Аккорд для той, которая не вспомнит.

Я опять стою на тротуаре у входа в один из ресторанов с гитарой в руках. Вся продрогла, ноги промокли, пальцы натёрлись о струны, но я продолжаю петь. Изредка прохожие кидают в мой кейс пару рублей. Я поднимаю взгляд, всматриваюсь в их лица. Все они совершенно разные: улыбчивые и хмурые, смуглые и бледные как лист бумаги, старческие и совсем детские. Мне давно уже пора было смириться, но признаюсь — я до сих пор ищу среди них тебя. Каждый раз, когда я настолько проникаюсь куплетом, что на глаза наступают слёзы, мне кажется что вот-вот над моим кейсом плавно опуститься твоя тонкая, бледная рука и крошечная монетка со звоном упадёт на дно, а ты посмотришь на меня своими огромными нечеловеческими голубо-зелёными глазами и с виноватой улыбкой скажешь: — Извини… У меня больше нет с собой. С тех пор, ты станешь приходить чаще, уже по традиции кинув монетку и часами будешь смотреть, как мои покрасневшие от холода пальцы перебирают струны, превращая безалаберные аккорды в самые разные мелодии. После нескольких часов непрерывного выступления я опущу свой скудный заработок на дно глубокого кармана широкой куртки и направляюсь вниз по улице, а ты ещё долго будешь смотреть мне вслед. Я стала очень часто прибегать к этим воспоминаниям в последнее время, когда все чаще стала замечать на улице девчушек, похожих на тебя. Но все они какие-то фальшивые, словно искусственные, неправильные и даже печаль в их глазах кажется притворством. Ты тоже очень часто грустила, и даже мои мажорные аккорды едва ли вызывали у тебя улыбку но… Твоя печаль была искустной, благородной, а слёзы, которые то и дело стекали по белой, словно мраморной коже, казалось принадлежали ангелу, который спустился с небес, дабы предаться музыке смертной. ******* Я достоверно помню тот день, когда впервые не смогла заснуть из-за внезапно нахлынувшей нежности, что накрыла меня с головой и мгновенно затянула в водоворот эйфории, в которую я временами погружаюсь до сих пор. Я резко подскочила и схватив со стола перьевую ручку (никогда не любила шариковые) стала со скоростью света выводить на белоснежном листе строчки, о которых даже не задумывалась. Они сами рождались из чернила и моей очарованной страсти к фантомгому образу, который ежидневно возникал рядом из мистического питерского тумана. Через несколько минут эти строчки запутались в паутинках милодий, которые словно гром свежим майским вечером разрушали константу ночной тишины. ******* И вот я опять стою на своём прежнем месте, но не спешу начинать выступление. Я жду тебя. Тебя и лишь тебя. Отныне и впредь я буду петь и писать лишь о тебе, на другое я попросту не способна. И вот, твой тонкий силуэт вновь возникает на горизонте, я взволновано втягиваю ледяной воздух и дрожащими пальцами косаюсь струн. Я пою эти строки. Голос дрожит, ведь сейчас передо мной та, о ком я писала в ту безсонную Октябрьскую ночь и я не могу позволить себе ни единой неточности, ни одной фальшивой ноты. Ты смотришь на меня так восторженно. Твои глаза широко распахнуты, как у ребёнка впервые увидевшего украшенную новогоднюю ёлку, и стоит мне прекратить и склонить перед тобой голову, как ты скажешь: — Удевительно… Ты это сама написала? — именно в этот момент я впервые нормально заговорю с тобой, и я до сих пор помню наш первый диалог до мельчайших деталей. — Да, это моя песня. — Она удевительна. — моему счастью не было придела. Мне не вернулось, что ангел, которого я воспевала в этих по истине приторных и ванильных строчках снизошёл до простого смертного творца, восхитившись его творением, о истенноим значении которого ему так и не было дано узнать. — Спасибо больше, я тронута. — Знаешь, я тоже пишу стихи. — я опять не могу поверить уже своим ушам. Ведь это по истине ангельское создание пишет стихи, в чём я была не так сильна как в музыке, но чьих создателей считала не так противниками бога, как его посланниками. И это чудо было среди них! — Это просто чудесно! Можно я как-нибудь почитаю? Может, даже получиться написать песню. — Правда? Ты действительно хочешь почитать? — Конечно! — она задумалась. — Хорошо, тогда завтра я принесу тебе несколько набросков, оценишь, если захочешь. — она опять бросила монетку и быстро, бездумно скрылась за поворотом. ******** На следующей день, я шла на своё место с таким трепетом, какого не испытывала даже в первый день своей «работы.» Ведь у меня фактически заказали музыку, более того, заказал человек, которому я была готова подарить целый мир, будь у меня такая возможность. Увидев её за поворотом сердце забилось чаще, а пальцы пронзила приятная тёплая дрожь. Я прибавила шагу и через несколько минут мы уже смотрели друг другу в глаза. — Здравствуй, — она протянула мне руку. Я немного поколебалась, но протянула в ответ и ощутила её ладонь в своей руке. Эти тонкие пальчики, холодная белоснежная кожа… Ими хотелось любоваться вечно. — Как насчёт кофе? — предложила я, осознав, что могу любоваться ею очень долго и это может смутить её — я знаю одно очень уютное местечко сдесь неподалёку. — Я с удовольствием… — она немного покраснела и это выглядело настолько очаррвателлно, что внутри у меня всё сжалось, а на лице появилась лёгкая улыбка. Мы идём по промокшему тротуару, я смотрю на нее, она — себе под ноги, по детски считая про себя шаги. И вот, мы уже у кофейни. Я открываю дверь, пропускаю её вперёд. Она остановлевается на проходе и немного перекрыв глаза втягивает пропахший пряностями воздух. — Я очень люблю, как пахнет кофе. — Я тоже. Мы садимся за стол, я беру нам по чашке Лате с корицей, она достает из сумки блокнот. — Вот, посмотри. Я беру его из её рук и начинаю листать, вчитываясь в каждую строчку. Её стихи были казалось, зеркалом её души. Она писала о высших чувствах. Её персонажи готовы были поднять свою любовь, боль и победы до небес и мне, как композитору, предстояло дополнить эти и так казалось бы совершенные творения. — Что скажете, маэстро? — спросила она, сосредоточено помешивая остатки кофе на дне чашки. — Это потресающе! Ты — настоящий мастер слова! — Ой, ты меня смущаешь! — она залилась звонким смехом. За всё то время, что я знала её мне редко доводилось видеть даже улыбку, но положа руку на сердце признаюсь — никогда в жизни мне не доводилось слышать ничего чище и искренне, чем этот смех, чьи отголоски будут звучать в глубине моей жалкой души до конца моих дней.  — Для меня честью будет написать тебе пару композиций. — Правда?! — её глаза «загорелись» восторгом — если ты это сделаешь я… Я… — она резко набросилась на меня с объятьями — спасибо спасибо спасибо!!! — Погоди, я ведь ещё ничего не сделала! — Ты не понимаешь! Я всю жизнь мечтала писать песни, стихи были, но никто не соглашался на написание оранжировок. Потом я встретила тебя, и очень долго наблюдала за тем, как ты выступаешь. А вчера ты выступила с собственной песней и, я решила попытаться. — И правильно сделала! Я постараюсь сделать всё, чтобы твои тексты услышали. Дай мне свой номер, или любую соц сеть, тогда я смогу информировать тебя о прогресе. — она молча достала из сумки какую-то карточку и написала там номер. — Хорошо, я позвоню, как только начну работать. — я молча встала и собралась уже уходить, как в след услышала: — Спасибо! — я ничем не смогла ответить, кроме как улыбкой и будучи на седьмом небе от счастья вышла из кофейни. ******** Несколько дней подряд после нашей встречи в кофейне я неуставая перечитывала её тексты, думала над смыслом и перебирала десятки вариантов самых разных мелодий для каждого стихотворения. Я ужсно переживала, ибо для меня это был не только первый в жизни заказ. Я пыталась вложить частичку себя в каждый из этих образов и добавить в них настолько крошечную искорку собственных чувств к поэту, что она казалась никчёмной по сравнению с описываемыми в этих строчках. На третий день моих творческих скитаний вечную тишину моей комнаты нарушил телефонный звонок: — Привет! — послышался звонкий голосок на том конце провода. — Здравствуй, прости, я ещё не закончила работу ни над одной из песен. Никак не могу подобрать ничего подходящего, но ты не переживай, я скоро закончу, и дам тебе послушать. — Эм… Спасибо большое, но я не из-за песен звоню. — От чего же? — Я тут собираюсь прогуляться в центр, не хочешь со мной? Мне просто ужасно грустно, а больше некому. — я была на седьмом небе от счастья. Никогда не могла подумать, что судьба будет ко мне столь благосклонна и преподнесёт нечто большее, чем просто услуга этому наземному созданию. — Шутишь?! Конечно хочу! — Чудно! Тогда через час на нашем месте, идёт? — Да. — Тогда до встречи. — конец звонка. ******** И я вновь на нашем месте. Теперь я говорю «наше» потому что больше не чувствую себя одинокой и считаю, что все места связанные с ней для нас теперь общие, ведь теперь мы есть друг у друга и Господи, как это чудесно! Она сидит на лавочке, и по давней привычке теребит ногами настолько сосредоточено, что не замечает, как я подхожу сзади. — Место встречи изменить нельзя? — я надеялась на её удивление, но вместо этого она евозмутимо ответила: — Это точно. — и повернулась ко мне, перекинув руку через спинку. Я присела рядом и спросила: — Ну что, куда сходим? — Можем начать с Дворцовой площади. Сегодня будний день, туристов там немного, сильно нам мешать не будут. — Как скажешь. — мы синхронно встали и направились на центральную площадь Петербурга. Шли мы недолго, но этого времени мне вполне хватило, чтобы в очередной раз «задохнуться» своей возлюбленной. За всё это время мой одурманеный влюблённостью мозг успел подметить насколько грациозная у нее походка, невероятные светлые локоны, на которых оседали капельки смущённого дождя, насколько тонки и изяшьны её пальцы. Разумеется, я и раньше это змачала, но сейчас, когда у меня была возможность любоваться этим неземным созданием столько, сколько душе угодно, я пыталась пить её до дна, словно после этой встречи она исчезнет навсегда. Как только перед нами предстал гордый хозяин дворцовой — Эрметаж, я сразу почувствовала, как она робко сжимает мою ладонь и немного опешила. Её прикосновение было таким смушенным, таким невинным и нежным одновременно. И его мне хватило, чтобы понять — ей нужна моя любовь и защита. Если не я, то кто? Я без колебаний сжала её руку сильнее, переплёв наши пальцы. — Что такое? — Меня пугают настолько большие сдания. Когда подходишь ближе — кажется, что оно вот-вот обрушиться на тебя. — я почувствовала её дрожь и совершенно не думая — обняла. Она положила голову мне на плечо и прошептала: — Знаешь, с тобой уже не так страшно. — я молча улыбнулась. — Слушай, а у тебя ведь гитара с собой? — Конечно, я без нее, как без рук. — я сняла кейс со спины. — А можешь сыграть что-нибудь? — Что? — На твоё усмотрение. Недолго думая я выставила пальцы на грифе и заиграла «La Seine», поскольку очень люблю французскую музыку и непосредственно творчество Ванессы Паради. — Это моя любимая! — она захллпала в ладоши и тут же запела: «Elle sort de son lit, tellement sûre d'elle, La Seine, la Seine, la Seine.» — Так ты ещё и поешь?! — моему удивлению не было придела. — Ну да, есть немного… — Чур, я — блоха! — она засмеялась, а я продолжила играть: «Tellement jolie, elle m'ensorcelle, La Seine, la Seine, la Seine. Je ne sais, ne sais, ne sais pas pourquoi, On s'aime comme ça, la Seine et moi.» Пока она пела, я не могла наслушался. Её голос, и в обычной жизни звучавший волшебно — в комбинации с музыкальным сопровождением, был просто чем-то не от мира сего и заслушавшись её пением — я почти напрочь забыла о партии блохи, но «Люсиль» напомнила мне и я вступила вовремя: «Extralucide quand tu es sur La Seine, la Seine, la Seine Extravagante quand l'ange est sur La Seine, la Seine, la Seine» — я очень любила эту партию за то, что не смотря на мой довольно высокий тембр, петь ниже у меня всегда выходило лучше, чем брать высокие ноты. И вот, наши голоса звучат в унисон в припеве. Она начинает кружиться, позволяя ветру играть со своими волосами, а я всё так же не могу налюбоваться ею. Как же она прекрасна… ******* После этой прогулки мои страхи не оправдались. За ней последовала вторая, третья, четвёртая. Мы ходили в библиотеки, гуляли по городу, завтракали в уютных кафешечках, обменивались книгами и записками. И с каждым разом я влюблялась всё больше и больше. Каждый тёплый момент пыталась запечетлить в памяти навсегда, боясь, что именно эта улыбка, эта строчка, эта прочитанная по ролям книга может стать последней. Пока однажды, мои чувства не взяли надомной верх: «Я признаюсь ей. Сегодня же! И плевать, что будет!» — с этой мыслью я набрала номер: — Здравствуй. Мы могли бы сейчас встретиться? Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. — Какое интересное совпадение! Мне тоже. — в этот момент сердце на минуту остановилось, ознаменовав рождение надежды, которую я не могла позволить себе даже в самых смелых мечтах. Надежды на её взаимность. — Чудно, тогда… Через час на Дворцовой? — Ага. Я быстро схватила из угла гитару, вынула из запертой на ключ тумбочки ноты к песне, которую написала по её тексту и вынув из банки, в которой хранила деньги на переезд от родителей последнюю сотку, быстро покинула квартиру. К площади я спешила так, как никогда. Гормоны в моём ещё не до конца психологически устойчивом мозгу бушовали настолько сильно, что мне казалось — я вот-вот взорвусь. Забежав в первый попавшейся цветочный, я грубо отрезала: — Розу. Белую. — пожилая продавщица призрительно посмотрела на меня поверх запятеаных очков и пробубнев; — Что за хамистая молодежь пошла? Никакого уважения! — встала и нехотя сунула мне розу. — Пятьдесят рублей. — я дала сто. — Без сдачи не будет, девушка? — Нет, не будет. Оставьте себе. — я молча вышла. Быстрым широким шагом я направилась к Эрметажу, ощущая как шипы купленной на последние деньги розы, что должна была стать символом моей вечной любви и верности, впивались мне в кожу даже сквозь слой крафтовой бумаги. Оказавшись на площади, я осмотрела всех. Она была там. Но… Не одна. С ней был юноша лет пятнадцати на вид. Она запустила руку в карман его куртки, а он крепко держал её за запястье. Они повернулись и направились ко мне. — Здравствуй, хотела тебя познокомить, это — Марк, мой молодой человек. Осознание произршедшего пришло ко мне гараздо раньше, чем мне того хотелось бы. Последние три слова отозвались глухой болью в груди и я быстро сглотнула, дабы подавить тут же выступившие слёзы. — Что-то не так? — Нет-нет, все хорошо — я молча протянула ей розу — будь счастлива и, я люблю тебя. Я резко повернулась и препустила со всех ног. Как только я отошла на достаточно большое расстояние и скрылась за первым же углом — наконец смогла дать волю слезам. Они непрерывно стекали по щекам, но я даже не пыталась их остановить. Проплакав минут десять без остановки, сидя на брущатке я наконец более-менее успокоилась «Влюблённая дурочка» — послышался голос в моей голове — «будто ты с самого начала не понимала, что так будет». Да, с одной стороны, я была с ним согласна, но с другой. Если она доверилась этому человеку — значит, он того стоит. «А разве ты не стоила этого доверия?!» — Да, стоила. Но такие как мы — простые смертные творцы, вздумавшие, что способны на создание чего-то божественного, обычно остаться в тени своих вдохновителей, которые, как правило, стремиться к чему-то высшему, чем навеки привязанные к ним души. И они этого достигают. Радуясь тому, что в этой ситуации я смогла прийти к такому здравомыслешему заключению, я медленно вышла из-за угла и направилась на своё привычное место. Я чувствовала себя Эриком¹, боготворившим и больше всего на свете желавшим всегда быть рядом со своей музой — прекрасной юной Кристиной, которая точно так же как и моя возлюбленная, предпочла другого. Но в отличии от него, я низачто не стала бы принуждать её быть со мной. Я лишь искренне хотела и надеялась, что она счастлива. Большего мне и не надо было. ******* И я опять стою у того злополучного ресторана, где всё для нас началось. Ты больше не приходила туда с тех пор, на что я и не надеялась. С того дня я стала исполнять те песни, что ты заказывала у меня, но так и не соизволила послушать. И каждый раз, когда прохожие спрашивают меня о поэте, написавшем эти строки, я отвечаю: «Всё что вам нужно знать об авторе, Мсье — он великий человек, даровавший мне вдохновение и желание творить.» — и это действительно так. Ведь с тех пор прошло уже несколько лет, а моим единственным и вечным источником вдохновения всегда была, есть и будешь ты.