Семпай, я ведь умею злиться

Величайший убийца, признанная легенда, оказался пойманным в ловушку. Ловушку того, кого всегда недооценивал и игнорировал. — Семпай, — томно-грузно прозвучало из уст напряжённого Скалла, — вы ведь знаете, как я вас уважаю. Почему же вы всегда со мной так грубы? Множество скользких щупалец гигантского осьминога присосками надёжно удерживали обнажённого Реборна на кровати перед креслом, на котором сидел Скалл. — Ты ведь понимаешь, какие будут последствия? — говорил Реборн без тени страха или неприязни. Именно таким его и обожал Скалл, сильным и непоколебимым. — А понимали ли вы, оскорбляя в очередной раз, к каким последствиям приведут ваши слова? — горько усмехнулся. — И убить вы меня всё равно не сможете. Знаете же, я бессмертный. Вам остаётся только смириться. А теперь, — Скалл устроился на кресле поудобнее, предвкушая, — покажите мне всё. Лёгкое движение руки — и щупальца грубо раздвинули ноги пленника, поднимая назад, чтобы Скаллу всё было хорошо видно. Беспомощность Реборна, его открытый вид заводили, оттого в паху болезненно дрогнуло. Слишком обтягивающая одежда была совсем не кстати, но Скалл не спешил избавляться от неё. Два щупальца кончиками раздвинули ягодицы, третья будто бы лизнула, нежно проведя. — Чёртов извращенец, — злобно, но всё ещё ровно произнёс Реборн. — Ты ещё ниже упал в моих глазах. Ни одна мускула на серьёзном лице Скалла не дрогнула. Всего одним пальцем пошевелил он, направляя одно из щупалец в «грязный» рот Реборна. Глубоко. Удерживал на грани, чтобы не стошнило. — Куда уж ниже? — спокойно отвечал. — Я и так был на самом дне. Реборн дёрнулся в попытке отстраниться, когда одно из щупалец стало настойчиво проталкиваться в анус. Скалл больше не мог терпеть. Освободив член от сжимающей одежды, сдержанно стал поглаживать головку большим пальцем, грея ствол рукой. Нельзя было поддаваться искушению. Не сейчас. Слишком рано. Дыхание его участилось, зрачки расширились от визуального наслаждения и взбушевавшейся крови. «Глубже. Проникни глубже», — едва не дрожа от вожделения, просил он осьминога. Испытывал извращённый восторг, когда внушительная часть щупальца исчезла в анусе, вынуждая Реборна выгнуться и застонать от боли. Всё его тело напряглось. Видно было, как выступили вены, а щупальце продолжало свою пытку, не ведая предела своей возможности. Гибкость позволяла при первом же препятствии изгибаться в нужную сторону. Скалл остановил его не сразу. Немного придя в себя, увидев плачевное состояние Реборна, поднял руку. — Довольно. Скалл медленно подошёл к Реборну, сверлящему взглядом, полным ненависти и презрения. Слеза стекала вниз по виску. Нет, он не плакал. Всего лишь организм среагировал на боль — естественная физиологическая реакция. Однако она забавляла. Скалл печально улыбнулся, наклоняясь и слизывая солоноватую жидкость, затем поцеловал нежно в уголок глаза. «Если всё, что я могу от вас получить — ненависть, то так тому и быть. Ваша ненависть будет сильнее любой любви, вы никогда от неё не избавитесь, как и от мыслей обо мне. Я навсегда поселюсь в вашем сердце». Рукой коснулся члена Реборна. Обмякший, как предполагалось: желанию неоткуда было взяться. Да Скалл и не пытался подарить удовольствие. Наслаждался здесь только он. Так и должно было быть. Хотя и хотелось сломить Реборна, Скалл прекрасно понимал, что такой сильный волей человек ему был не подвластен. Зато в этот короткий миг жизни он был волен делать с ним всё, чего хотел. Щупальца, удерживающие ноги, приподняли их и закинули чуть назад, подготавливая позу для хозяина. Насиловавшее щупальце поспешило выскользнуть, оставляя взору тёмное отверстие, которое истерзанный сфинктер не готов был сразу закрыть. Оно словно дышало, подёргивалось. Ещё скользкое, потому Скалл вошёл без какого-либо сопротивления. Так восхитительно было почувствовать себя внутри любимого человека. Ненадолго стать единым целым. Скалл прижался всем телом, наслаждаясь теплом и сердцебиением. Учащённым — значит, не так уж хладнокровен Реборн был. Не в тот момент, во всяком случае. — Не смею надеяться поселиться в ваших кошмарах, — зашептал он на ухо, — но из вашей памяти я уже точно никогда никуда не денусь, — прикусил мочку. Поза позволяла проникать на всю длину. Резко и грубо, порой с дозволительной мягкостью и нежностью. Скалл готов был растаять в ощущениях, полностью им отдаваясь, закрыв глаза и вдыхая запах тела. Теряясь в наслаждении, Скалл двигался неистово, пока не излился белым семенем. Внутрь. Так и замер, расслабляясь. Щупальце изо рта переместилось к подбородку, не давая шанса укусить или плюнуть. Зато дышать стало проще. Оба дышали в унисон, восстанавливали силы. — Ты не бессмертен, — первым заговорил Реборн, — пусть и живуч как таракан. Когда я увижу тебя в следующий раз, я познакомлю тебя со смертью. Но не факт, что ты успеешь увидеть меня.