***
Его сердце сжималось так сильно, что было на грани разрыва в клочья, а бабочки в животе мешали спокойно выдыхать. Глаза Бакуго не смыкались несмотря на то, как отчаянно он жаждал сна, и его мозг порождал воспоминания, связанные с идиотом, что оставил его задыхаться и давиться чистым воздухом. Горло ссохлось, но рот полон слюны, кожа слишком жёсткая и гладкая одновременно, она потеет и чешется, по ней ходят мурашки. Кацуки цел, но чувствует, словно от него оторвали огромный жизненно-важный кусок плоти. Он ненавидит факт того, что его собственное тело в состоянии шока, кровь кипит, и Бакуго видит скорую смерть. Он жаждет внимания полудурка, взгляд, ухмылка, что угодно. Бакуго бы так хотелось упасть в его руки, прижимать к себе, как плюшевую игрушку, ложиться на грудь и слушать стук чужого сердца. Держаться за руки, ходить в кофейни, и им бы говорили, как красиво они выглядят, когда позади них солнце почти в зените, улыбаться вместе с ним, смеяться, когда он поджимает губы, слышать, как утопает в полудурке его воздушное и тихое хихиканье, дотрагиваться до его лба, делать всю тупую и пошлую ересь, что делают парочки в седзе-манге, пока их тела не вспыхнут ало-розовым пламенем. Хотелось чувствовать себя живым. Одноклассникам Бакуго казался более подавленным, чем обычно. Это пугало сильнее, чем самые громкие взрывы. У него появились мешки под глазами, а движения стали вялыми. Он по-прежнему преуспевал в учёбе, его оценки все ещё были на высшем уровне, но теперь приходилось шептать: «Каччан!» несколько раз, чтобы привлечь его внимание. Кацуки с трудом разбирал слова и, наконец, выпрямляясь на стуле, кисло выплёвывал: «Чего, ты, блядь, хочешь, тупица?» И если бы кому-то хватило наглости спросить о причине такой легкомысленности парня, они бы, несомненно, получили в ответ небольшой взрыв и красное лицо парня, кричащее: «Занимайтесь своими гребаными делами!», или: «Отъебись!» Действительно озадачило ребят то, что Бакуго был настолько отвлечен, что его эффективность на тренировках сильно упала. Обычно он был полон решимости соревноваться, и видел одноклассников, лишь как преграду, сбивающую с пути, даже в командной работе, но сейчас Бакуго не мог перестать смотреть в никуда, прежде чем получить удар в спину, и уже после он вскричит: «Умри!» и будет разбрасывать взрыв за взрывом, но, кажется, даже огня не хватает. Кацуки привык быть в центре внимания, часто наслаждался им. Но то, что он получал сейчас, а именно удивленно-вскинутые брови и сочувствующие взгляды, его совершенно не устраивало. Он ненавидил чувствовать себя слабым, но после этого, единственное, что он ощущал — ничтожность и хрупкость. Он не мог это терпеть, он ведь сильнее и лучше их. Ещё больше распаляло то, что Тодороки уделял больше всего внимания к Бакуго, когда он в очередной раз проебывался, и парню захотелось блевать, когда он осознал, что хочет, чтобы Шото его защищал и успокаивал. Он же Бакуго-чертов-Кацуки, ему ничуть не сдался грёбаный Половинчатый, который бы обвил руками его торс и осознавать, насколько идеальный у них рост, чтобы опустить двухцветную голову на чужое плечо и шептать в ухо всякие сладкие глупости. Ни черта подобного. Неа. Может быть. Нет, абсолютно точно, нет. И это пугало его больше любого злодея. Бакуго Кацуки влюбился, и как и всех чувств, кроме гнева, он начал избегать этого. Отвратительно. Он боролся с этим. И когда Тодороки ловил его за «подглядыванием», поднимал бровь, немо вопрошая, румянец покрывал щеки Бакуго, а уши поразительно быстро краснели от смущения. Он не мог не стесняться и не ненавидеть себя за то, что ему это нравится. Он вновь пытался бороться с этим, когда осознал, что задумываясь, он рассеянно рисовал сердечки вокруг своего имени и имени Тодороки, внутри крича, разрывая бумагу и пихая в сумку. Сопротивлялся, когда собственная рука и рука Шото соприкоснулись при выходе из класса. Подавив обожание, рвущееся из горла и обещавшее захлестнуть с головой, проклял собственное никчемное тело, гудящее от удовольствия, стараясь не думать, что буквально плавится при Тодороки. Он запихнул свои чувства подальше, убрал руку и проорал: «Не трогай меня и умри!» и убежал в другое направление, пытаясь унять вставшие дыбом волосы и уши, горячие, как раскаленные угли. Сердце возмущённо пытается развернуть парня обратно, и больше никогда не уходить из тепла этих рук. Бакуго убежал так быстро, что даже не увидел красных пятен, рассыпавшихся по шее Тодороки, взгляда, полного тоски, направленного вслед, и даже убитое горем бормотание: «Прости…» Тодороки раньше никогда не влюблялся, но свидетельство того, что его сердце стучит чуть ли не в ушах, когда он ловит на себе взгляд красных глаз, или же результаты тестов в журналах, говорящих, что это не просто платоническое влечение. Он также знал, что любовь — это жестоко и беспокойно. Путем долгих рассуждений Тодороки выяснил, что когда Бакуго улыбается, по-настоящему улыбается, так тупо, но лучше бы этому причиной был сам Шото, а не какая-то глупая бумажка, которую Бакуго запихивает в свою сумку. И все внутри замирает и он падает в это чувство все глубже, когда слышит тихое и изящное кошачье чихание, принадлежащее никому иному, как грубому Бакуго Кацуки. Он думает, что любовь эгоистична и жестока, и никогда не принимает во внимание то, в чем нуждается. Он учится принимать и любить те чувства, которые приходят с ней.***
— Что случилось с Бакуго? — спросил Тодороки у Мидории за обедом, то и дело украдкой поглядывая на дверь кафетерия в поисках знакомой блондинистой шевелюры. — Понятия не имею, никогда Каччана таким не видел, — покачал головой Деку, поморщив брови. — Я знаю только то, что он слишком гордый, чтобы просить помощи. Надеюсь, с ним все будет в порядке. Урарака и Иида сочувственно переглянулись, не до конца понимая отношений Бакуго и Мидории, но они и не желали зла блондину. Тодороки медленно кивает, возвращаясь к обеду, игнорируя скребущих на сердце кошек из-за отсутствия на ланче Бакуго.***
С Бакуго хватит. Хватит бессонных ночей, полуночных прогулок, которые никак не помогают облегчить ноющее сердце. Ему надоело смотреть на луну, пока собственные ноги несут хозяина к общежитию Тодороки, надоело желание излить все свои чувства к парню, и он чувствовал, что если будет находиться с Тодороки больше времени, именно так он и сделает. Поэтому он начал избегать Шото. Он выбил из себя эти пиздострадания и заставил учиться сильнее и тренироваться больше. Кацуки полагал, если забьет свой график до предела и будет тренироваться до белого каления, у него не останется времени для чувств к Тодороки. Что-то типа Плюс Ультра, и это сработало. На самом деле нет, миссия провалилась, и он стал тосковать ещё больше. Тодороки этого не понимал. Наверное, не стоило ожидать понимая от ситуации, когда в ней замешан Бакуго, но он все равно надеялся, что все будет хоть немного предсказуемо. Но это было полной противоположностью происходящему. Не важно как пристально Шото на него смотрел, или как сильно пытался разозлить, Бакуго просто игнорировал его. На вызывающие шутки в ответ прилетало тусклое: «Отвянь, тупица» Бакуго снова вспыхнул на тренировках, но менее продуктивный и расчетливый для себя, чем когда-либо. Он стал невыносимо вспыльчивым и расстроенным, сильно ругал себя за ошибки, и гораздо резче реагировал на комментарии о своем состоянии, не заботясь, учитель это или одноклассник. Синяки под глазами стали глубже и темнее, а одежда мешковатой, и это доставляло Тодороки огромную боль. Он чувствовал себя ещё хуже не имея возможности помочь или хотя бы держать руку Бакуго в своей руке, заботиться о том, что его беспокоит. Если бы только они могли поговорить, Шото бы нашел способ, как оказать содействие.***
— Что любит Бакуго? — внезапно спросил Тодороки у Изуку за очередным ланчем, как обычно глазами пытаясь отыскать светлую макушку в толпе. — Что Каччан любит? — переспросил Изуку, открывая глаза шире и сводя брови вместе. — Может, что-то более конкретное? — спросила Урарака рядом с Деку, ковыряясь вилкой в неаппетитном на вид рисе, пока Иида смог выдавить из себя только невнятное: «Зачем тебе это?» — Например, любимая еда? И любит ли он сладкое? — Тодороки чувствовал, что неловкость захлестнула его по самые уши, даже если это его друзья сидят напротив. — Кажется, он мне нравится… — Т-тебе нравится Каччан?! — Бакуго? Ты шутишь? — Он же такой… такой… — Хм, по-моему он милый и интересный, — он вздохнул, понимая, что так неловко ему никогда не было раньше. — И я буду очень признателен тебе, Мидория, если ты мне поможешь, потому что он, кажется, меня избегает. Ненадолго он встретился с тишиной, и атмосфера за столом накалилась до предела. — К-каччан любит все острое, обычно он ест карри или рамен тан-тан, — Мидория задумчиво почесал затылок, погружаясь в нервные раздумия. — И он любит очень сладкое, до такой степени нереально сладкое, что ты вряд ли захочешь это попробовать. — Спасибо, — кивнул Тодороки, постепенно складывая в голове частички плана. Очако Иида и Изуку озабоченно переглянулись, мысленно желая парню удачи.***
Тодороки нетерпеливо стучал карандашом по столу, и в надежде просверлить в спине Кацуки дырку смотрел на него тяжёлым взглядом. Бакуго не оборачивался, лишь время от времени смотря на часы. Тодороки также помнил о времени и надеялся выловить парня после уроков, до того, как Бакуго пропадет, и никто не будет знать, где он. Как только Айзава отпустил их, с лёгкой улыбкой он приблизился к чужой парте, схватил сумку Бакуго и начал убегать с ней. Он слышал удивленный возглас, затем сдавленный звук, и, наконец, разъяренного Бакуго, выкрикивающего угрозы позади. Остальные ученики в замешательстве наблюдали как двое лучших учеников гоняются друг за другом по коридорам, и наконец выбегают из школы, оставляя всех лишь смотреть друг на друга с непониманием. Тодороки бежал изо всех сил, не жалея ног, он обежал угол удачнее Бакуго, но блондин не упал, а лишь замедлился, увеличивая дистанцию с парнем. Шото же бежал, сверяясь с уличными знаками, в голове выстраивая карту. Когда кафе оказалось на виду, он обернулся и увидел очень рассерженного и вспотевшего Бакуго. Он остановился напротив входа, ожидая, когда Кацуки его настигнет. — К-какого, блять, черта? — Бакуго тяжело дышал, его лицо стремительно краснело, а в глазах сверкали недобрые огоньки. — Пообедай со мной, — попросил Тодороки, не в силах сдержать улыбку. — Ха? — Глаза Бакуго чуть не выпрыгнули из глазниц. — Я слышал, в этом месте очень хорошая еда, и я решил позвать тебя. На свидание. — Пояснил Тодороки, не считая нужным больше ходить вокруг да около. И был вознагражден видом краснеющего Бакуго, черты лица которого смягчились, а розовые губы приоткрылись в форме «о». На секунду ему показалось, что в красных глазах промелькнула тоска, но она исчезла быстрее, чем Тодороки успел это подтвердить. — Ты хочешь позвать…позвать меня… Ты и я?! — Бакуго пытался подобрать подходящие слова, пока дрожь предательски бежала по всему телу. — Я, Тодороки Шото, хочу позвать тебя, Бакуго Кацуки, на свидание. Ты пообедаешь со мной? — Тодороки был горд тем, что смог не оплошать и произнести все ровно и четко, несмотря на то, как ужасно он нервничал. Бакуго хотелось раствориться, а может быть, умереть. Он не знал, от огорчения или от счастья. Это было так очевидно? Он был очевиден? А класс про это тоже догадался? Это шутка такая? Он неприятный, угрюмый и грубый. И один из самых привлекательных и популярных детей в ЮЭЙ позвал именно его? Бакуго был уверен, что Тодороки в школе мог добиться кого угодно, и это заставило желудок сжаться, и хотелось схватить половинчатого за шею, если это шутка. — О-от, — Бакуго глубоко выдохнул, поднимая глаза к небу. Слезы чуть не хлынули из широко открытых глаз, и он с трудом заставил их не выйти наружу, и слово, вырвавшиеся из горла, были гораздо мягче, чем хотелось бы. — Отьебись. Сердце Тодороки сжалось, а легкомысленная улыбка пропала с губ. Он сделал шаг вперёд к отступившему парню. Тодороки быстро схватил Бакуго за плечи, заставляя его вжаться в стену ресторана. — Бакуго, — прошептал он в ухо, — Бакуго, — чуть громче, но никакой реакции, — Бакуго, мать твою! — он взял Бакуго за подбородок, пытаясь посмотреть в его глаза. — Чего?! — сдавленно вскрикнул Бакуго, сжимая зубы, из которых пытались вырваться все чувства, что он так усиленно прятал. — Мне кажется…я чувствую, что влюблен в тебя, не могу вытащить тебя из своей головы, и, ты всегда на первом месте в моих мыслях; ты застрял у меня в сердце, и я просто… Я не уверен, но, — Тодороки судорожно глотнул, — мне кажется, ты чувствуешь то же самое? Ко мне? Бакуго едва расслышал признание Тодороки, его сердце загремело, а пот стал холодным, во рту сильно пересохло. Тодороки отступил на шаг, когда на руках парня прогремели маленькие взрывы. Он выглядел настолько взволнованным и бледным, казалось, что он сейчас упадет в обморок. В тот момент Бакуго хотелось сказать множество вещей, но единственное, что вылетело из сдавленных челюстей, было тихое: «Угу». — Очаровательно, — не смог подавить смешок Шото. Этот сдавленный смех вывел Бакуго из ступора: — Какого черта ты ржешь, мудак половинчатый?! — Ты милый. И так достаточно красное лицо Бакуго заалело еще больше, нагреваясь все больше и больше: — З-заткнись, — пробурчал он. — Ты.Чертовски.Милый. — Я чертовски красивый, полудурок, знай это всегда, а теперь перестань загораживать мне вход, — проворчал Кацуки, глядя в землю; он кричал внутренне. — Конечно, позволь мне, — Тодороки шагнул к двери и открыл ее, приглашая Бакуго последовать за ним. Когда к ним подошёл официант, Тодороки заказал на двоих, давая Бакуго шанс остыть. Пока они ждали еду, он наблюдал, как Бакуго разрывает соломенную трубочку в клочья. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но его определи. — Итак… Я… Тебе нравлюсь? Вообще? — Бакуго ссутулился, помешивая напиток и отказываясь смотреть на Тодороки, уставился в стол. — Да, — Тодороки пребывал в замешательстве, он же только что признался, не так ли? Бакуго промычал что-то невнятное. Он смотрел вверх сквозь густые ресницы, время от времени поглядывая на Тодороки, но тут же отводя глаза, едва они встречались. Тишина снова пролегла между ними. — Почему? — наконец спросил Кацуки, затаив дыхание. Тодороки моргнул, опешив, и заколебался, прежде чем начать говорить. — Ну, как ты уже сказал, ты красивый, умный, ты много стараешься, выкладываешься на все сто, и… когда ты улыбаешься, я чувствую, как тысячи бабочек порхают где-то внутри, ты окрыляешь меня, перекрываешь мне пути к воздуху. И когда смотрю на тебя, я чувствую, что я падаю, глубже и глубже, быстрее и чаще, когда ты смотришь в ответ, и я влюбляюсь все больше… Бакуго смотрел на него во время этой бессвязной речи, не чувствуя, как хватка напитка ослабла, и увидел, как искорки начали гореть на его ладони. Он выдохнул, до этого не подозревая, что задержал дыхание. — Окажется лучше для тебя, если каждое твое слово — правда, — голос Бакуго дрожал, — Иначе я просто убью тебя. — Каждое мое слово чертовски правдиво, — кивнул Тодороки. Бакуго почувствовал, как слезы проступили в уголках глаз, и поблагодарил богов, когда в ту же минуту принесли их еду, и между парнями повисла благоверная тишина. Острота карри Бакуго ударила Шото в нос, но он не подал виду. Это производило впечатление. — Выберешь десерт, Кацуки? Собственное имя из чужих уст заставило Бакуго перестать жевать и внимательно посмотреть на собеседника, но после он неуверенно кивнул, продолжая набивать щеки. Тодороки не мог удержаться от очередного хихиканья: Бакуго был слишком мил, и Шото сам не заметил как приподнялся и смахнул крупинку риса с подбородка Кацуки. Ему понадобилось сесть назад и проглотить еду, прежде чем он понял, что сделал. Они завернулись в разные стороны, скрывая румянец. «Это было так глупо, Шото!» — Убивался Тодороки в голове. «Настолько клишированное движение, но мне понравилось, черт возьми!» — Бакуго растаял внутри. «Кх, я слишком…» — подумал было Шото, но, взглянув на Бакуго, понял, что тот прикрывает красные уши, наверное, надеясь, что это несильно заметно. — «Он не зол и смущён?! Удивительно… Это был неплохой ход?» Они покончили с едой и Тодороки оплатил полный счёт, несмотря на то, как упирался Бакуго, мол, «Я и сам за себя могу заплатить, идиот, я тебе не девка на выдаче.» Парни зашли в магазин мороженного, и Тодороки вновь открыл перед Бакуго дверь. Солнце медленно садилось, небо становилось все более голубым, а низ горизонта покрывался фиолетовым, оранжевым и розовым оттенками. Воздух стал холоднее, чем раньше, резкий и колючий, он вырвал в нос. Тодороки и Бакуго стояли близко, их руки почти соприкоснулись, но не до конца. Бакуго фыркнул, потирая руки. Тодороки чувствовал себя двояко: может, стоит использовать свою причуду, чтобы согреть Бакуго? Но для этого нужно взять его за руку или талию, или он двигался слишком быстро, это ведь их первое свидание? Тодороки раньше ни с кем не встречался, и не знал всех тонкостей бытия в отношениях, поэтому, может быть, он просто… — Эй, половинчатый, — Голос Бакуго вывел из раздумий. — Ты думаешь слишком громко, прекрати. Просто возьми меня за руку, идиот, мне холодно. Тодороки посмотрел на предложенную руку Бакуго, решив не комментировать, как взволнованно выглядел парень, и соединил их руки. Активировав причуду, стараясь не обжечь парня, но одновременно и стараясь согреть его. Уши блондина все ещё были окрашены в розовый, румянец путешествовал от них вплоть до шеи, и Бакуго мало-помалу становился все более красным от осознания, что он на свидании. С Тодороки. Вместе. На свидании. Держится с ним за руку. Бакуго сейчас взорвется. — Мы почти у магазина, — негромко сказал Тодороки, сменив направление в другую сторону, утягивая Бакуго за собой. Стоя на кассе, парни листали меню, иногда поглядывая друг на друга, когда думали, что не смотрят. Тодороки заказал рожок мятного мороженого с шоколадной крошкой, в то время как Бакуго попросил маленькую кружку с шариком «Сливочного пирога», персика и лаванды. Игнорируя протесты Бакуго, Тодороки снова оплатил заказ. Бакуго нахмурился, но запихнул в рот полную ложку мороженого, чувствуя себя неловко, как никогда. Пока они ели мороженое, Шото узнал много нового, во-первых, если Бакуго хочет, он поделится с тобой мороженым, протягивая ложку с горкой, старательно пряча взгляд. Во-вторых, Бакуго украдёт немного твоего мороженого, обязательно сказав, что оно отвратительно, но возьмёт ещё. В-третьих, «сливочный пирог» на вкус почти как «ванильный торт», но раз в десять слаще, а лаванда и персик на вкус такие же, как на запах. В-четвертых, Тодороки очень хочется поцеловать Бакуго, чтобы почувствовать микс из лаванды, «сливочного пирога» и персика. Выкинув мусор, парни покинули магазин. Их темп был медленным, они не хотели встретить кого-то из школы. Машины неслись вдоль обочин, свет фар постоянно падал на капус ЮЭЙ, что мусолил глаза. Бакуго смотрел куда угодно, кроме своего собеседника, а Тодороки не мог отвести взгляд от того, как красиво свет луны падает на Бакуго. Бакуго выразительно закашлялся, привлекая внимание. Тодороки понял, что пялился на его губы все это время. — Прости, — смутился Шото, царапая щеку, — Я не должен был… — Поцелуй меня, — прошептал Кацуки. — Что?... — Пожалуйста, — Бакуго облизнул свои губы, произнеся это ещё тише. Глаза Тодороки блеснули, но он собрался с мыслями, отбросив все лишние в окно, подался вперёд, находя губы Бакуго в свете уличных фонарей. Их носы стукнулись, но Тодороки наклонил голову, обеспечивая наиболее удобное положение. Бакуго осязал нахмуренные брови Шото, когда коснулся его лба, он протянул пальцы дальше, запуская их в раздражающие красно-белые локоны. Даже когда Тодороки отстранился, давая им возможность глотнуть воздух, Бакуго не смог открыть глаза. — Блять, — прошептали они одновременно. Бакуго уловил улыбку в интонации Тодороки, когда он заговорил: — Как тебе? — Лучший грёбаный первый поцелуй в моей жизни, — ухмыльнулся Кацуки, приоткрыв глаза. — Что же, я собираюсь отдать тебе такой же второй, третий, четв… Бакуго засмеялся и вновь прильнул к его губам, ощущая вкус ещё не исчезнувшей мяты… *** — В Бакуго что-то изменилось? — спросил Киришима, ложась на спину; усталость давила на его мышцы. Каминари застонал рядом: — Ты имеешь ввиду, что вернулся к своему обычному состоянию: «Я лучше тебя во всем, и я заставлю тебя не забыть обо мне?» — Скажи это ещё раз, — хмыкнула Ашидо, потирая синяк на руке. — Чувак, и именно тогда, когда я уже привыкла к миру и тишине. — И перестала получать столько взрывов, — добавил Серо, массируя виски. — Это так, — согласился Киришима, бормоча, — Интересно, что произошло, раньше он выглядел расстроенным… — Потому что, — дразнящий голос прервал визг. — У Бакуго-чан появился парень, — закончила фразу своей девушки Тсую. Подобные крики раздались из группы, сидящей на полу. — Это правда! — крикнула Урарака, — Я была там! — Кто он? — спросила Мина, забыв о боли. — И какой же парень способен вытерпеть такую личность, как, — воскликнул Серо, внезапно прервавшись. Группу окружила угнетающая аура, прекращая разговоры. — Что, — елейным голосом, едва скрывая ярость, произнес Бакуго, — Что не так с моей личностью, кусок дерьма? Киришима, уже привыкший к вспышкам парня, встал между перепалкой, крикнув Кацуки в лицо: — Чувак! Бакуго откинулся назад, удивившись, как обиженно звучал Эйджиро. — Хах? Киришима притянул Бакуго к себе, повиснув у него на плечах: — А я думал, мы друзья! — О чем ты говоришь, дерьмоволосый?! — Бакуго снова начал выходить из себя, на его ладонях появились искры. — Ты никогда не говорил, что у тебя есть парень! Я думал, мы достаточно близки, чтобы ты мог такое рассказать! Бакуго замолчал, его тело застыло в объятиях Киришимы. Он стремительно краснел. Из группы на полу послышались хихиканье, другие студенты собрались поглазеть на разыгравшийся спектакль. Лицо Бакуго становилось только краснее от смущения и злости вместе. Тодороки поднял глаза, когда слева от него раздался знакомый бессвязный крик и взрывы. Он вздрогнул, увидев, как его одноклассники спасаются бегством, а за ними бежит бледный и очень злой Бакуго. Он стоял неподвижно, даже когда Очако и остальные спрятались за его спиной, и только вздохнул когда Бакуго потребовал отойти с дороги, чтобы он мог «Уничтожить этих сплетников» Игнорируя угрозы от разъяренной фурии и хныканье сзади, он спокойно и четко произнес: — Кацуки. Бакуго захлопнул челюсть, его тело дрогнуло, он вызывающе уставился в гетерохромные глаза напротив, вместо того, чтобы смотреть на звездных неудачников, все ещё отчаянно цепляющихся за спину Тодороки. Он вежливо попросил одноклассников отпустить его комбинезон, медленно подходя к своему парню, бормочущему проклятия себе под нос. — Кацуки, — снова произнес Тодороки. Бакуго наклонил голову вбок, отказываясь смотреть на парня. — Кацуки. Румянец на щеках стал только ярче. Тодороки закатил глаза, подходя ближе и, сгребая Бакуго в охапку, опрокинул его на близлежащий диван, начиная изо всех сил щекотать. В конце концов хихиканье переросло в хохот, и Кацуки начал натурально задыхаться. — Перестань, полудурок! Щекотно, блять! Тодороки просто поднялся с дивана, утягивая за собой успокоившегося парня, шепча в ухо. — Просто ты слишком милый… Бакуго застыл, его тело в мгновение стало белым, как полотно, и прогремел взрыв, раз за разом целящийся в бесстыдника, а Тодороки лишь смеялся на такое проявление смущения. — Боже, они такие милые голубки, что аж воротит, — фыркнула Джиро, в притворном отвращении скривив губы. — Не знаю, думаю, это мило, — ухмыльнулась Яйорозу, притягивая к себе Джиро за талию. Киришима и Каминари, чуть ли не плакали, обнимая друг друга, в гордости за своего друга. — Чувак, я так рад, — мягко произнес Эйджиро, и Бакуго всерьез задумался о самоубийстве. — Чувствую себя гордым родителем, — кивнул сзади него Денки. Класс завороженно смотрел, как Кацуки притянул Шото ближе к себе, вытягивая его из комнаты, и лишь посмеялись, когда услышали брошенное вслед: «Да пошли вы все к черту, идиоты!»