Я никогда не...

В ретроспективе, в предложении Хесуса выпить после совместного стрима не было ничего необычного. Сгорел сарай, пусть тогда горит и хата — провели вместе весь день, можно было и ночь пересидеть, чтоб потом тошнило друг от друга как минимум неделю. В конце концов, так они обычно и делали — не отношения, а сплошные американские горки. Благо Хесус всё связанное с Америкой любил, а поэтому особо не жаловался. Вообще у него была уйма причин — время было детское, после сегодняшнего калика хотелось выпить что-то покрепче противного травяного чая, плюс на следующее место жительства опять перевозить одну и ту же дорогущую бутылку коньяка не хотелось. Да и заслуживала она, чтобы её выпили не в гордом алкашеском одиночестве, а хотя бы в компании. Вова по сути просто оказался в шаговой доступности, собутыльником он казался неплохим, хотя Хесус конкретно с ним один на один ещё ни разу не пил. Не хотелось самолично сдаваться извечному Вовиному желанию его напоить, но гордыня в принципе могла идти нахуй, искать кого-то другого было явно лень. Что в самом деле удивляло, так это то, что Вова согласился. Не взглянув на часы, не вывалив кучу заготовленных отмазок, что было бы предсказуемо — немного удивился предложению, спросил, чем тот собирается его поить, и пошлёпал на кухню рыскать в холодильнике в поисках закуски. Вот так вот просто. У Хесуса появилось ощущение, будто он проходил одну и ту же игру много-много раз, но только сейчас сумел выйти на секретную концовку. Конечно, благодарить за это стоило скорее всего маму Алину, которая уломала его высидеть полный трёхчасовой стрим, непривычно короткий, потому что Хесус сам сегодня заебался, и тогда же наверное заранее дала разрешение на ночёвку, но какая уже была разница. В конце концов, это было не его дело. Выражение лица, с которым Вова рассматривал содержимое холодильника Хесуса, иногда тот пришёл в гостиную уже с бутылкой, надо было видеть. В результате, под кучей полупустых контейнеров с доставки ему удалось откопать большой кусок сыра, который валялся там ещё со времён новоселья. Хесусу сложно было вспомнить, кто именно догадался вместе с какой-то дешёвой алкашкой притащить к нему на новую хату ёбаный сыр, но сейчас он оказался как никогда кстати. Достав бокалы из верхнего шкафчика, он обернулся и увидел Вову с ножом в руках. Первым инстинктом было отобрать его у этого горя лукового с уже раненым пальцем и вызваться нарезать сыр самому, кухню от крови оттирать у него потом точно сил уже не будет. Вова не особо и сопротивлялся — пожал плечами, передал ему нож рукояткой вперёд, и ушёл в сторону дивана с бутылкой и бокалами. Когда Хесус присоединяется к Вове с самой дешёвой в мире сырной тарелкой, тот уже боком развалился на диване с подогнутой под себя ногой, уткнувшись в телефон. Бутылка и наполненные стаканы стоят на столике за диваном — немного странное расположение, учитывая, что тот завален какими-то книжками и другим хламом, а широкая спинка дивана наоборот пустует, но Хесус был бы не Хесусом если бы ему было не слишком похуй на такие мелочи. Поэтому он падает на диван напротив Вовы, сначала пытается отзеркалить его положение, но не выходит — его палки никак не хотят под ним правильно складываться, да и сидеть на них не особо удобно. Так что в результате Хесус откидывается на спинку, поворачивает голову в сторону Вовы и подпирает её рукой, устраивая локоть на спинке дивана. Оказывается, за всё это время тот так и не оторвался от телефона — не любит он когда в компании в них залипают, ага, попизди, — но пристального взгляда видимо хватает, чтобы пристыдить Вову, ведь после того как тот зыркает в его сторону, телефон почти сразу блокируется и падает на диван между ними. Не успевает Хесус взять в руку стакан и полноценно порадоваться, что наконец сегодня выпьет, как Вова открывает свой рот. — И сколько ж такое удовольствие стоит? — берёт в руки бутылку и вертит в руках, прежде чем вернуть на место. Хесус чувствует, как автоматически закатываются глаза и даже не пытается это предотвратить, было бы перед кем. Он приуменьшает реальную сумму где-то на треть, но Вова всё равно смотрит на него так, будто он с Луны свалился. — И мы это будем просто так пить? Не, так не пойдёт, это скучно. Надо чё-то поинтереснее придумать. И Хесус со своим идиотским инстинктом веселить всех, кто потенциально может заскучать в его компании — явно профдеформация за все годы работы в индустрии развлечений — не может это так оставить, отказать дурачку и наконец уговорить его просто с ним выпить. Нет, шестерёнки в голове почти сразу начинают вертеться, как только звучит слово «скучно», и первый вариант, самый очевидный, приходит на ум незамедлительно. — Можем в какую-то игру с алкоголем, например, поиграть. Мне Антоша как-то зачитывал вопросы с какого-то сайта, там они начинаются с «Я никогда не…», и если ты делал это, то должен выпить. — Да ну, хуета какая-то детская, — делает вывод Вова, хотя Хесус ещё даже не успел договорить самое интересное. — Само собой вопросы там не типа «Я никогда не прыгал с парашютом», а нормальные, взрослые, — глаза напротив отрываются от обивки дивана и с прищуром изучают его лицо. Всё-таки заинтересовал. — Взрослые, говоришь? Ну давай попробуем. Приходится поставить стакан обратно и просить ссылку у Антоши, потому что умственных способностей Хесуса на то, чтобы найти её самостоятельно, не хватает — последние растерял, приучившись припахивать к этому чат. Антон пытается разузнать, зачем ему вообще это понадобилось, но он уже совершил ошибку, сначала отправив ссылку, а затем спросив, и поэтому Хесус позволяет себе закрыть диалог и отложить его расспросы на ближайшее никогда. — Я нашёл, если что, можем начинать, — от звука его голоса Вова немного подпрыгивает, но, к счастью, не давится ломтиком сыра, который до этого лениво жевал. Дёрганный какой-то. — Охуеть, не прошло и полгода, — Хесус понимает, что поязвить тому надо хотя бы ради приличия, поэтому решает игнорировать его саркастичный тон. — Можешь ты зачитывать вопросы, потому что я некоторые уже видел. Наверное, так будет честно, — логики тут немного, но на самом деле Хесусу просто лень читать. Он и так это вслух делать не очень любит, а в пьяном виде тем более — не хватало ещё чтобы над ним опять смеялись из-за его запинок. Но Вова на удивление даже не спорит и без лишних слов принимает из его рук телефон. Ого, может же когда захочет. — Только у меня одно условие. Давай всё по-честному, пожалуйста, без пиздежа, а то я тебя знаю. Хесус убедительно кивает и заверяет его, что, конечно же, всё будет как никогда честно. В любом случае, как бы он не клялся в своей искренности, соврать в любой момент ему никто помешать не сможет, лжец из Хесуса считай патологический, так что ему не составит особого труда несколько раз обмануть Вову. Если он не захочет в чём-либо признаваться, он этого делать не будет, и не важно, кто перед ним — Вова, Саня какой-нибудь, или сам Господь Бог. Наивный Вова измеряет его взглядом, будто пытаясь выяснить, что у него в голове, но в итоге всё равно покупается на его показную искренность, кивая самому себе. — Кхм, тогда, значит… Внимание, первый вопрос. «Я никогда не принимал ванну с другим человеком». Бля, ну… — Хесус внутри ликует — мало того, что вопрос не застаёт его врасплох, так ещё и выпить наконец можно, замечательно. Он смакует первые глотки и прикрывает глаза, даже не замечая, пьёт ли Вова. Коньяк воистину замечательный, стоил каждого рубля. Вове же обязательно надо испортить послевкусие дальнейшими вопросами. — «Я никогда не избегал-а или игнорировал-а партнёра после секса», — Хесус оперативно глотает коньяк, который до этого держал во рту, пытаясь получше распробовать, и отвечает на Вовин выжидающий взгляд уверенным отрицательным кивком головы. Справляется на все пять с плюсом, другого Хесус от себя не ожидал, как никак, годы тренировок. Вова верит без лишних вопросов. — «Я никогда не мастурбировал на порно», — оба фыркают и допивают оставшийся в стаканах алкоголь, их приходится наполнять заново. Темп, в котором они двигаются, Хесуса более чем устраивает. — Ну ясно, чё там дальше… «Я никогда не платил за секс». — Блять, так вот откуда ты вопросы на детектор брал, — Вова в ответ заливается смехом, и Хесус тихо похихикивает в унисон. Конечно же, никто не пьёт. — Так… «Я никогда не испытывал несколько оргазмов подряд», — Вова уже подносит стакан к губам, но Хесусу нужно уточнить. — Подожди, это типа несколько в день имеется в виду, или как? Тогда я тоже должен пить. — Да не, я думаю, хотя бы несколько раз за час. — Стоп, так это ж биологически невозможно вроде у мужиков… — наглая рожа напротив приподнимает брови и делает пару глотков. — Мы же обещали не пиздеть. — А кто сказал что я пизжу, чистая правда. Чел, у меня женщины до восемнадцати не было, я и не такому научиться успел. — Так ты учился этому что ли? А чё, оно прям того стоит? — не хочется тешить Вовино самолюбие, хоть тому и явно приятно, что появилась возможность похвастаться скиллом, но Хесусу уж слишком любопытно. — Дядь, стопудово стоит, — судя по интонации, Вова не врёт. — И как это вообще… происходит? — Хесус вспоминает каждое своё вымотанное послеоргазменное состояние, и ему искренне интересно. — Ну я хуй знает как объяснить, но… в первый раз ты типа кончаешь, но на самом деле нет. Чтоб это случилось, надо себя несколько раз доводить почти до конца, но вовремя останавливаться. Если всё правильно сделаешь, то так получится, что ты один раз кончишь не по-настоящему, а второй раз обычно, но чувствоваться оба раза будут почти одинаково. Конечно, тренироваться долго приходиться, но блять, я один раз вообще трижды кончил, и это был полный разъёб, — Вова, наверное, может продать что угодно, ведь глядя на его красные уши и блестящие глаза Хесус и правда хочет попробовать то же самое. В ответ он понимающе мычит, пытаясь зажевать смущение от таких подробностей куском сыра, и переводит взгляд на потухший экран своего телефона, как бы намекая, что пора двигаться дальше. Вова на удивление понимает намёк, хоть и не сразу, и передаёт ему телефон для разблокировки. — «Я никогда не врал о количестве половых партнёров», — Хесус для себя решает, что Вова заслужил немного честности, и отпивает из своего стакана, когда тот поднимает на него глаза. — В какую сторону хотя бы, в большую или в меньшую? — Нахуя тебе это знать, давай дальше, — резковато и немного несправедливо, потому что то же самое мог бы сказать и Вова по поводу его недавних расспросов, но тот упускает возможность подколоть его по этому поводу и повинуется. Следующий вопрос Вову необычайно смешит, и пока он приходит в себя, Хесус доливает им алкоголя в опустевшие стаканы. — Там реально что-то смешное, или ты уже нажраться успел? — Да нет, просто… — прочищает горло и выдерживает театральную паузу. — «Я никогда не фантазировал о ком-то, кто есть в этой комнате». Нервно посмеяться в ответ легко, будто вопрос действительно абсурдный и ответ на него лежит на поверхности. Будто ещё пару минут назад в голове сами по себе не появились некоторые образы, порождённые рассказами Вовы. Но это ерунда, ведь и фантазиями это не назовёшь — фантазии это по своей воле, наедине с собой под одеялом, а не когда ты по сути заложник ситуации. Моменты, когда Хесус случайно кончал под звук Вовиного голоса из соседней комнаты, или когда он безуспешно пытался не закончить раньше положенного, представляя его противные волосатые ноги, тоже можно запихнуть в категорию «это другое». Короче говоря, пить ему сейчас было незачем. Вова же, не замечая его колебаний, читает дальше: — «У меня никогда не было секса на работе». Ха, чтобы был секс на работе, нужно, чтобы хотя бы была работа. — Хесус хмыкает в ответ и хочет пошутить про бонгу, но Вова мчится дальше и момент утерян. — Так, следующий… «Я никогда не связывал руки своего партнёра». — Ну, было дело, получается, — под озадаченное выражение Вовиного лица алкоголь на языке ощущается ещё приятнее. Только прикоснувшись костяшками к губам в попытках скрыть хитрую улыбку Хесус замечает, какие они горячие, а учитывая обгрызенную шкурку, касаться их вообще страшно, будто трогаешь оголённый провод. Так что руку приходится убрать. — Так вот чем ты с девочками на своей хате занимаешься, — неясно, в Вовиной интонации предъява или искреннее любопытство, но разбираться у Хесуса нет желания, по крайней мере, пока на его губы так неотрывно пялятся. Вова так сосредоточен, что не слышит повторной вибрации своего же телефона, но Хесус ему об этом не говорит. — Ой, блять, Вов, лучше не начинай… — То есть я угадал получается, да? — Давай уже следующий вопрос. Хесус даже не ожидает, что с Вовой такое прокатит, но тот лишь с ухмылочкой бормочет «Ладно, мистер Грей, как скажете», и зачитывает дальше. — «У меня никогда не было секса в машине». Да не, пока что не было. Хесус собирается вкинуть разрывную про секс с машиной, но в результате по инерции выдает: «Ну да, мы же в ней ирл ещё не стримили». Вне твича такая шутка кажется не такой уместной, как в его рамках, однако Вова всё равно тихо посмеивается. Следующие несколько вопросов оказываются скучными в силу своей очевидности. Можно и так догадаться, что презервативы покупали оба, а секса со стриптизёршей не было ни у одного. Заново наполняя их стаканы, Хесус даже не замечает, что Вова нехило подвис от того, что только что появилось на экране. Опа, неужели наконец что-то интересное. — Вов, ну чё там дальше, — судя по реакции, его ответ он уже может предугадать, осталось узнать вопрос. Тот немного мешкается, ломается, но в результате сдаётся. — «Меня никогда не связывали во время секса», — голос под конец предложения немного срывается, и это характерно для Вовиной манеры речи, но в данном контексте этот срыв звучит страннее, чем обычно. А потом Вова подтверждает его догадки и неуверенно подносит к губам свой стакан, делая пару глотков. Хесус не знает, что его больше удивляет — сам факт того, что такое было, или Вовина честность, которой он точно не заслужил — но он однозначно немного в ахуе. И чувствует себя виноватым за бесстыдный пиздёж на некоторые вопросы перед Вовой, который сидит перед ним, как открытая книга. — И чё это, недавно было? — удосуживается сказать хоть что-то, потому что дальнейшее молчание ни к чему хорошему точно не приведёт. — Блять, нет, давно конечно. Я сейчас такой хуйней не страдаю. Хесус соврал бы, сказав, что ему не хочется шутливо назвать такого смущённого Вову Анастейшей и понаблюдать за его возмущённой реакцией, расспросить его о подробностях, конечно же, исключительно в целях дальнейшего шантажа. Но он держит себя в руках, потому что Вова выглядит довольно поникшим и возможно уже жалеет о своём признании, а Хесус ещё явно не наигрался, и давить на Вову пока он не закроется окончательно не в его интересах. Поэтому он молча поворачивает телефон к себе и зачитывает следующий вопрос, ощущая на себе Вовин благодарный взгляд. — «У меня никогда не было секса в лесу», — вопрос ужасно специфический и даже немного жутковатый, Хесус уже готов скипнуть, но Вова вдруг усмехается и делает пару глотков коньяка. — Пиздишь. — Отвечаю. Ну не прям в лесу конечно, но посреди леса по сути. У нас даже окна на всю стену были с видом на лес, так что фактически… Дай сюда. Отлично, Вова всё-таки никого в лес не отвозил и скорее всего говорит о том его однодневном отдыхе на природе, плюс он самостоятельно вернулся из своего мини-тильта и снова в игре, Хесусу даже ничего делать не пришлось. Слава Богу, минус работа, думает он, передавая телефон обратно Вове. Тот принимает его каким-то странным способом — берёт руку с телефоном в свою, и ждёт, пока Хесус ослабит на нём свою хватку и тот выскользнет в его ладонь. Видимо, уже ударил в голову коньяк, и начались проблемы с координацией. — «Я никогда не стонал…», что?.. — наверное, от выпивки ещё и немного поплыло в глазах, теория лишний раз подтверждается. — «Я никогда не стонал так громко, что боялся, что кто-то мог это услышать», — наконец складывает буквы в предложение Вова и сразу же невозмутимо отпивает ещё чуть-чуть. — Ну кто бы, блять, сомневался, — это и вправду не самое удивительное из всего, что за сегодня от него слышал Хесус — хоть стонущих парней в общем представлять сложно, но стонущего Вову почему-то запросто; в конце концов, он же по жизни такой громкий, почему в постели всё должно быть иначе. Так что Хесус больше ничего не говорит, лишь потирает друг о друга указательные пальцы сложенных замком на груди рук и ждёт, пока тот продолжит. — «Я никогда не получал комплиментов о своих гениталиях»… Чего, блять? — смотрит на Хесуса в недоумении, но рука того инстинктивно тянется к губам, ещё до того, как на них успевает появится смущённая улыбка. За бокалом скрыть её намного удобнее, что он потом и делает. — Серьёзно, что ли? И чё говорили? Типа красивый? Большой?.. — конец предложения произносится очень тихо, почти шёпотом, и у Хесуса невольно загораются щёки. Нельзя его член таким тоном обсуждать, он запрещает. Вопрос удачно игнорируется, тем более, он и был скорее всего риторическим. Вова ещё некоторое время переваривает полученную информацию, или же просто втыкает в обивку дивана, и Хесус использует эти мгновения, чтобы немного перевести дыхание. Касается щеки тыльной стороной ладони и охреневает от разницы температур. Интересно, дело в вечно холодных пальцах или обжигающих сейчас щеках? Скорее всего, и то, и другое. — «Я никогда не пытался споить кого-то алкоголем ради секса», — Хесус так сосредоточен на оценке своего состояния, что не замечает, как напротив наконец отмирает Вова. Встречаясь с ним взглядом, понимает, что тот устал брать на себя инициативу и ждёт, пока Хесус в этот раз сделает первый шаг, пришёл его черёд. — Если я прямо сейчас этим занимаюсь, считается? — судя по тому, что он несёт, нажрался здесь не один Вова, но Хесус слишком любит флирт без обязательств, особенно по пьяни. А с Вовой себя вести подобным образом так привычно и спокойно, что он просто не может упустить момент. — Считается, — Хесусу ничего не остаётся, кроме как послушно выпить залпом оставшееся содержимое бокала. Тем временем коньяка в бутылке остаётся лишь на одного человека, и Вова, не замечая этого, выливает его весь в свой стакан. Хесус не возражает, пьяно расплывшись по дивану, и просто терпеливо ждёт следующий вопрос. Вовина реакция на него непонятна, либо же Хесус пропил все навыки считывания чужих эмоций, что тоже немаловероятно, но он себя не напрягает. Зачем, если вопрос всё равно сейчас будет озвучен. — «Я никогда не целовался с человеком того же пола, что и я», — наконец раздаётся в тишине, и Хесус почти разочарован — надеялся на что-то менее очевидное. Но Вова напротив почему-то всё равно зависает. Он выжидающе смотрит на Вову, Вова в свою очередь пялится на единственный наполненный стакан, затем плавно переводит взгляд на его лицо, не шевеля шеей или туловищем — сцена, которой явно место в каком-то второсортном кино. А в следующее мгновение они уже целуются, судя по тому, как близко и нечетко выглядит Вовино лицо в его глазах, и как без его усилий влажнеют пересохшие губы. Хватает здравого смысла только на то, чтобы вцепиться в подол чужой рубашки, а что Хесус собирался делать дальше он забывает, на удивление быстро за это себя прощая — в такой обстановке любой пьяный одинокий человек поступил бы точно так же, да и первым начал не он. Детсадовские отмазки, но в данной конкретной ситуации и такое сойдёт. Всё заканчивается недостаточно быстро, и в то же время слишком. Не успевает Хесус насладиться глупыми тягучими ощущениями в области живота и поражающей пустотой в голове, как Вова отстраняется, и влагу на губах начинает обжигать его учащённое горячее дыхание. К тому времени, как Хесус удосуживается приподнять неясно когда опустившиеся веки, тот уже далеко, хоть и не слишком — не может сбежать хотя бы из-за сцепившейся на его рубашке клешни. Оторвать руку от него просто, оторвать взгляд почти невозможно — такой Вова смешной со своими стеклянными глазищами и по-блядски бордовыми губами, которые наверное выглядели бы ещё комичнее на фоне не таких краснющих щёк, загляденье. И смех и грех, ему идёт как никому другому. — Не пить же тебе одному, — хриплый голос как вишенка на торте, после такого даже не стыдно самому рот открывать. — А так никто бы не пил, долбое-е-еб, — звучит не лучше, но в принципе похуй, ведь Вова его будто и не слушает — целенаправленно тянется к стакану с оставшимся коньяком, отпивает около половины, и не глядя ставит обратно. Естественно, он промахивается, стакан приземляется на самый край спинки дивана и в итоге падает прямо в нишу между ним и столиком, с грохотом разбиваясь. Алкоголь мгновенно разливается по дорогому паркету среди осколков. Ещё громче трескается воображаемый купол, под которым они находились последние…минут пятнадцать? полчаса? час? Хоть дуло пистолета к виску приставь, Хесус точно сказать не сможет. Вова тоже выходит из гипноза, судя по тому, как он взбудоражено подскакивает с места и судорожно начинает расспрашивать, есть ли в этом доме тряпка, веник или что-то подобное. Как только Вову удаётся спровадить на поиски чего-то, чем можно убрать беспорядок на полу, во всех ваннах необъятной квартиры, самого Хесуса наоборот накрывает какая-то страшная апатия — тоска по утраченному моменту, хоть и не совсем понятно, по какому именно; желание заснуть и проснуться утром этого же дня, чтобы снова почувствовать, какого это, контролировать хоть что-то в своей жизни. Всё ещё стыдно, но теперь по-другому — уже не за чрезмерную смелость, а наоборот за животную трусость, которая накрывает с головой и вынуждает мысленно отрицать всё что было, есть и могло бы быть. Ощущение отвратительное — то же быстрое отрезвление, но на каком-то другом, более глубоком, уровне. Интересно, в какой именно момент всё пошло не так? А ведь день так хорошо начинался.