I want you Daddy

      Статный молодой человек, с гордым разворотом в меру широких плеч, вальяжно прогуливался по рядам дорогого брендового бутика, скучающе окидывая черными, с легкой толикой презрения глазами предложенный ассортимент, привлекая внимание к своей подтянутой, стройной фигуре взгляды не только сотрудников магазина, но и редких посетителей, чей достаток явно превышал отметку «выше среднего», что позволяло им заполучить в свои жадные ручонки совершенно любую заинтересовавшую их диковинку. Вот только весь вид парня, вышагивающего по направлению к примерочным, буквально кричал о том, что он прекрасно знает себе цену и на причинном месте вертел похотливые, жаждущие, откровенно неприличные намеки в свою сторону от богатеньких, не знающих, куда девать деньги женщин и даже мужчин. Сейчас ему казалось, что все эти несчастные, вполне себе спокойно забив и на правила приличия, и на моральные нормы, лишь по одному мановению изящного пальчика и томного взмаха ресниц готовы запрыгнуть к нему в кабинку и молить о возможности хотя бы дотронуться до рельефного молодого тела, такого соблазнительно-порочного и недоступного. Все это вызывало лишь брезгливую ухмылку на полных коралловых губах и непреодолимое желание поскорее отмыться от чужих фантомных прикосновений. Да, он любил внимание, да, обожал одними лишь мимолетными жестами доводить окружающих до неконтролируемой похоти, но это – не более чем развлечение от скуки и желания еще раз самоутвердиться в собственных глазах. В конце концов, для него всегда было и будет важно мнение только одного человека, которому он принадлежит целиком и полностью, безраздельно и бессрочно, человека, ради которого бьется сердце и ради которого он дышит, человека, благодаря которому он встал на ноги и стал тем, кто он есть.       Для окружающих так и остается загадкой, почему парень покидает примерочную донельзя довольным и сияющим, как яркое солнышко, отражая темными большими глазами отблески многочисленных лампочек, освещающих помещение, становясь похожим на принца из доброй детской сказки, того самого, который обязательно придет и спасет бедную напуганную принцессу из лап злого дракона. Взгляд становится еще более игривым и эфемерно-лучистым, когда он отвлекается на экран зазвонившего телефона, легонько прикусив полную нижнюю губу, под которой пряталась неожиданно трогательная родинка, которую так и хочется поцеловать, обласкав губами, и небрежным жестом убирая с глаз темную прядь упавшей на лоб отросшей челки, демонстрируя выглянувшее из-под рукава черной кожаной куртки-косухи внезапно тонкое изящное запястье, от которого дальше, под плотную одежду, до самого плеча плетется вязь загадочного рисунка тату, добавляя к образу богатенького мажора таинственности и бунтарства. Спустя пару мучительных мгновений, уже стоя у кассы, желая немножко позлить собеседника на том конце линии, лукаво улыбаясь, поднимает трубку, прижимая телефон плечом к уху, параллельно расплачиваясь за брендовые шмотки, стоившие целое состояние, вдруг, не обращая внимания на вовсю глазеющих молоденьких девочек-продавщиц, звонко и громко выдал:       - Оу, папочка все-таки вспомнил про своего малыша? Не поздно ли? – игривый тон и льющийся патокой звонкий томный голосок явно дали понять смущенно покрасневшим девушкам, еще минутой ранее хихикающим и заигрывающим с покупателем, будто сошедшим с обложек модного журнала, что тот явно не с отцом разговаривает, разочаровывая охочих до внимания дамочек тем фактом, что здесь им ловить теперь явно нечего: незнакомый красавчик не их поля ягода, да еще и при покровителе.       - Гук-и, бля. Ты что творишь? Я из-за тебя чуть совещания не просрал. – Глубокий низкий голос собеседника как и всегда поднимал по телу волну щекочущих мурашек, навевая воспоминания о том, как этот самый голос способен довести до изнеможения только тем, что будет в самое ухо искушающе-хрипло нашептывать опаляющие сознание пошлости, подробно рассказывая, что и как он сделает со своим малышом.       - Папочке не понравилось? – Нарочитая невинность и умело сыгранное удивление, отражающееся на красивом лице, будто его собеседник мог сейчас разглядеть малейшую смену эмоций и настроений, на деле же приковывая к себе взгляды ошарашенных и еще более раззадоренных развернувшимся шоу невольных зрителей. Хитрый, он совершенно точно знал, в какую игру играет: само собой, его мужчину не оставила равнодушным скинутая из примерочной фотография (иначе бы он не перезвонил), на которой запечатлены вроде и ничего не значащие детали, но при должном рассмотрении вызывающие целый ураган возбуждения и желания обладать. Чонгук улыбается, представляя, как расширяются зрачки и сбивается дыхание того, кому выпал поистине шикарный шанс лицезреть красивый торс, с четко очерченными кубиками пресса, который совершенно не скрывает накинутая на голое тело косуха, лишь подчеркивая переплеты твердых мышц под гладкой упругой кожей и невообразимо тонкую талию, вечно спрятанную под свободной тканью больших футболок и рубашек, сильные, по истине охуенные бедра, обтянутые сейчас неприлично узкими кожаными штанами, прорисовывающими контур каждого миллиметра ног.       - Папочке очень понравилось, малыш. Поэтому, скажи мне, где ты, я заберу тебя, и ты покажешь мне, как сильно по мне скучал. – Тихий низкий смешок собеседника заставляет подкоситься ноги и желать скорее оказаться во власти крепких рук, всегда знающих, как сделать до потери сознания хорошо.       - Я в магазине Диор, рядом с твоим офисом, Тэ, и я жутко устал. Так что давай быстрее, я и правда соскучился. – Вопреки желанию до конца оставаться капризным нахаленком, голос Чонгука все же тоскливо дрогнул, заставив Тэхена ласково улыбнуться и пообещать быть как можно быстрее. Ему всегда нравилось осознавать свою власть над своим малышом, который умело сочетал в себе все то, что заставляло захлебываться в собственном обожании: нарочно капризно-стервозная сучка на людях, мягкий, податливый и тянущийся к ласке дома, только для него, для Тэхена, нереально горячий, порочный и гиперчувствительный в постели (да и не только в ней, чего греха таить, эту безумную пару не особо волновали локации, когда страсть захлестывала с головой). Даже не верилось, что некогда наглый и хамоватый мальчишка, волей судьбы вынужденный искать работу будучи еще школьником, чтоб не загнуться от голода в квартире вечно пьющей и практически не появляющейся дома матери, забывшей о том, что у нее есть сын сразу же, как только его родила и скинувшей воспитание ребенка на слабую здоровьем бабушку, которая скончалась, когда мальчишке было четырнадцать, не найдя ничего лучше, чем устроиться официантом в весьма сомнительное заведение, руководитель которого не гнушался продавать свой персонал особо важным посетителям (чего тогда еще малыш-Гуки знать не знал). Тэхен помнит тот день, когда увидел это чудо впервые: деловые переговоры с партнерами переросли в ночной разгул по злачным местам Сеула, в одном из которых компания серьезных богатых мужчин решила в конечном итоге остановиться. Громкая музыка, море алкоголя, заигрывающие и флиртующие официанты, надеющиеся провести ночь в хорошей компании и за хорошую сумму, пьяный в дрова толстобрюхий старый партнер по бизнесу, не вызывающий ничего кроме отвращения, облапавший за задницу (надо признать, отменную круглую сладкую задницу) пробегающего мимо с подносом полным грязной посуды, молодого официанта, получивший под дружный гогот этим самым подносом по лысеющей голове и коленом по яйцам, крики, ругань, отборный мат, когда еще частично вменяемый Тэхен ухватил мальчишку, утаскивая подальше от разгоревшегося конфликта (сам себе тогда удивился – он никогда не вмешивался в подобные разборки, но что-то внутри дрогнуло, заставило пожалеть пацана, который, после сотворенного, вряд ли бы увидел следующий рассвет). Он сам не знал, зачем он тогда притащил в свой дом мелкого нахала, всю дорогу вырывающегося и порывающегося сбежать, напрасно дергая заблокированные двери автомобиля, смачно матерящегося как старый портовый грузчик, замолкнувшего только тогда, когда разозленный мужчина, держа на честном слове желание влепить крикуну подзатыльник, не пообещал, что если тот успокоится и замолкнет, вкусно накормит. Для Чонгука, не евшего более суток, предложение оказалось как никогда заманчивым и он промолчал всю дорогу, боясь лишний раз открыть рот и спросить, куда его, собственно, везут. А везли, как потом выяснилось, вовсе не на смертоубийство, а огромную теплую, отделанную в светлых тонах квартиру в элитном новострое, что было неожиданно и волнительно. Но брошенное обещание накормить как-то плавно и незаметно перешло в «переночевать», а дальше – как само собой разумеющее остаться жить, о чем бывшему ребенку улиц и не мечталось.       Для Тэхена, выросшего в полной и любящей семье, по сей день было не понятно, почему мать не хватилась своего сына, пропавшего бесследно. Завеса тайны, почему ребенка никто не искал, открылась немногим позже после того, как Гук попал к мужчине: мальчика воспитывала бабушка, умершая буквально два года назад и ребенок, который оказался предоставлен сам себе при живой матери (отца, походу не знал не только Чонгук, но и давшая ему жизнь женщина), к шестнадцати годам уже успел понять, что любая работа хороша, когда хочется кушать. А ведь действительно: с тех самых пор, как Гук впервые попал в дом мужчины, как-то незаметно для них обоих прижившись там, будто так и надо, он больше ни разу не вспоминал ни о родителях, ни о своей прошлой жизни, став целиком и полностью деткой Тэхена. Он даже не задумывался, что это может быть неправильно или неприемлемо: он любит, его любят (хотя первое время с огромным трудом верилось, что этот, по всем параметрам шикарный мужчина, у ног которого с радостью расстилались разномастные красотки, недавно разведенный, так легко запал на тощего нескладного, бестактного и невоспитанного нищего пацана), а большего и не надо. Они проделали долгий путь, длиной в четыре года, сталкиваясь с тоннами трудностей и недопонимания, чтоб прийти к тому, что есть сейчас, когда Чонгуково «Папочка» выбивает весь воздух из легких в желании в очередной раз присвоить, взять, не отпускать, а Тэхеново ответное «Малыш» заставляет ноги подгибаться и практически нетерпеливо скулить, умоляя фактически показать свое полное подчинение воле старшего. Как оказалось, невозможно вытравить взрывной темперамент, импульсивность и эксцентричность из характера трудного подростка, и не смотря на то, что дома Гук-и был плюшевым зайкой-лапочкой, Тэхен лично успел убедиться, что его бестия, увлекающаяся посещением спортзала, делает это не только для поддержания формы, но и ради возможности быстро и эффектно разбираться с обидчиками. Мужчина все еще с легким раздражением вспоминает первый день его малыша в универе, когда лично подвез Чонгука до ворот учебного заведения, и залип на него, такого гордого и недоступного, холодного для других, упустив момент, когда парень задержался на входе, явно реагируя на слова какого-то нахально пялившегося на шикарную задницу его детки невзрачного пацана, как Гук вальяжно развернулся, легким небрежным жестом скидывая рюкзак на пол и молча, без каких-либо лишних движений, сначала впаял незнакомцу кулаком в живот, а потом для верности со всей силы приложил морду того о свое колено. Когда Тэхен спешно подбежал к дерущимся, которых так никто и не попытался разнять, то услышал лишь злобное рычание своего малыша «Если я еще раз хоть слово в его сторону услышу из твоего поганого рта, клянусь, я сломаю каждую косточку в твоем убогом теле, вырву твой дрянной язык и заставлю тебя его сожрать, ты меня понял?». Несмотря на всю откровенно дерьмовую ситуацию, нельзя было не признать, что такой Чонгук, первобытно-яростный, с блестящим злым взглядом, побелевшими губами, упавшей на глаза длинной челкой и вздувшимися на руках венами, лишал покоя и будоражил до потемнения в глазах. От добивания жертвы его тогда отвлекла одна-единственная фраза, произнесенная низким бархатным голосом, срабатывающая в любой ситуации без исключения: «Хватит, малыш» – и вот перед Тэхеном снова его немного капризный (заставили бросить незаконченное дело), немного стервозный, нарочито белый и пушистый мальчик, светло улыбающийся, привычным жестом убирающий с глаз непослушные мешающиеся прядки, будто и не он минутой назад весьма умело размахивал кулаками. Тогда Киму пришлось отстегнуть хорошенькую сумму на «нужды учебного заведения» (ректору в карман), чтоб инцидент замяли, а Чонгук, как назло, как воды в рот набрал и напрочь отказался объясняться.       Упрямый малыш, больше для галочки нежели действительно правдиво, два дня после жалующийся, как папочка был жесток, что теперь больно не только сидеть, но и передвигаться, долго не признавался, что на него нашло, но сломался только тогда, когда Тэхен намеренно перестал с ним разговаривать. Гук, не терпящий, даже боявшийся игнора, выложил все как на духу. Все оказалось просто, как пять копеек: тот парень раньше был соседом Чонгука, но они особо не знались, а когда встретились на пороге института и Чон прошел мимо, даже не узнав, то огромным досадным сюрпризом стала прилетевшая фразочка про шлюшку, подставляющую зад богатенькому извращенцу. Обычно Гук клал огромный болт на подобные комментарии, если б не одно но: ублюдка надо было проучить, чтоб даже думать в сторону Тэхена боялся. Аксиома: на Чонгука пиздите сколько влезет, а за одно неверное слово в сторону его мужчины будьте готовы получить по первое число. Тэхен долго смеялся, смотря на обиженную мордашку своего защитника, не в силах успокоиться: ну разве не чудо сидит, смущенно дуя свои прелестные губки и пылая праведным гневом?       Несмотря на полную вседозволенность, Чонгук не был испорченным, не считал, что все вокруг ему что-то должны и искренне уважал и старался лишний раз не расстраивать Тэхена, который выполнял любую его прихоть, начиная от мощного компьютера, заканчивая татуировками (которые младший безмерно любил и в свое время, до совершеннолетия, немало крови попил в своем желании сделать хотя бы одну). Единственная причина, по которой Чон заслуженно считал себя выше многих – его уникальные хакерские навыки и, без приуменьшения, гениальный мозг. Мужчина уже со счета сбился, сколько раз его детка ловко и играючи взламывал сервера его фирмы, в стремлении набить руку в столь деликатном и сложном деле, а техотдел дружно рыдал крокодильими слезами и рвал на себе волосы, уже не зная, как защититься от этого юного дарования. С одной стороны, Тэхену, как директору, надо было бы надавить на Чонгука и запретить вредить своей фирме, но с другой, такие нападки были неплохой проверкой на профпригодность своего персонала, который вынужден был совершенствовать свои знания, дабы не дать рухнуть всей системе компании, да и Чон, скорее всего, в таком случае просто сменил бы поле своих шалостей, пойдя пакостить в другое место, что было весьма чревато на последствия, вплоть до уголовных разбирательств, что могло привести к лишней волоките. Так что Тэхен решил: пусть ребенок учится, а сотрудники держатся в тонусе, так оно всем поспокойнее будет.

***       Черная Audi A8 мягко тормозит у причудливой формы здания бутика, где скучает любимая детка в ожидании своего мужчины. Дверь автомобиля и магазина распахиваются практически одновременно, а прильнувшие к окну сотрудницы не без досады наблюдают, как давешний красавчик, так легко взбудораживший их романтичные натуры, едва ли не бегом подлетает к представительской ауди, рядом с которой стоит красивый высокий светловолосый мужчина в черном легком пальто, деловом дорогом костюме и начищенных до блеска кожаных туфлях, с легким прищуром наблюдавший явление своего малыша (то, что малыш лишь на пару сантиметров ниже него самого и уже почти не уступает в комплекции, в расчет не берется). Чонгук, легко чмокая Тэхена в щеку, недобро сверкая глазами в сторону застывших, у окна девушек, которые, он уверен, сейчас пускали слюни на его мужчину, готовые прыгнуть теперь уже к нему в кровать, борясь с желанием некультурно показать им фак, но тут же забыл о них, когда его губы накрывают в коротком ласковом поцелуе.       - Папочка, ты так долго! – капризно надутые губки и озорной блеск глаз – Гук знает, как его мужчина любит такие игры, знает, и умело пользуется. То, что у обоих какой-то странный дэдди-кинк – целая ирония судьбы: Тэхен, владелец крупной корпорации производства компьютерной техники, которую поднял своими силами из маленького никому неизвестного предприятия, бессовестно богатый и завидный харизматичный тридцатишестилетний красавец, и Чонгук, бывший практически беспризорник, а ныне – двадцатилетний студент-программист первого курса, не в меру талантливый умник, способный взломать, казалось, что угодно. На редкость колоритная и гармоничная пара солидного бизнесмена и мальчика-разгильдяя, не скрывающая, к слову, свои отношения, плюющая на все сплетни злых языков, справедливо считающая, что никого не должно волновать, чем они занимаются за закрытыми дверями спальни.       - Ну что ты, малыш, мы же только с утра не виделись, а сейчас только третий час дня. Папочке нужно работать, ты же знаешь? – ответом стало несдержанное хныканье и нарочно широко распахнутые обманчиво-невинные глазки. На них уже откровенно пялились прохожие, недоумевающие, что происходит. Впрочем, как только парочка скрылась за наглухо тонированными стеклами люксового автомобиля, вся напускная сучность одного и пафосная строгость второго слетели, будто их и не было. Чонгук ластится, напористо целуя, показывая, насколько сильно соскучился, а Тэхен властно прижимает ближе к себе, хриплым, безумно возбуждающим шепотом обещая Чону показать небо в алмазах, как только доберутся до дома, и обоих совсем не волнует присутствие водителя: тот был слишком привычным к подобному, работая уже не первый год, чтоб хоть мало-мальски удивляться происходящему: в конце концов, у хозяев свои причуды, лишь бы зарплатой не обижали. В автомобиле воздух чуть ли не кипел, обжигая и без того разгоряченные тела, а дорога, как назло, тянулась резиной. Чонгук уже совершенно нетерпеливо ерзал на коленях Тэхена, целуя сильную шею, горячо вздыхая и подаваясь навстречу собственническим прикосновениям, когда мужчина с особым усердием гладил своими большими ладонями обтянутые грубой тканью штанов любимые бедра и упругую идеальную задницу своего малыша, откидывая назад голову, давая больше простора для поцелуев мягким губам. Возбуждение обоих зашкаливало, брюки больно и неудобно сдавливали чувствительную каменную плоть, а Чонгук, чертовка такая, даже не думал сбавить обороты, лишь сильнее прижимался ягодицами, закатывая глаза от ощущения твердости и мысли, что все это великолепие принадлежит только ему одному.       Автомобиль, тем временем, минуя высокие кованые ворота, остановился практически у порога небольшого особняка, чей фундамент так по-свойски оплел фиолетово-розовый вьюнок. Пара совсем недавно переехала из квартиры в шумном мегаполисе в этот уютный домик, прельстившись тишиной коттеджного поселка и отсутствием за стенкой надоедливых соседей, которые даже в элитной высотке все равно оставались крайне любопытной и до жути чванливой своим положением и бесящей помехой. Пока Тэхен отпускал водителя, давая инструкции на завтра (сегодня на работу он уже вряд ли поедет, спасибо его неугомонной детке), Чонгук, чуть не забыв пакеты с покупками, бегом понесся открывать дом, крича на бегу «Догоняй, хен», ярко улыбаясь и размахивая многострадальными вещами. Такая игривость всегда была в стиле парня, на что Тэхен обычно лишь коротко посмеивался и называл Чона ребенком, что не мешало, впрочем, этому самому ребенку творить иногда такие откровенные и развратные вещи, от которых приличному молодому человеку должно было бы быть стыдно. Чон, перепрыгивая через ступеньки порожек, быстро открывая двери, залетел в прихожую, заливисто хохоча (будто это не он совсем недавно едва не оседлал своего папочку в машине прямо при водителе), только и успел, что скинуть с ног массивные ботинки, когда сзади его к себе притянули любимые сильные руки и стало уже не до смеха: томный шепот на ушко «Малыш попался» – и вот уже Гука толкают к стене, отчего по лопаткам мимолетно пробегает легкая боль, а губы уже сминают требовательным жарким поцелуем: детка доигрался. Куртка, пальто и пиджак летят прямо на пол, их владельцам уже совершенно не до порядка, а уютная прихожая словно становится полем маленького боя: с небольшого комода была нечаянно скинута подставка для ключей, обувь разбросана вперемешку с верхней одеждой, но никого это уже не смущает. Руки гуляют по телам, забираясь под мешающую и раздражающую ткань футболки, которая тут же летит в сторону, а на рубашке Тэхена, сорванной разгоряченным Гуком, кажется, теперь не будет хватать пуговиц. Поцелуи становятся все настойчивее и нетерпеливее, переходя в собственнические укусы, а от перевозбуждения становится сложно дышать. Кончиками пальцев Чонгук очерчивает смуглую кожу рельефного торса мужчины, цепляя ноготками соски, судорожно вздыхая, когда чужое колено протискивается между его ног и надавливает на пах, отчего в животе все сводит судорогой и поджимаются пальцы, а с губ все же слетает тихий стон, когда Тэхен, прижимаясь плотнее, прикусил бешено бьющуюся на шее жилку, тут же зализывая место укуса. Чонгук, быстро расправившись с ремнем на брюках мужчины, уже было собираясь упасть на колени и дать себе волю сделать папочке приятно языком, но его останавливают, резко разворачивая лицом к стене, заставляя прогнуться так, что позавидовали бы гимнасты. Горячие ладони мягко очерчивают талию, спускаясь ниже, стягивая тесные штаны, давая, наконец, вздохнуть парню с облегчением, чтоб в следующий момент вскрикнуть от обжигающего ягодицу шлепка, на фоне которого еле слышно восклицание «Снова без белья, маленький распутник», а после вскрикнуть снова, когда ладонь смачно припечатала и вторую ягодицу: Тэхен заметил меж округлых половинок поблескивающий черный кристаллик пробки. Целый день неудобств от чужеродного предмета внутри явно стоил того, чтоб сейчас сквозь полуприкрытые веки наблюдать, как искажает желание любимое лицо, как темнеют завораживающе глаза, чувствовать, как ласковые пальцы слегка вытаскивают поднадоевшую игрушку и тут же вгоняют обратно, даря незабываемый спектр ощущений и вызывая нетерпеливый скулеж. Тэхен, завороженный картиной изгибающегося в руках молодого и желанного тела, не обращая внимания на свой болезненный стояк, который, казалось, вот-вот порвет ткань белья и дорогих брюк, лишь невесомо несколько раз пробегает ладонью по члену своего мальчика, который течет уже так, что на полу виднеется несколько вязких капель смазки, упавшей с нежно-розовой головки, а другой рукой снова двигая пробкой. Поиграться бы еще с таким горячим и отзывчивым Гуком, который от каждой ласки выгибается, прося большего, стонет так громко и развратно, что похоть напрочь застилает разум, но от своего собственного желания становится почти невыносимо больно, поэтому, наскоро стянув с себя штаны, параллельно выдергивая из Чонгука пробку и откидывая ее куда-то в кучу вещей, с наслаждением вслушиваясь в мелодичный стон-всхлип, на пробу толкаясь двумя пальцами в растянутое после игрушки колечко мышц, оглаживая мягкие влажные от смазки стеночки, сразу же убирая их из горячего нутра, Тэхен одним слитным толчком заполняет собой Гука, низко простонав от обволакивающего член жара, ловя ответную дрожь своего малыша, который пролепетав что-то неразборчивое, двинул навстречу бедрами, насаживаясь до упора. Успокаивающе поцеловав парня в чувствительное местечко между плечом и шеей, мужчина плавно и медленно толкаясь как можно глубже, прихватил пальцами твердую горошину соска Чонгука, который нетерпеливо царапал ногтями стену и жадно откликался на каждое движение длинного толстого члена внутри, задевающего точными попаданиями простату, а потом Тэхен сильно толкнулся невообразимо глубоко и издевательски замер, чувствуя, как напрягся и задрожал парень:       - Папочка, слишком глубоко, больно! – Гук захныкал, пытаясь уйти от сильнейшей стимуляции чувствительного комочка нервов, но ладонь Тэхена, надавившая на напрягшийся живот так, что казалось, сквозь кожу мог ощутить упирающуюся в бархатные стеночки головку, притягивая к себе невообразимо близко, не дала двинуться ни на миллиметр.       - Не пизди, малыш. Я же чувствую, как тебе хорошо. Вон как пальчики поджимаешь и сдавливаешь меня внутри. Неужели хочешь потерять это ощущение, маленький? – Парень ничего не ответил, казалось, даже не слыша вопроса, потому что на каждое слово мужчины следовал короткий толчок, все также глубоко, что Чонгука уже откровенно трясло, а от желания получить долгожданную разрядку начали слезиться глаза. Он всхлипнул, напрягаясь, мстительно сжимая член в себе еще сильнее, слыша в ответ глухой рык. Так-то, папочка, не один ты можешь здесь измываться.       А Тэхен, решив, что терпение у него все же не железное, еще и добитое хриплым чонгуковым «Хочу тебя, папочка, сильнее», начал размашисто двигаться, давая своему возбуждению выход, выцеловывая узоры на мокрой от испарины спине, оставляя на гладкой коже красные отметины, грозившиеся уже через час приобрести насыщенный сливовый оттенок, потянулся к изнывающему члену Чонгука, оглаживая влажную от смазки головку, оттягивая чувствительную кожицу, движением руки пытаясь попасть в ритм со своими же толчками. Нескольких рывков хватило, чтоб Гук кончил, с хрипом изливаясь в ласкающую ладонь, следом чувствуя, как внутри него разливается горячее семя: от судорожно сжимающихся в оргазме внутренних мышц накрыло и Тэхена, который кончил внутрь, заполняя своего малыша, как тот любит. Выйдя из разморенного и затраханного Чонгука, мужчина еле успел подхватить оседающего на пол переводящего дыхание парня, которого отказались держать ноги. Они оба сидели на полу в прихожей, лениво целуясь и не желая двигаться, но Чон морщился, чувствуя, как по внутренней стороне бедра из него вытекает сперма Тэхена, а Тэхен, как заботливый и любящий папочка, беспокоящийся о комфорте своего малыша, убирая с лица Гука прилипшие мокрые прядки, осторожно поднимает его на руки, нежно целуя в висок и несет разомлевшего младшего, обнимающего крепко мужчину в ответ, в ванную.       Уже лежа в теплой мягкой постели после ванной, в которой они пронежились добрый час, пока не остыла окончательно вода, Чонгук, удобно устроившись на груди Тэхена, ластился и выводил пальцем на теплой коже того замысловатые узоры, пока мужчина ласково перебирал еще чуть влажные мягкие волосы на его макушке, внезапно пробормотал:       - Представляешь, хен, а меня вчера девочка с моего потока на свидание позвала. – Тэхен моментально вынырнул из полудремы, с любопытством глядя на такого же разморенного и сонного Гука.       - И что же ты ей ответил? – Не то, что бы мужчина волновался о верности, он знал, что Чонгук парень не ветреный, но вот на выдумки горазд.       - Я сказал, что у меня очень строгий папочка, и он не разрешает мне ходить на свидания.       Тэхен глухо усмехнулся, думая о том, что же могла себе напредставлять на это девушка. Уж он-то бы точно не подумал, что парень живет с родителями-тиранами, а вот о степени испорченности воздыхательницы оставалось только догадываться. Хотелось бы расспросить Чонгука подробнее, любопытство сильно распирало, но парень уже проваливался в сон, невнятно прошептав:       - Я люблю, тебя, папочка. – И, получив звонкий поцелуй в макушку и ответное «И я тебя люблю, малыш», заснул, обещая себе обязательно проснуться через пару часиков, чтоб успеть подготовиться к завтрашним парам. А Тэхен, еще пару минут полюбовавшись на свое сонное чудо, вытесняя из головы все мысли, кроме тех, которые крутились вокруг того, за что же ему досталось такое счастье, незаметно снова задремал, во сне притягивая к себе мягкого и теплого Чонгука, что так сладко и тихо сопел.