Я буду рядом

С тех пор, как директор сообщил об общем концерте Хино буквально не выходит из комнат для репетиций. Листает ноты, слушает диски, много читает. А еще постоянно играет. Играет до изнеможения и боли в мышцах. И считает это нормальным. Она играет четко по нотам, боясь оступиться хотя бы на шаг, забывая о собственной индивидуальности. С силой давит на струны, постоянно проговаривая в уме «Ты должна играть лучше!». Забывает про обед, подруг, школу. Забывает обо всем ради игры на скрипке. Еще бы! Выступать ей придется с Цукимори и Цукиурой. Так решил директор, и оспаривать его слова не представляется возможным. Кахо играет, а в душе боится. Боится выступать перед людьми. Боится стоять на одной сцене с ним! И от этого давит на струны сильнее, заглядывая в пустые ноты. -Кахо –семпай, - беспокойная Фуюми крутится рядом, пытаясь отвлечь подругу от игры. Красноволосая выглядит сосредоточенной, но до боли несчастной, разбитой и какой-то подавленной, - Вам надо пообедать. Кареглазая пропускает обед уже третий день, безвылазно просиживая в репетиционной. Странно, но есть совсем не хочется. Впрочем, также, как и играть. Но подводить двух друзей совсем не хочется. Хино тщательнее вчитывается в ноты, проигрывая одну и ту же мелодию уже в пятый раз. -Кахо-семпай, почему вы играете так безжизненно? – удивляется сонный обычно Симидзу. Сейчас он непривычно бодр и разговорчив. Даже смотрит на мир уверенно, а на Хино – с немым, скрываемым укором. Старшеклассница все понимает. Она и сама удивляется настолько безжизненной игре. Кажется, будто просто ноты летят по воздуху, а мелодия так и не выходит. Хочется бросит к черту письмена и заиграть по-своему. Но Кахо понимает, что ей надо работать усерднее, поближе пододвигая листы с закорючками. -Кахо, ты не играешь? – задает интересующий его вопрос неунывающий трубач. Парень только что вышел на балкон, застав там сидящую скрипачку. Он весел и беззаботен. А еще безумно поглощен своей игрой. И, наверняка, получает от нее удовольствие. Кахоко, не в пример ему, грустна и одинока. Сейчас у нее нет ни любимого занятия, ни красивой музыки, ни желания брать в руки инструмент. К слову, скрипка лежит рядом, на скамье. Девушка безумно устала держать ее в руках. Устала извлекать бесполезные звуки. -Юноки-семпай, не мешайте мне играть,- требует Кахоко, когда длинноволосый нагло прижимает ее к стене. Протест выглядит слишком уж безразлично, даже, наверное, меланхолично. Семпай отступает на шаг, удивляется, не в силах понять, отчего щеки старшеклассницы обычного телесного цвета, а голос непривычно холоден и спокоен. Хино вновь принимается за игру, словно и не было ничего. -Хино,- Лили появляется настолько внезапно, что Кахо вздрагивает всем телом, нервно косясь на эльфа,- Тебе не стоит так играть. Ты уже забыла, что случилось в прошлый раз? Кареглазая прекрасно помнит. Этот кошмар все еще мучает ее по ночам, заставляя просыпаться и судорожно проверять целость скрипки. Кахо сбавляет обороты, но от нот взгляда не отводит. -Хино,- знакомый холодный голос слышится у дверей, а красноволосая устало опускает инструмент,- Что за игра? Это так не похоже на тебя. Кахоко и сама все понимает, но продолжает перелистывать листы, заглушая собственные чувства. Сейчас так надо. Надо сыграть хорошо, а главное правильно. Звук вновь получается неживым, бесчувственным, таким, какой раньше был у Цукимори. Разве что не настолько красивый. А оно и понятно: прежде недостаток практики компенсировала душевность. Теперь исчезла и она. Парень недовольно морщится, отворачивая голову в сторону. -Тебе пора остановиться,- отстраненно произносит он, из – под ресниц поглядывая на дрожащие руки подруги. Но девушка упорно продолжает играть, - Я не думаю, что ты готова выступить на концерте. Последние слова режут по больному – и скрипачка срывается, не в силах этого больше терпеть. Все, все они в последнее время намекают ей на это, а он говорит прямо, открыто, до крови царапая душевные раны. -Не выступать? –голос звучит гулко. Злость давит в виски, стараясь вырваться наружу, - А для чего ты думаешь, я просиживаю здесь днями? Для чего всматриваюсь в эти закорючки? – ноты с остервенением летят на пол. Сейчас красноволосая больше походит на разгневанную фурию. Голос срывается на крик, а зеленоглазый смотрит так холодно. Хино даже кажется, что с издевкой. Но только кажется. -Просто так?! Ты думаешь, что все это просто так! Что я это делаю ради собственного удовольствия? Возможно, раньше игра и приносила немыслимое наслаждение. Сейчас она приносит только боль и усталость. Лен смотрит, не моргая, немея от происходящего. Он ровным счетом не понимает ничего. -Я все это делаю, только ради того, чтобы хорошо выступить! Чтобы не подвести ни учителя, ни вас! И чтобы просто достичь твоего уровня! Парень все это слышал, и даже хотел помочь. И теперь хочет, но только не может понять, как же все это сделать. В комнате наступает неловкое молчание, которое девушка трактует по - своему. Она разгорячена и зла, посему ищет любую возможно сорваться. И такая находится в этом молчании. Хино не злая. Старшеклассница не ненавидит своего друга, но и ее терпение не может длиться вечно. -Или ты думаешь, что у меня не выйдет? Конечно, куда ж мне до гениального скрипача! – девушка зло и как-то совсем иронично смеется, что в общем-то, не предвещает ничего хорошего. -Не думаю, что с твоей нынешней игрой это получится! Он не желает обидеть кареглазую, но и врать не хочет. Пусть лучше она узнает от него, чем разочаруется в музыке окончательно. Хино вырывает из реальности – и она с силой бьет скрипача по щеке, срываясь. Он не виноват ни в чем! Он прав! Но внутри накипело! Старшеклассница выбегает из класса стремительно, не давая опомниться музыканту. Парень смотрит вперед, ошарашенный таким поворотом событий. Щека горит просто немыслимо, напоминая этой тупой болью о произошедшем. Но он не жалеет, надеясь на действенность своих слов. Хино буквально залетает в первый попавшийся класс. Сейчас совершенно неинтересно, что это музыкально крыло и, что ее могут найти тут. Сейчас неинтересно вообще ничего, кроме собственных слез и мыслей. Старшеклассница устало приваливается к двери, медленно сползая на пол. Горячие слезы жгут лицо, текут по щекам, солеными ручьями касаются губ и падают крупными каплями на юбку. Горло сжимает неясный спазм, и хочется кричать в голос, бить руками по полу, убиваясь собственным бессилием, слабостью, беспомощностью. Когда рыдания, наконец-то, прекращаются, мысли начинают приходить в порядок. На удивление ясные и четкие. В голове всплывает встревоженное лицо Фуюми, немое непонимание Симидзу, удивление Юноки и беспокойство Хихары. А еще холодный взгляд скрипача… Рука горит, предательски напоминая об ужасной ошибке, глупости, которую не представляется возможным забыть. Его голос, слова, взгляд… Да и не только его. Они все так заботятся о ней, поддерживают, а она платит таким образом. Даже сыграть сейчас не может нормально. Только ударит ни в чем неповинного музыканта. «Ваши ноты тут!» Забытая фраза бьет, словно ток. Кареглазая прижимает руки к груди, в миг понимая все. Какие ноты? Какая идеальная точность? Ее ноты внутри. И только по ним следует играть. Все бумажки разом летят к чертям. Они уже без надобности. Не нужны, не важны. Сейчас важно только сердце, любовь к музыке и скрипке. Горячие от слез губы нежно прикасаются к грифу , и по комнате разносится плавная мелодия, отличающаяся от тех, что игрались ранее. Она звучит иначе. По-другому, по – особенному, по –своему… Перед выходом на сцену скрипачка нервничает. У нее трясутся ноги, и хочется сбежать. А зал, как назло, полон людей, которые все прибывают и прибывают. -Хино,- когда тяжелая ладонь отпускается на макушку, девушка с шумом выдыхает, трясясь всем телом. Она лениво поднимает голову, встречаясь с добрыми зелеными глазами, приятной улыбкой и волевыми чертами лица. Цукиура смотрит так по-доброму, что сразу же все тревоги остаются позади. -Успокойся,- пятерня по-детски треплет красные пряди, словно вытягивая последние остатки страха,- Я буду рядом! И сегодня, и всегда! После этих слов играть совсем не страшно, как поначалу кажется Кахоко. Но стоит ей только ступить на сцену, как нервозность пробуждается вновь. Кареглазой постоянно чудится, что она не так сыграет, поспешит, оступится. И нахождение рядом голубоволосого только усугубляет это чувство. Ее игра красива, но неуверенна. Но она тщательно пытается скрыть изъян, так, что слушатели его не улавливают. Но ноги все равно трясутся. -Хино,- голос – тихий и знакомый – слышится совсем рядом, - Ты спешишь. Подстраивайся под мою игру. Скрипач становится настолько близко, что они почти соприкасаются спинами. От родного тепла становится легче. Поддержка двух музыкантов успокаивает ее, и девушка начинает играть четче, увереннее, живее. Мелодия выходит божественно красивой, и зал тонет в аплодисментах. Уже за кулисами Кахо устало падает на пол, отрешенно глядя вперед. Ей не верится в то, что все кончилось. Что она смогла. -Кахо-тян, это было просто потрясающе!- помогает ей встать взволнованный трубач. Он, как обычно, весел, и заряжает всех своим оптимизмом. -Ребята, спасибо вам! – кареглазая пытается обнять всех разом, что, впрочем, получается. Глаза вновь щиплет, но уже не от обиды, а от счастья. Девушка хочет сказать спасибо всем, и каждому в отдельности. А особенно доброму пианисту, подобравшему нужные слова, и холодному скрипачу, который помог даже после их ссоры. Но последнего рядом не наблюдается. Домой Кахоко уходит одной из последних. Перед тем, как выйти на улицу долго собирается, любовно прижимает к груди инструмент и думает о том, как будет смотреть в зеленые глаза в следующую их встречу. Ее мучает совесть, а еще злость на себя родную за столь низкий поступок. -Цукимори- кун,- кареглазая видит знакомый силуэт, выходящий за ворота школы, и решает – это ее шанс. -Цукимори-кун,- слова даются нелегко, но у старшеклассницы все же получается дозваться музыканта. -Хино? – он смотрит удивленно, но не со злостью. Напротив – со странной, несвойственной ему добротой и…нежностью? Кахоко передергивает от такого взгляда. Склоняется в почтительном поклоне, так, что волосы касаются земли. Но это вовсе не смущает. Даже кажется, что можно ниже. -Прости,- на выдохе, силясь, дабы не заплакать,- Я не должна была говорить такие вещи! Ты не виноват. Это все я… -Ничего,- парень смотрит прямо на нее, взглядом прося принять вертикальное положение,- Я не обижаюсь. И Кахоко уже не может терпеть. Она бросается к зеленоглазому, прижимаясь ближе, обнимая. Лен смотрит удивленно, но не пытается отпихнуть подругу. Только сильнее прижимает ее к себе. Хино тихо всхлипывает, утыкаясь в куртку музыканта, а он обнимает ее в ответ…