Еврейская

– Динка! С ума сошла?! – Света вылетела в коридор, ошарашенно уставившись на жутко довольную собой Диану и непонятную кучу за её спиной, рассмотреть которую не представлялось возможным из-за перегоревшей лампочки. – Ещё нет, но если ты не поцелуешь меня прямо сейчас, непременно сойду. Считай, что это шантаж. – Дурочка, – отмахнулась Света, – третий час ночи, где тебя носило? Ты же хотела до универа и домой. – Хотела, но в коридоре встретила однокурсника, кто ж знал, что у него день рождения? А отказаться было неудобно. Я звонила, но ты не взяла трубку. – Конечно не взяла, до больницы, где я мою полы по вечерам, ещё не дотянули провод нашего домашнего телефона, – язвила Света. – И ладно, зато его величество – фатум, воздал нам с лихвой, – как ни в чём не бывало лыбилась Арбенина, любовно поглаживая непонятную кучу. Судя по звукам – железную. – Ну? И что это за хрень? – терпение иссякало, а ползущая вверх бровь не сулила ничего хорошего. – А это, Светик, не хрень! Это наше будущее. Барабаны! – Динечка, – вспоминая всё, чему учили в институте при работе с душевнобольными, начала Света, – ты выпила слишком много и ударилась головой? Или снова попала под скорую? На кой нам барабаны? – Мы добавляем новый инструмент! Ты будешь как Фредди, у меня всё равно сломан аппарат, – хохотнула Диана, – а я как Роджер Тэйлор! Взорвём всех, купим дом и забудем про гречку на ужин! А теперь целуй, – требовательно выпучила губы Диана. Почувствовав, как губы накрыла ладошка, Диана обиженно засопела, и оставшись нецелованной, пошла в кухню, возмущаясь, что в этом доме не ценят её стараний. А она всё в дом, она – для семьи! При упоминании семьи уголки Светиных губ поползли вверх, а отчитывать эту великовозрастную балду больше не получалось. Обойдя странную конструкцию и пару раз хлопнув по ней, Света застыла. Действительно барабаны. И где только достала, ещё и ночью. Дойдя до кухни и облокотившись плечом о косяк, открылась умильная картина: всё ещё обиженная, но наверняка забывшая за что, Диана Сергеевна старательно наворачивала мёд ложкой из банки, изображая бурную деятельность. – Ну, добытчица, рассказывай, кому нам придётся возвращать это чудо завтра? – Когда я ем, я глух и нем, – отрезала Диана. Стараясь не засмеяться над этой оскорблённой невинностью, Света подошла сзади, и наклонившись к уху спросила, понижая голос до такого, от которого у Дианы всегда бежали мурашки: – Даже если я сделаю так? Повернув лицо девушки к себе и заметив в без того больших глазах, казавшихся сейчас просто огромными, поволоку и хмельную (то ли от не до конца выветрившегося градуса, то ли от Сургановой в одной футболке) ухмылку на губах, прикоснулась своими, обводя языком поочерёдно верхнюю и нижнюю, чувствуя вкус мёда. – А ты ничего, вкусная. – Запрещённый приём, – прохрипела Диана, потянувшись за вторым поцелуем. – Ну-ну, радость моя, утром деньги, вечером стулья, хотя в нашем случае барабаны. Рассказывай, где взяла. – Сурганова, – я буду тебе мстить, – предупредила Диана, – меня так даже мать в Магадане не наказывала, а она зверь ещё тот. – Как думаешь, – мечтательно протянула Света, – а если позвонить Галине Анисимовне и узнать, не нужны ли им в Магадане барабаны? Может Антоша захочет учиться музыке. Как думаешь, вдруг оттает ко мне? – Светик, – если ты ещё раз прилетишь в Магадан и очаруешь музыкой и собой её второго ребёнка, то тебе точно не сдобровать. Палочками не отмашешься. Кстати о палочках, их нужно будет купить. Акция оказалась очень выгодная, но не особо практичная. Или будем дубасить скалкой, – продолжала фонтанировать идеями Диана, – как считаешь, твоя мамуля одолжит нам парочку? – Моя мамуля, думаю, тоже с удовольствием огрела бы нас этой скалкой, а то и сразу двумя. За музыку, за то, что не работаем да и в целом подозрительные, поэтому лучше сходим в музыкальный магазин. – Так ты согласна? – просияла Диана. – Что-то мне подсказывает, что выбора всё равно нет. Против тебя же как против танка. – Заметь, не я это сказала, – удовлетворённо заметила Диана и прижалась к Свете, заползая руками под футболку и целуя. – Говоришь, с мёдом вкусно? – в губы, в попытке отдышаться. – А ты попробуй, – лукаво улыбнулась Света. Секунда на то, чтобы стянуть лишнюю тряпку. Раскрасневшаяся, голая Света на хлипкой табуретке, полная луна, делающая её кожу молочно-белой, тонкий запах мёда, стекающего по пальцам и небольшой, аккуратной груди, идеально помещающейся в ладонь. Твёрдый камушек соска под горячим языком, сладкое, нежное во рту и тихий рваный стон – последнее, что помнит Диана перед тем, как мозг окончательно отключился. – Ну а теперь я жду внятное объяснение, – требовала замотанная в полотенце и разомлевшая после близости и совместного душа Света, перебирая Дианины волосы, – откуда в нашей квартире появились барабаны. И самое главное: как ты дотащила? Это же килограмм двадцать! – После попойки у Сани мы потащились на метро, я правда надеялась приехать не слишком поздно, – притягивая ближе и не прекращая гладить нежную кожу начала Диана, – вышли из подъезда, решили покурить, проветриться, а тут какой-то мужик понёс в сторону помойки эти барабаны. Мы как шпионы, чтобы нас не увидели, двинули за ним. Света хихикнула, представляя еле стоящих на ногах шпионов, желающих остаться незамеченными. – Пока шли, поняли, что потеряли Наташку с истфака, а мы же как мушкетёры, своих не бросаем! Ну вот чего ты ржёшь, я тебе серьёзные вещи рассказываю, между прочим. – О да, куда уж мне до вашего алкогольного братства, вот где завершающая стадия братания: спасать товарища, пока вы в дупель пьяные собрались украсть барабаны! – Я вообще-то для тебя старалась! Сначала их хотел забрать Саня, но мы решили, что ему и так хватит подарков на день рождения, поэтому коллективно поддержали российский андерграунд, то есть нас с тобой. – Я тронута. Зато теперь на вопрос "какой самый романтичный поступок совершали ради вас", могу с гордостью отвечать: "тащили с помойки барабаны через весь город, опоздав на метро". Диня, ты – чудо. – А были сомнения? Своя ноша не тянет. – В тебе? Никогда. А вот к компании, с которой вы ползаете у мусорных баков по ночам, у меня пара вопросов. – Какая же ты язва, Светка, спи. – Если ты будешь обижаться после каждой моей фразы, то на мёд мы будем тратить значительно больше, он просто кончится в трёхлитровой банке. Подумай, потянет ли российский андеграунд такие траты. – Что ты сейчас сказала? – Дин, это шутка, ну ты чего. – Да нет, повтори. Просто кончился мёд, так? – Так. Диана подорвалась с кровати, и стала носиться по комнате, хлопая ящиками. – В этом доме есть хоть один клочок бумаги и карандаш? Невозможно. Света замерла. Первый раз она видела, как Динка придумывает песню в таком состоянии: взъерошенные волосы; горящие глаза; резкость движений, как будто через неё проходят десятки оголённых проводов и совершенная отрешённость от всех. В этот момент в её мире существовали только текст и быстрое движение руки. Успеть поймать, оставить след во времени. Света прикрыла глаза, пытаясь запомнить эту картинку. Что-то очень интимное только что было подсмотрено ею. Что-то, не предназначеное для глаз даже самых близких. Хотелось сохранить в памяти лёгкую сумасшедшинку, с которой Диана бросилась на поиски листа в порыве вдохновения. От собственных мыслей отвлёк грохот в коридоре. Сосредоточившись на белом клочке, Диана молотила по барабанам, напевая под нос только что написанную песню. Как будто почувствовав спиной, девушка резко повернулась, и не тратя время на лишние объяснения коротко ответила: – Вступление будет на ударных. А затем, протянула Свете лист, и, заглядывая Свете в глаза попросила: – Прочитай вслух. Хочу, чтобы песня про тебя звучала в голове твоим голосом. – Кто-то украл у нас час, Кто-то сказал что есть всё. Я разрешаю себе за собою следить. Снова тебя дома нет, Но на стене почерк твой. Ты скоро придёшь, У нас просто кончился мёд.. – Дин, я.. – Шш, Светик, – приложив палец к губам, Диана неожиданно заятнула: най-на-на-на-най-най-най-на-на-на-най. Продолжай, пожалуйста. – Душные дни без Луны, Долгие ночи без сна. Ты виновата сама, Я же здесь не при чём. Бредит шальная весна, Просит и просит воды. Я раздеваю её, Я смотрю ей в глаза И вижу.. – Как ты её назовёшь? – Очевидно, песней про медовую девочку. – И даже не постесняешься говорить при всех? – Ну тогда еврейской. – Почему? – Потому что за ворованные барабаны, принесённые на своём горбу через весь город, мне точно положено гражданство Израиля.