Лети, Феникс

      Феникс сонно потёр глаза, фокусируя взгляд на возвышающемся перед ним здании. Несмотря на то, что бывал он здесь с завидной регулярностью, сегодня эта обычно мало чем примечательная многоэтажка смотрелась почти сюрреалистично и незнакомо. Причиной тому можно было назвать как физическое состояние самого адвоката (что априори между пятью и шестью утра не бывает полностью адекватным), так и погодные условия: предрассветные сумерки выдались на диво туманными, буквально утопив в зыбкой блёклости улицы города, а едва-едва занимавшееся солнце пока не способно было пробиться лучами через этот слой, лишь слегка подкрашивая верхушки высоток. Всё вместе составляло причудливое впечатление, будто бы город воспарил над облаками, отчего Райт недовольно поёжился, ощутив слабый укол где-то в области груди или чуть ниже. Прикрыв глаза и пару раз глубоко вздохнув, прогоняя смутные ассоциации, мужчина поспешил к дверям, надеясь, что более традиционный вид внутреннего убранства поможет ему не концентрироваться на столь удивительно неуместном приступе.       А всё потому что Феникс Райт очень не любил высоту.       Впрочем, даже не совсем так. Будучи адвокатом, Феникс привык во всём докапываться до сути, и собственные страхи не были исключением. Разумеется, он боялся не высоты самой по себе - но боялся падения и того, что следует за ним незамедлительно. Стоит отметить, что негативный опыт близкого взаимодействия с пылающим мостом и ледяной рекой только укрепил эти ощущения, подогревая их малоприятными воспоминаниями. Так или иначе, что бы ни было первоисточником данных привычек, Феникс имел обыкновение сторониться мест и видов, где мог бы испытывать сопутствующий дискомфорт: не летал самолетами, не лазал по горам, не смотрел в окна высоких этажей. А так и жить можно, словно никакого страха нет и словно сердце не сжимается болезненно всякий раз, мешая вдохнуть, когда перед внутренним взором проносятся огненные всполохи и холодные стены ущелья.       Раздражённо нахмурившись и дав себе подзатыльник (фигурально, конечно же), чтобы не раскисал, Райт поспешил к лифту. В конце концов, сегодня ожидалось слушание в суде, что и сподвигло к столь раннему подъёму - до начала заседания Фениксу требовалось ещё увидеться с Эджвортом и обсудить пару деталей. Разумеется, они созванивались накануне и уточняли время встречи, однако толика волнения не покидала адвоката вплоть до достижения им дверей прокурорского кабинета. На стук никто не отозвался, но замок оказался не заперт, и Феникс, восприняв сие обстоятельство равноценным приглашению, заглянул внутрь. Пространство выглядело так, будто бы его покинули от силы минут пятнадцать назад: включенный свет, аккуратно разложенные документы и канцелярские принадлежности, аромат горячего чая, полная чашка с какой-то запиской возле неё... Запиской?       Райт бегло осмотрелся и, так и не обнаружив хозяина кабинета, рискнул приблизиться к столу - всё же любопытство брало верх. И, как оказалось, не зря. В заметке значилось буквально следующее: Бери чай и поднимайся на крышу. Эджворт М. P.S. Не забудь погасить свет.       "Предельно лаконично и информативно, - хмыкнул Феникс, однако нехитрые инструкции исполнил. То ли потому что ему правда было любопытно, что всё это значило, то ли потому что мистическое умение говорить "нет" Майлзу за пределами зала судебных разбирательств отказывало практически напрочь. - Лишь бы только не пришлось подходить к краю..."       Терзаемый опасениями, Феникс покинул обиталище генерального прокурора, с неудовольствием отмечая, как подрагивает чашка с чаем у него в руках. Хотя его чуть терпкий запах, скорее, успокаивал, и Райт предпочёл сосредоточиться на нём и на мыслях о том, кто являлся де-факто автором этого сюрприза. Благо, не так уж и сложно было представить себе его фигуру и взгляд за стёклами очков, точно бы безмолвно говорящий: "Будь спокоен, Райт. Ничто в этом мире не посмеет тревожить тебя, пока ты занят правильным делом". В беседах с Эджвортом подобных суждений никогда не звучало, но, впрочем, когда это останавливало полёт фантазии?       Вопреки тайным молитвам, возносимым богине правосудия, Феникс обнаружил Майлза именно на крыше, и именно у парапета, спиной к выходу, разглядывающего пейзаж, так, что приметить появление друга для него не было возможным. Притом атмосфера вокруг оказалась настолько пронизана тишиной, свежестью и бледностью, что кричать, означая собственный приход, совершенно не хотелось. Посему Райт, крепко сжав пальцы и борясь с подступающей тошнотой, быстро пересёк отделявшее расстояние и, старательно не глядя за пределы бортов, коснулся плеча оппонента:       - Оригинальное место для обсуждения улик по делу о трупе в подвале, ты превзошёл себя! - болтовня помогала отвлекаться. Болтовня помогала удерживать улыбку на лице. Болтовня помогала не начинать задыхаться от ужаса при одной мысли о том, на каком уровне от земли он сейчас находится и сколько секунд потребовалось бы для падения...       - Работу обсудим позднее, время позволяет, - добродушно ответствовал прокурор, поворачивая голову и приветственно кивая. Феникс в ответ пробурчал что-то ироничное о невиданной щедрости, проявления коей давно не видала земля, но Майлз легко отмахнулся, делая глоток чая из собственной чашки и вновь обращая взор прочь. - Ты только взгляни, насколько здесь сегодня красиво. В такие моменты я жалею, что абсолютно не дружу с кистью, а фотоаппараты, увы, не в состоянии передать всех тонкостей и - главное - настроения.       - Я... д-да, конечно... очень красиво, - сглотнув и резко растеряв весь разговорный пыл, хрипло отозвался Райт. Не посмотреть туда, куда с таким умиротворением и восхищением глядел Эджворт, было выше его сил, но вид высоченных зданий, подножия коих терялись в клубах тумана, вынуждая казаться бесконечно ниспадающими, стал сродни удару в солнечное сплетение. Вдохнуть получалось с трудом, а все остатки моральных сил уходили на то, чтобы не выронить чужую чашку.       Явно заметив смену тона, Майлз растерянно обернулся, точно желая что-то уточнить, но так и не проронил ни слова. Некоторое время он просто задумчиво рассматривал лицо Феникса и его непрестанно скачущий взгляд, после чего мягко коснулся локтя, привлекая внимание:       - Ты ведь знаешь, что тебе ничего не угрожает здесь, верно? - голос непривычно тихий, осторожный, словно бы Эджворт боялся спугнуть своего собеседника. Словно бы тот и правда мог куда-то упасть, если не вести себя осторожно и продуманно. Райт вздрогнул и натянуто улыбнулся, слишком быстро, слишком широко, слишком ненатурально. Закинув свободную руку за голову, нервно почёсывая затылок, он невнятно ответил:       - Да что со мной может случиться? О чём ты?..       - О том, что испытывать страх - естественно, - фраза вырвалась довольно резко, что выдавало Майлза как человека, прекрасно понимающего, о чём говорит. Феникс невольно припомнил некоторые особенности характера друга в указанной плоскости (а так же события, служившие причиной их возникновения) и чуть пристыженно отвёл глаза. Но Эджворт продолжал говорить вновь почти что ласково, точно заглаживая излишнюю колкость: - Знаешь, что я вижу, когда смотрю туда? О чём я думаю?.. О полёте. Я вижу огромное пространство, наполненное воздухом и светом, в котором можно нестись быстрее, чем мысль. Где можно двигаться в любом направлении, а не только по земной поверхности. Квинтэссенция свободы. Птенцу, чтобы научиться летать, приходится однажды вылезать из гнезда - думаешь, он падает и разбивается? Нет, даже если не с первого раза, но он раскрывает крылья и летит. А ветер? Лететь можно не обязательно вверх: думаешь, когда ветер скользит вдоль стен высотных домов, он падает? Нет. Он летит - летит вниз, чтобы затем вновь взлететь вверх, и так бесконечно. Вот это вижу там я, Райт. Вот об этом я думаю, вот это я ощущаю.       Почти заворожённый неожиданной проникновенной речью, не столь уж характерной для генерального прокурора Лос-Анджелеса, Феникс слабо улыбнулся и покачал головой, уставившись в отражение неба на тёмной поверхности чая. Он больше не старался выглядеть непринуждённо или иначе скрывать собственное состояние, напротив, полностью отрешившись от привычного стиля поведения. На этой крыше сейчас почему-то всё казалось странным, и они оба в том числе, а значит, некоторые отступления от ролей будут уместны, ведь правда? Да и ответить откровенностью на заботу (а это, несомненно, была именно она) чувствовалось практически жизненной необходимостью. Мужчина ещё раз вздохнул и неловко качнул головой, указывая в сторону, но не поднимая туда собственного взглядя:       - Я понимаю всё это. И даже могу в какой-то степени прочувствовать - пока твёрдо стою на земле. Но... я понимаю это всё мозгом. Только им. Не сердцем, - Райт посмотрел в глаза напротив, но встретил там отражение собственного бледно-зеленоватого лица в стёклах очков. Эджворт молчал, позволяя сформулировать разбегающиеся мысли и высказаться. - Когда я вижу всю эту пропасть под ногами, я... я буквально вижу, как я падаю вниз, как мелькают мимо окна со всё возрастающей скоростью... Или часто вместо этого я начинаю видеть каменистые стены ущелья, почти наяву слышу рокот приближающейся воды или чувствую спиной жар, как в ту ночь, - под конец Феникс уже шептал, но в тишине раннего утра, разбавляемой только порывами ветра, каждое слово без затруднений достигало внимательного собеседника. А Майлз сейчас был внимательнее, чем даже в суде. Почти рефлекторно поправив очки на переносице, он медленно кивнул:       - Да, у каждого из нас бывало в жизни что-то... оставившее значительный след. Но то, какую значимость он приобретает, зависит только лишь от нас. Вот смотри, Райт: ты лично был на скамье подсудимых. Тебя обвиняли, тебя... да что там, я сам пытался отправить тебя на смертную казнь, - Эджворт криво усмехнулся. Было очевидно, что, оглядываясь сейчас, он готов был, скорее, повесить того себя за всё произошедшее. - Прошлого не вернёшь, события не сотрёшь из памяти. Но несмотря на этот тяжёлый груз, ты продолжал работать адвокатом. Ты продолжал приходить в зал заседаний и отстаивать свою точку зрения, и до сих пор продолжаешь. И вряд ли я буду столь уж далёк от истины, если предположу, что тебе действительно нравится эта работа.       - Может быть и так, - пожал плечами Райт, делая осторожный глоток чая. Остыл, но всё ещё вкусный. - Но суд - это немного другое. Там, всё же, больше ответственности за других, а не за себя. Да и в суде происходило довольно много и плохого, и хорошего, чтобы сформировать однозначное впечатление. Что же до высоты... мы никогда не ладили. Вернее, она-то ко мне равнодушна, а вот я к ней... ну, ты понимаешь.       - Понимаю, - спокойно подтвердил Майлз. После чего помолчал минуту, точно что-то просчитывая, и вдруг аккуратно повернулся, ставя на парапет собственную чашку и извлекая вторую из подрагивающих пальцев адвоката, дабы проделать аналогичную операцию. Затем взялся обеими руками за кисти Райта и, глядя тому в глаза, полуутвердительно спросил: - Ты доверишься мне?       Феникс, опешив от такого поведения, осторожно кивнул. Тогда Эджворт, лукаво улыбнувшись, в один прыжок вскочил на парапет, выпрямляясь во весь рост. У Райта перехватило дыхание. Ему стоило больших усилий возвратиться в реальность и перестать представлять падающего с крыши Майлза всякий раз, как очередной порыв ветра трепал его чёлку или жабо. Поэтому мужчина далеко не сразу заметил приглашающе протянутую ему руку.       "Ты доверишься мне?" - это было сказано так вкрадчиво, так открыто, так заботливо, почти вдохновенно. Феникс зажмурился и, взявшись за поддерживающую ладонь, пусть с гораздо меньшим изяществом, но забрался следом на парапет. Высота борта над уровнем крыши была не столь велика, но отчего-то иррационально казалось, будто и ветер здесь агрессивнее, и падать больнее, а взгляд, стоило поднять веки, волей-неволей срывался в наполненную туманом бездну. Но Райт пытался смотреть только на Эджворта, гипнотизируясь мерным движением его груди при дыхании. "Откуда в нём столько спокойствия?.."       Несколько минут, растянувшихся в пару-тройку локальных вечностей, прошли в тишине, пока Феникс привыкал к новой расстановке и успокаивался, насколько это было для него возможным. Да, Майлз замечал то и дело соскальзывающий взгляд или нервных выдох, но терпеливо ожидал, пока внимание оппонента сосредоточится. После чего просто-напросто шагнул ближе, сокращая до минимального и без того малое расстояние, и коснулся губ Райта поцелуем. Взгляд Феникса округлился, из головы моментально испарились все переживания и страхи, вытесненные одним-единственным закономерным вопросом: что, во имя всемирной справедливости, происходит?       Райт бы соврал, если бы заявил, что ему никогда не хотелось поцеловать Эджворта. Да что там говорить - эмоции, наполняющие его в отношении этого человека, всегда были безграничными и недоступными ни какому-либо описанию, ни какой-либо мере. Другое дело, что о теоретической взаимности адвокату задумываться даже в голову не приходило: слишком уж хорошо Феникс знал (как ему казалось) Майлза, чтобы ожидать чего-то определённого. Пожалуй, в его - Майлза - стиле было бы посвятить всю свою жизнь прокурорскому делу, а не каким-то там отношениям, чем тот, в общем-то, с успехом и занимался последние годы. Поэтому случившееся буквально перевернуло весь внутренний мир Райта, пока тело, временно взяв на себя контроль вместо шалеющего мозга, со вкусом и наслаждением отвечало действиям Эджворта. Однако долго поцелуй не продлился, Майлз отстранился и, как ни в чём не бывало, негромко заявил:       - Что ты сейчас чувствуешь?       Его выдала если только едва слышимая прорезавшаяся хрипотца, но и той хватило, чтобы Феникс вновь, как в старые добрые времена, ощутил себя по уши влюблённым идиотом. Он открыл было рот, чтобы то ли действительно попытаться объяснить весь сложный клубок эмоций, разрывающий сердце, то ли банально возмутиться невозможностью исполнения такого задания, но Эджворт спешно вскинул руку, будто бы находясь в зале суда, лишь под конец жеста успев её замедлить. А потому не выбил ненароком Райту глаз, но лишь мягко коснулся пальцем уголка губ, качая головой, точно призывая к молчанию. Адвокат послушно заткнулся, так ничего и не сообщив, а Майлз кивнул на пейзаж за пределами крыши:       - Теперь посмотри туда. Посмотри через призму этой эмоции.       Отвлечься от созерцания Эджворта и в целом мыслей о возможных развитиях событий (всех, как один, фантастических - но от этого не менее приятных) после произошедшего оказалось не так уж и легко. Однако Райт догадывался, ради чего всё это затеялось, а потому несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, всё же поворачивая голову. На мгновение слабый укол давешнего, слишком привычного и уже почти рефлекторного страха достиг сердца, но затем адвокат ощутил, как крепче сжались чужие - родные?.. - пальцы вокруг его ладони, а тёплое дыхание (когда он только опять успел приблизиться?) коснулось уха:       - Лети, Феникс.       И Феникс взлетел. Пылающая душа, казалось, перестала вмещаться в груди, норовя объять весь мир, воспарить к самым звёздам и, отыскав там первобытных богов, весело показать им язык, демонстрируя, насколько он - он, обычный человек, Феникс Райт - счастливее их всех. Уже не страшили ни ветер, ни высота, ни туман... В самом деле, какое значение имеют все эти мелочи в сравнении с тем глубинным чувством, которое покоилось в нём столько лет? Да, Майлз был абсолютно и стопроцентно прав во всём. И он всё ещё крепко сжимал его руку, счастливо улыбаясь, наблюдая восторг в глазах друга - да и только друга ли?       Кое-кто, впрочем, всё же упал тем утром. Одна из забытых на парапете чашек, случайно задетая чьей-то ногой. Райт думал, что Эджворт расстроится столь халатному обращению с дорогим сервизом, однако тому, очевидно, это также не показалось принципиально важным в данный момент.       Да и посуда ведь бьётся на удачу.