темнеет; наверное, стоило все-таки поесть утром после очередной бессонной ночи. Раздражают мелькающие перед носом мелкие проклятия, бесит первый ранг, спрятавшийся где-то в здании, который наша троица уже час тщетно пытается найти. В венах кипит злость, от которой голова начинает болеть сильнее, мне очень трудно держать себя и свои эмоции в руках. Последней каплей становится очередная слабая тварь, которая умудрилась укусить меня за руку, сразу начавшую кровоточить и понемногу неметь. — Да как же все достало! — вспыхнув проклятой энергией, я начал крушить все и вся вокруг себя, забывая про друзей на верхних этажах, все ещё не найденном проклятии и остальных сдерживающих факторах. Во мне бурлили раздражение и утомление от такой жизни, поэтому я вливал их в проклятую энергию, забив на предостережения семпаев о контроле чувств. Воздух вокруг искрился, от стен отлетали крошки бетона — удивительно, как все не разрушилось. Продлился мой всплеск эмоций недолго: буквально через пару секунд рядом появился Годжо, нейтрализуя мою силу своей техникой, и принялся что-то говорить — я не особо различал, в голове все ещё стучало набатом. Когда мужчина подошёл совсем близко и собирался взять меня за плечо, я резко обернулся и злобно блеснул глазами так, что тот отшатнулся. — Отвалите, пожалуйста, сенсей, — угрожающе прошипев это, я развернулся и быстро ушёл в другое крыло здания, лишь бы остаться одному и пережить невозможную боль в голове. Остывая после срыва, я начал понемногу понимать, что натворил. Плюхнувшись на холодный пол, я прислонился спиной к стене и запрокинул голову, чувствуя горькое сожаление. Снова и снова продолжаю приносить проблемы. — Идиот, тупой придурок, — я закрыл лицо ладонями, упираясь в согнутые колени. Хотелось завыть и снова что-нибудь разбить. Стены уже нельзя, так, может, своё лицо? — Ещё и у Годжо-сенсея будут проблемы… Черт, черт, черт! Самокопание прервал непонятный звук, послышавшийся с конца коридора. Я приподнял голову и с подозрением взглянул в ту сторону. С моего места никого не было видно, поэтому пришлось встать и на ватных ногах направиться к источнику звука. Вой повторился, и я напрягся, поднимая кулаки в боевой готовности. Завернув за угол, я остановился: ни души. Подозрительно, потому что чужого присутствия я тоже не чувствовал. Осматривая пустой коридор, в голову внезапно стрельнуло необъяснимое ощущение, и я быстро обернулся, защищаясь от прыгнувшего на меня проклятия. Оно повалило меня на пол и схватило мои руки, не позволяя дать отпор. Стало понятно, что это тот самый первый ранг — оно было больше всех остальных и, хоть я все ещё мало ощущал его присутствие, от него веяло силой и опасностью. Судорожно рассуждая, я решил, что эта тварь невидима для шестого чувства потому, что специализируется на скрытности и неожиданном нападении, и поэтому не особо сильна физически. Значит, у меня может получиться вырваться из хватки и победить ее своей проклятой энергией. Размышления длились не дольше доли секунды, и, собираясь высвободиться, я случайно посмотрел существу в глаза. Кажется, это было ошибкой: его огромные, напоминающие бездонную пропасть глазища приковали к себе взгляд, утягивая в бездну крутящихся спиралью мыслей. Так значит, это его способность? И как мне теперь выбраться? Я понял, что конечности расслабились и перестали двигаться, но ничего не мог предпринять; меня закручивало в эту воронку размышлений, и эти пустые, завораживающие глаза крутили мной, качая в разные стороны. Со всех сторон слышался неразборчивый шёпот, он то приближался, то отдалялся; глухой, как сквозь вату, закладывал уши и заставлял отдать контроль над своим телом. Я все ещё был в сознании и даже пытался бороться, и тогда проклятие склонилось ближе и начало шептать прямо в ухо, сильнее туманя сознание. — Ты никчемный… Тебе нечего делать здесь… Умрешь, и никто не заметит… Ты не сможешь так жить… — перешептывания сливались в единый шелест, напоминая церковную музыку; но, скорее всего, это была просто игра моего разума. Время тянулось невероятно долго. Я прикрыл веки, сквозь ресницы еле пробивался лунный свет; я почти отдался этому шёпоту. — …ужасен, ты разозлил Годжо-сенсея… И тут я пришёл в себя. Распахнув глаза, я осознанно воззрился на сгорбленное надо мной проклятие, дыру в стене, из которой выпрыгнула тварь, и дернул рукой. Первый ранг, кажется, удивился: его глаза раскрылись сильнее, хотя, казалось бы, куда больше; понимая, что шёпотом меня уже не захватить, он завыл мне в ухо, оглушая, и отпрыгнул. Я сощурился от громкого звука и тоже поднялся, зажигая на кулаках проклятую энергию. Проклятие заметалось из стороны в сторону, а, увидев синее пламя на моих руках, вовсе заскулило и бросилось на меня, снова пытаясь сбить с ног. Я откинул его махом руки обратно к стене, злорадствуя над беспомощностью существа. Дергая глазницами без зрачков, проклятие предприняло последнюю попытку и заговорило чарующим, томным голосом: — До чего ты докатился, Юджи? Чувствуешь ли ты зло в своём сердце и душе? Все на тебя так надеятся, а ты стоишь на месте, пытаясь избежать своей участи, — я приостановился, но тут же опомнился и навис над говорившим, который растянул губы в отвратительной улыбке и зашептал пуще прежнего. — Но ты можешь примкнуть к нам, тогда ты получишь все: право выбора, новые возможности и недосягаемую любовь. На этих словах существо засмеялось, разевая чёрную пасть, а у меня внутри что-то екнуло. Скривившись, я замахнулся и впечатал кулак в омерзительную, потешающуюся образину. Брызги крови заляпали пол и мою форму, чему я был не особо рад. Сзади послышались быстрые шаги и показались Фушигуро с Кугисаки. Я повернулся к ним и оскалился, глядя на их вытянувшиеся физиономии. Внутри загоготал Сукуна, бормоча что-то про Мегуми, и я сдержал рвотный рефлекс. С трудом удерживаясь от того, чтобы заблевать все вокруг, я отсалютовал все ещё не двигавшимся одногруппникам и, пройдя мимо них, ушёл. Выходя из здания, я подумал, что теперь не смогу думать об этой миссии без омерзения и тошноты. Глядя на стоящего у машины Иджичи, нацепил на лицо легкую улыбку, решив не показывать свои переживания ассистенту директора. Помахав ему, я с презрением, но безучастно понадеялся, что Годжо не станет болтать о моей недавней выходке. К горлу снова подступил ком.***
— Отлично справился с тем проклятием, Юджи-кун! — весело прощебетал учитель, протягивая ладонь, чтобы дать пять. Внутренне закатив глаза на ребячество мужчины, я приподнял уголки губ, отвечая на жест сенсея. — Как себя чувствуешь? — Прекрасно, спасибо, — вышло суховато, потому что вопрос показался мне подозрительным, но я сгладил впечатление лёгкой улыбкой, мило сверкнув глазами. Годжо кивнул и слегка сощурился, продолжая улыбаться. Казалось, он ждёт чего-то ещё, потому что мы так и стояли друг напротив друга в молчании. Он хочет извинений за недавнее? Ну уж нет. Не дождавшись и реплики от учителя, мне стало совсем уж некомфортно, поэтому я неловко попрощался, ссылаясь на дела. — Конечно, конечно, иди. Но зови, — он немного склонил голову, — если захочешь поболтать. Теперь, лёжа на кровати глубокой ночью, я размышлял над этим разговором. Все звучало слишком ненатурально, будто в плохо сыгранной сценке. И Годжо-сенсей смотрел с таким странным выражением лица, словно что-то знал. Словно мои мысли открытая книга. Я так плохо стараюсь? У меня не получается? Годжо-сенсей ведь не может ничего подозревать. Да и остальные тоже… нет, не могут, конечно. Я ведь накручиваю себя? Волнение переливалось через край, поэтому я подорвался с постели и принялся нервно ходить по комнате, не в силах больше просто лежать. От беспокоящих мыслей и неуместной энергии подскочил пульс, но дрожащие руки выдавали утомление: когда же пройдёт бессонница? Я испуганно вздрогнул, почувствовав лёгший на щеку волос, и присел обратно на кровать. — Глупая, пустая трата времени, такая же, как и уничтожение того проклятия, — сразу вспомнились его слова перед смертью. — И что оно имело в виду? Какие ещё зло и недосягаемая любовь? По телу снова прошлась невольная дрожь, я скривился. Не хватало ещё рассуждать над словами мертвого проклятия. Вспышка энергичного волнения прошла, уступая место раздражённой усталости, поэтому я снова завалился в холодные простыни, сразу укутываясь с ног до головы. — Недосягаемая любовь, — я презрительно фыркнул.***
— Итадори, через час собираемся у выхода, — я неподвижно лежал на кровати, когда вошёл Фушигуро. Кивнув, я мысленно взмолился, чтобы парень поскорее вышел и оставил меня в одиночестве. Тот немного подозрительно окинул комнату взглядом и вышел, прикрыв дверь. Я перевернулся на бок и устало выдохнул. Не хочется вставать. Да что там — не хочется двигаться вовсе. Какое мероприятие через час, забыл? Я замычал, закрывая глаза. — Нет, стоп, не спать, — под свои же слова вздрогнул и сел, свесив ноги. Холодно как-то. Идти никуда не хочется, но меня обязательно найдут, если останусь в комнате. Быстро одевшись, я направился к выходу, воровато, как мне показалось, оглядываясь по сторонам. К величайшему удивлению и радости, по пути мне никто не встретился, и я беспрепятственно вышел из колледжа. Хотелось уйти куда-нибудь подальше, поэтому я направился в город, засунув руки в карманы. Небо понемногу становилось темнее, но сумерки ещё не наступили. В толстовке было не холодно, но по открытым до колен ногам проходила лёгкая дрожь. И почему я такой непослушный? Ушёл, никому ничего не сказав, в город и Фушигуро, наверное, подставил. Зачем я это делаю? Впереди показались огоньки, послышался гул людских голосов, но идти в самый центр и пересекаться с кем-либо мне не хотелось, поэтому я свернул на пустую улочку. Здесь было спокойно и тихо, я присел на скамью под большим деревом и, поставив локти на колени, склонил голову к земле. Мне было плохо, но одновременно плевать. В груди разрослась какая-то пустота, аж дышать трудно, но мне было все равно. Я просто ничего не чувствовал. Почему? — Старик, что со мной стало? — я тихо обратился в никуда, пытаясь дозваться до мира мертвых. Пусть самый близкий человек уже не рядом, но, может, он оттуда подскажет мне? — Я так устал от всего. Где мой прежний настрой? Дедуль, помоги мне, пожалуйста. Я запутался. На глаза навернулись слёзы, но пролить их не получалось. Пытаясь искусственно довести себя, я внушал, что это поможет, но глазницы снова стали сухими. Сильно сжав ткань шорт, я измученно выдохнул. Ничего уже не поможет. Мне показалось, что испещрённое трещинами, словно стекло, сердце не справляется, и появляются все новые и новые царапины, образуя брешь. Романтично, не правда ли? В душе осколки, в сердце боль — звучит неплохо. Я усмехнулся глупым мыслям и лёг на спину, вглядываясь в небо сквозь крону дерева. Уже совсем темно, ребята давно, должно быть, ищут меня. Хотя, может, и нет — кому это сдалось? Я бы на их месте забил и наслаждался компанией друг друга. В горле перехватило от воспоминаний своих поступков. И как меня вообще терпят в добром, хорошем обществе? Я закусил губу, подавленно всматриваясь в клочок неба, видневшийся сквозь ветки. — Бесполезный, ненужный, мерзкий, — зашептал я, не справляясь с терзающими мыслями. — Лучше бы умер. Рядом послышался шорох, и я резко перевёл взгляд в темноту. Из неё медленно вышел беловолосый мужчина с темными очками на носу. Я вернулся в сидячее положение и испуганно посмотрел на Годжо-сенсея. — Итадори-кун, ты не пришёл на собрание, — меня охватил озноб от этих простых слов. Я не мог сдвинуться с места, нервно теребя подол толстовки. Мужчина подошёл вплотную. Мне внезапно стало настолько плохо, что в глазах потемнело, а дышать показалось непосильной задачей. Слыша, как из горла раздается сиплое дыхание, я закрыл глаза, досадуя на проявление страха при учителе. На плечи мягко опустились широкие ладони, но я приказал себе не двигаться и не раскрывать век. Послышался тихий выдох, а рука переместилась с плеча на голову, начиная аккуратно взъерошивать розоватые пряди. Кусая внутреннюю сторону щек, я сглотнул и неуверенно посмотрел на Годжо. Тот опустился на корточки между моих ног, глядя на меня снизу вверх, и обеспокоенно свёл брови. Под таким взглядом я начал кусать губы и часто дышать, сдерживая рвущиеся эмоции. — Юджи, расскажи, что случилось, — его мягкий, взволнованный голос, выражение лица, которое так сильно отличалось от обыкновенного, и эта аура, которая чувствовалась кожей, заставили меня запрокинуть голову и резко зажмурить глаза, ощущая ноющую боль в груди. Нет, не смотри на него, заставь оставить в покое, оттолкни. Не позволяй видеть свои чувства, не будь слабаком. Словно услышав мысли, Годжо взял мои руки в свои и легонько сжал их, словно побуждая к действию. — Сенсей, прошу, уйдите, — голос звучал неуверенно и разбито, совершенно не так, как я хотел. Я приподнял уголки губ и, чувствуя тяжесть нижних век, устало посмотрел на мужчину. С его появлением дыра в груди разрослась сильнее, а безразличие сменилось каким-то другим непонятным чувством. Я не понимал, действительно ли хочу прогнать учителя и остаться в одиночестве или это уже просто вошло в привычку. Годжо встал, и с замершим сердцем мне показалось, что он правда собирается уйти, но тот опустился на скамейку рядом и обхватил меня обеими руками, прижимая к себе. Упираясь ему в грудь, я зажал рот ладонью, стараясь восстановить ритм дыхания. К горлу подступал ком, поэтому выдавить из себя и слова не получалось. Нежные объятия поддерживали, но не помогали справиться с накатывающей истерикой — мне становилось только хуже от понимания, что я не заслуживаю эти доброту и утешение. Попытавшись что-то сказать, я смог только пробулькать какие-то хрипы и закашлялся. — Годжо-сенсей, — снова попробовал я, неосознанно ближе прижимаясь к тёплому телу и пряча лицо, — мне не нужно все это. Я не… Не дослушав, он схватил меня за подбородок и заставил смотреть в глаза. В его прекрасные, ярко сияющие в темноте лазурью глаза. Я вывернулся и отвёл взгляд. — Я не заслуживаю вашей поддержки, — я поджал губы, чувствуя, как печёт веки. — У меня не получается совладать с эмоциями, поэтому я делаю ещё больше ошибок. Я просто не понимаю, в чем смысл такой жизни, если мое существование подвергает всех вокруг опасности. Вы не думали об этом, сенсей? Хмурясь, я часто моргал, прогоняя влагу с глаз. Годжо понимающе хмыкнул, пришлось повернуться к нему лицом. — А ты не думал о том, что эти самые «все вокруг» специально стремятся стать сильнее, чтобы помочь тебе? Мегуми-чан и Нобара-чан, между прочим, очень волнуются за твоё здоровье. Знаешь, всех в нашем небольшом кружке терзало то, что ты внезапно так отдалился, — я закрыл лицо руками, а он потрепал меня по голове, — Юджи, подумай над этим. Мы все надеемся, что ты вскоре придёшь в норму. А мне, к тому же, не хватает твоей искренней улыбки. Он пальцами показал, как надо улыбаться, растягивая свои губы. Немного пораздумав, я подвинулся ближе и уткнулся лицом в грудь Годжо, смыкая руки в замок за его спиной. Он последовал моему примеру. Мы сидели неподвижно, пока я осмыслял все сказанное. Дыра в душе не исчезла, но чуть-чуть затянулась с краев, и мне казалось, что со временем она, возможно, заживет полностью. Останется шрам с воспоминаниями, и только. Может, это и есть та самая «недосягаемая любовь»? Мне никогда не узнать. Отдаваясь теплу тела мужчины, я расслабился. Через некоторое время я взял себя в руки и тихо произнёс: — Спасибо, Годжо-сенсей, — он в ответ только мягко похлопал меня по спине. Я улыбнулся по-настоящему и подумал, что стоит завтра сделать всем вкусный завтрак и уговорить пойти в парк развлечений. Да, пожалуй, именно так все и будет.