Я так соскучился

Том еле дождался окончания рабочего дня, чтобы, влетев в свой шофёрский домик, упасть на кровать и трясущимися руками несколько минут пытаться открыть письмо. В этот раз оно шло намного дольше: видимо, Томаса отправили куда-то ещё дальше, если это вообще возможно. В принципе, если плеча Барроу нельзя было коснуться, вытянув руку, то, по мнению Тома, он уже находился слишком далеко. Нынешняя же ситуация просто разрывала Бренсону сердце. Мысль о том, что именно может происходить с возлюбленным, внушала праведный ужас и заставляла каждую частичку тела леденеть. «Дорогой мистер Бренсон», — начиналось письмо, и Том скрипнул зубами, вспомнив о времени, когда они с Барроу не особо ладили. Тогда это обращение слетало с уст лакея с такой насмешкой, что казалось, будто сейчас на пол закапает яд. «Я знаю, как ты ненавидишь это прозвище, а потому я так и начал, чтобы отвлечь тебя от грусти, коей, как я наверняка могу судить, ты всласть предаёшься во время моего отсутствия. Возмущение лучше печали, правда? Пойми мои лучшие побуждения и прости мне эту детскую выходку. Мой милый, милый Том, мой дорогой друг, моё спасение ото всех бед, я так тоскую по тебе. Ежедневно, ежечасно, ежесекундно. Когда я не укрываю голову от пуль, я думаю о тебе. Ладно, лукавлю: конечно, думаю и тогда. Ты стал настолько неотъемлемой частью моей жизни, что я каждый свой шаг рассматриваю с двух сторон: с моей и с твоей. Здесь так страшно. Том, ты не представляешь, от какого ужаса тебя уберегла судьба. Я не могу выразить никакими словами, что мы здесь переживаем каждый день. Даже атеисты начали молиться Богу. Потому что больше надеяться не на что. Ты никогда не знаешь, будешь ли жив через секунду. Никогда не можешь предугадать, кого из товарищей потеряешь на этот раз. Так хочется выть от безысходности, но потом я вспоминаю тебя, и мне становится легче. Я повторяю твою просьбу из последнего письма, как мантру. Я должен остаться в живых. Я должен вернуться. И я вернусь, клянусь, мой милый, вернусь! Береги и ты себя. Твой Томас».

***

Капрал Барроу лежал на полу землянки и сверлил взглядом низкий потолок, держа руку на сердце. У него не было приступа — здоров, вашими молитвами, — просто в нагрудном кармане лежало самое дорогое, что он имел на данный момент. Исписанный косым торопливым почерком лист был уже довольно сильно потрёпан, так как его не раз разворачивали, сминали, прижимали к груди и целовали. Иногда Томасу казалось, что это письмо служит ему чем-то вроде иконы и именно она не раз спасала его от смерти. «Дорогой Томас, или к Вам теперь нужно сугубо по званию обращаться? Капрал Барроу — как же красиво и гордо это звучит! Я бы радовался сильнее, если бы тебя называли так в тылу, а не… не там, где ты сейчас. Я так боюсь за тебя, дорогой. Каждая струна моей души болезненно стонет с той самой секунды, как я отпустил тебя на перроне. Мне так не хватает тебя, Томас», — в этом месте Барроу заметил подозрительное пятнышко, и у него сжалось сердце. — «Даже твоих дурацких острот. Особенно их. Знаешь, из-за них-то я в тебя и влюбился. Хотя зачастую они слетали с твоих губ, чтобы поддеть меня. Не будем о грустном. В прошлом письме ты пять раз (я намеренно пересчитал) спросил меня о моём самочувствии. Так вот, отвечаю: со мной всё в порядке. Томас, шумы у меня в сердце не означают, что я моментально сделался инвалидом. Это просто причина, по которой меня не пустили на фронт, только и всего. Причём не сказать, чтобы я об этом жалел. Успокаиваю свою совесть тем, что много работаю в тылу. Помогает. Так много хочется сказать, но бумага не способна вместить всё, что накопилось. Поэтому я не буду терзать лист и просто попрошу тебя: возвращайся, Томас. Ты обязан остаться в живых, понял? Вернись ко мне. Твой покорный слуга, Том Б».

***

Бренсон сидел в столовой и читал газету, склонившись над ней и нервно постукивая пальцами по ручке стула, тем самым очень раздражая О’Брайен. Мужчина очень болезненно воспринимал любые новости с фронта, но продолжал поглощать статьи, не желая оставаться в неведении. — Мистер Бренсон, прекратите, — не выдержала горничная. — Вы мешаете мне шить. — А что ж вас тут держит? — спросил Том, даже не подняв глаза от чтива. — Равно как и вас, — процедила О’Брайен. — Но меня-то всё устраивает, — Бренсон перевёл-таки взгляд на женщину, делано-удивлённо вскинув брови. Сара О’Брайен фыркнула, но ничего не ответила и вернулась к своим ниткам и пяльцам. Том едва слышно усмехнулся и продолжил бесцельное скольжение взгляда по строчкам. На что он надеялся? На то, что война внезапно закончилась? Такая горячая, но, увы, недосягаемая мечта, которая не может исполниться по щелчку пальцев. Внезапно на его плечо легла чья-то ладонь, и Том едва не подпрыгнул от такого нахальства. Он резко обернулся, будучи полным решимости накостылять шутнику, и замер в немом удивлении. На него сверху вниз, из-под козырька военной фуражки, смотрели знакомые серые глаза. Единственное, на что хватило оторопевшего Бренсона, — положить свою руку на холодную ладонь вошедшего. — Томас… — одними губами прошептал шофёр, наконец найдя в себе силы встать со стула. Барроу улыбался своей фирменной нагловатой ухмылочкой: правый уголок алых губ был с вызовом приподнят, но в этом вызове Том без труда увидел безграничную нежность, которая была адресована ему одному. — Капрал Барроу, попрошу заметить. Не фамильярничайте, мистер Бренсон, — его задранный нос того и гляди протаранит потолок. Шофёр с трудом сдержал такое привычное желание съездить по самодовольной роже. Он лишь продолжил улыбаться, про себя благодаря все высшие силы за то, что он жив. Том знал, что это всего лишь спектакль: Томасу так же, как и ему самому, тяжело сдержать ураган чувств, который всё норовит вырваться наружу. — А Вам в армии, смотрю, остроумный язык так и не отрезали? Странно. — Вашими молитвами, — загадочно произнёс Томас, раздражённо скосив глаза на О’Брайен. Бренсон заметил искорки нетерпения в этом взгляде и едва усмехнулся, будучи не в силах придумать, как спровадить главную сплетницу аббатства. Мозг всё ещё пытался принять тот факт, что его возлюбленный жив и более того, вот он, стоит прямо перед ним, с трудом подавляя соблазн кинуться на шею шофёру. Возможно, подействовал выработанный годами тяжёлый взгляд Томаса, который был в состоянии придавить любого, кому не посчастливится его встретить, а может, нашлись какие-то несделанные дела, но, как бы там ни было, горничная миледи резко встала и, скорчив в сторону мужчин самую презрительную мину, на какую она только была способна, быстрым шагом покинула столовую. Изнывающие от недостатка ласки души наконец остались наедине. Барроу с шумом вдохнул воздух и порывисто обнял Тома, крепко прижав к себе. Шофёр уткнулся лицом в шею капрала (ладно, звание звучит красиво), упокоив ладони на широкой спине. — Мой милый, мой дорогой, — скороговоркой шептал Томас. — Любимый, хороший… Я дома, я наконец-то дома. — Я так соскучился, — проговорил Том, поднимая глаза на возлюбленного. — Я тоже, — Барроу прижался губами ко лбу шофёра. Бренсон провёл пальцами по грубой ткани формы, про себя отметив, что Томасу она очень идёт, и, потянувшись вперёд, с чувством поцеловал мужчину. Каждую ночь ему снился момент воссоединения, но ни в одной грёзе не было и сотой доли того, что он испытал теперь. Он словно впервые пробовал вкус крепкого табака, который курит Барроу, ощущал эту горечь на языке и гладил большим пальцем скулу (о, стоит ли начинать говорить об этих скулах?). — Томас? — внезапно прозвучал голос экономки, и мужчины вздрогнули, отпрянув друг от друга настолько, насколько удалось. — Миссис Хьюз! — воскликнул Барроу, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — А я как раз Вас искал. — Правда? — женщина лукаво улыбнулась. — Приятно, Томас, очень. Она подошла к капралу и положила ладонь ему на плечо. С минуту все трое хранили молчание: Том и Томас — смотря на экономку, миссис Хьюз — разглядывая Барроу, щёки которого слегка заалели. — Я рада, что с Вами всё в порядке, Томас, — ласково произнесла она. — Я действительно переживала за Вас. И, видимо, дав слабину, миссис Хьюз порывисто обняла остолбеневшего мужчину. Тому даже показалось, что он увидел, как она украдкой утёрла пальцами слезу. — Простите, что прервала беседу, — экономка вновь улыбнулась, выразительно посмотрела на Бренсона и покинула столовую. Томас непонимающе воззрился на возлюбленного. — Что за… что это сейчас было? — Не только я рад твоему возвращению, как видишь, — Том пожал плечами, стараясь, однако, спрятать хитрую улыбку. — Она… знает? Знает о нас? — Да, — просто ответил Бренсон. — Почти с тех самых пор как ты ушёл. Барроу отодвинул стул, сел и выжидательно посмотрел на возлюбленного, всем своим видом показывая нетерпение. Том усмехнулся и сел рядом. — Ты знаешь, какая миссис Хьюз сердобольная, а у меня был такой убитый вид, что она не выдержала и поинтересовалась, какого чёрта со мной происходит. Мне было так плохо, так хотелось вылить кому-то свои переживания, что я не сдержался и всё ей выложил. Надо сказать, что я отдавал себе отчёт в каждом слове, да и знал, что рассказываю это нужному человеку, так что нет нужды волноваться. Она вполне спокойно отреагировала. Неудивительно, она ведь и до этого знала о твоей… природе. — И что она сказала? — Обрадовалась, что ты наконец-то нашёл нужного человека. — Прямо-таки обрадовалась? — А ты сомневаешься в эмпатии миссис Хьюз? — усмехнулся Том. — Зря. Она постоянно спрашивала о тебе. Помнишь, как от тебя долгое время не было писем? Я места себе не находил, а однажды, сидя в столовой, когда все уже ушли спать, я разрыдался. Миссис Хьюз обняла меня и сидела рядом, пока я не успокоился. Она ничего не говорила, просто показывала поддержку. Не знаю, пережил бы я нашу с тобой разлуку, если бы не она. — Пережил бы, куда б ты делся, — Томас закатил глаза. — Может быть, — Бренсон серьёзно посмотрел на капрала. — Но с куда большими потерями для себя. Взгляд Тома упал на сцепленные руки возлюбленного. Шофёр только сейчас заметил, что одна из ладоней облачена в чёрную перчатку. — Что с тобой? — спросил Том, кивнув на заинтересовавшую его конечность. — Это? — Томас стянул перчатку. Взгляду Бренсона предстала обезображенная рука: плохо зажившее пулевое ранение, покрытое жуткой коркой. Кровь отхлынула от щёк шофёра, он бережно взял искалеченную ладонь в свою и посмотрел на Барроу с таким страданием в глазах, словно сам ощущал эту режущую, парализующую боль, но в десятикратном размере. Впрочем, возможно, так и было. — Так ты поэтому вернулся? — негромко спросил Том, обхватив пальцами второй руки запястье капрала. — Именно так, — Томас грустно улыбнулся. — Не смог вынести этот ужас. Под конец моего пребывания там я уже физически ощущал, как схожу с ума, — мужчина судорожно вздохнул. Бренсон тут же подался вперёд и прижал могучую фигуру в военной форме к груди, мазнув по виску небрежным поцелуем, как бы говоря: «Всё хорошо, теперь не о чем волноваться, я всегда готов закрыть тебя от любой пули». Томас благодарно улыбнулся, несомненно прочитав неозвученное послание.