Тишину тренировочного зала нарушали только звуки поцелуев и сбитое дыхание. Где-то в перерыве была слышна возня с одеждой и тихое «блять», когда в темноте они не заметили снаряд, запнувшись о него. В зале было достаточно темно для того, чтобы скрыть личность нарушителей: единственным источником света в помещении был свет из небольших окон. Только один человек во всей Академии мог так рьяно нарушать установленные правила, только один мог не понести наказания за непослушание (впрочем, это сильно зависело от расположения духа Бримстоуна и судя по тому, что он устроил им на вечерней планерке, он был зол на восемь из десяти). — Капитан убьет нас, - фраза была нагло прервана еще одним поцелуем и на сей раз ругательства раздались отнюдь не из-за того, что им что-то помешало. — Только если поймает, - почти равнодушно отвечает он и прикладывает палец к губам, призывая к тишине. После отбоя прошло достаточно времени для того, чтобы радианты и наемники разошлись по своим комнатам, и даже совы, вроде их лидера, могли закончить свои дела и лечь спать. Он не дурак, чтобы рисковать не своей шкурой, уж его-то выдерживала и не такое. Сколько себя помнил, он всегда был против тех правил, что выстроил с годами Бримстоун. Он был рядом, когда эти правила составлялись, был рядом, когда в них неоднократно вносились правки и был рядом, когда раз за разом получал наказание за их нарушение. Они совершенно бездумно выбрали место для уединения, никому не хотелось думать, когда кровь в жилах бурлит, а адреналин и желание получить свое и вовсе затмевают здравый смысл. Это и стало их ошибкой. Он учуял неладное задолго до того, как стало слишком поздно. Капитан, в своей обыденности, (этим он выдавал свою бескрайнюю злость) прогуливался по коридорам, заглядывал в помещения, проверяя присутствие там своего «золотого мальчика», и все это сопровождалось тихим мычанием на мотив классического рока и громким стуком костяшек о стены. Звук был предупреждением о надвигающейся опасности. Если их застукают вместе, Фениксу, вероятно, все сойдет с рук, чего нельзя сказать о втором человеке, который сегодня находился вне своей постели после отбоя, и решение приходит почти молниеносно. Юноша оставляет на чужих губах последний невесомый поцелуй перед тем, как начать живо поторапливаться к выходу. За годы пребывания в Академии он успел выучить здесь каждый угол, но от чего-то Брим всегда находил его, что ставило под сомнения слова о том, что здесь нет камер: мужчина парировал тем, что ему совсем не хочется видеть то, чем занимаются его работяги. Он и без того знал и слышал, что здесь происходит, но знать и видеть – разные вещи и видеть это он был не готов. Охрана, работающая на территории, была первоклассной и возможность проникновения была сведена к нулю, и вопрос о камерах снова отложили на неопределенный срок. Убедившись, что второй человек убрался восвояси, Феникс спешно поправляет волосы и выходит в коридор, тут же получая в лицо порцию света от фонарика. Юноша инстинктивно закрывает ладонью глаза и готовится к гневной тираде. Капитан издает нечленораздельный звук и подхватывает своего воспитанника за край футболки, подтягивая к себе. Он вопросительно всматривается в его лицо, а затем куда-то за него, надеясь увидеть второго нарушителя.
— Кто на этот раз? — Не понимаю, о чем ты, - небрежно отвечает Феникс, понимая, что Брим не поверит ему, но сказать правду он не мог по объективным причинам. Главное, что он выиграл время на побег. — Хочешь получить за двоих? Будь по-твоему. Ответом было молчание, мужчина слишком устал, чтобы спорить и выяснять что-то сейчас, поэтому отвесив Фениксу умеренной силы подзатыльник, он подталкивает его в спину по направлению к спальням, где он должен находиться уже более двух часов, а не слоняться неизвестно с кем по кампусу. — И когда ты успел заделаться рыцарем, ха? Может, стоило дать тебе имя Артур? Несильно сочетается с фамилией, зато сколько глупого благородства. Скажешь, с кем был? — Неа, - это было их любимой игрой. В такие моменты они были похожи на отца и сына, где Брим выступал в роли отца с ремнем в руках, а Феникс в роли нашкодившего ребенка, который ни за что не признается, что натворил, пока все не станет слишком очевидно. Далее они идут в тишине: мужчина мечтает скорее оказаться в своей постели, а Феникс думает о том, что был бы совсем не прочь оказаться в постели другого человека. Дойдя до нужной комнаты, Брим кивает своему подопечному на дверь и чеканит дежурное "спокойной ночи" перед тем, как уйти. Да здравствует Академия, чтоб ее.