Письмо преданного покинутой

      Привет? Здравствуй? Прощай? Что из этого ты хочешь слышать сегодня?       Как к тебе обратиться, чтобы корявые точки с запятыми наконец дошли до адресата, спрятанного за спинами тысяч? Королева моего сердца? Та, по ком плачет грешная душа, лишающая всех покоя, мира, крова? Та, к кому я обращаюсь в каждой молитве, поднимая кудрявую голову к лазури небес? Та, кому не суждено стать моей?       С тобой всегда была сотня вопросов, за которыми никогда не сыскать ответ. Что же ты хотела тогда, маленькая, одинокая пленница старых замков, имеющих память о давно пропавшем из ленты времени? Дай хоть путеводный луч, о звезде просить слишком роскошно. Дай хоть светлячка, чахлого, едва сверкающего, но преданного, истинно моего. Молчание служит верным ответом на каждый всплеск эмоций-слов. Дежурный отказ, коим я потерял счёт за время нашего общения. Очередное едва различимое «нет», высеченное в гордой осанке, потухшем взгляде густой смолы, небрежных прядях, запутанных в тике.       Поверь, я слышу даже то, о чем ты молчишь. То, что скрываешь за семью замками, заковываешь в неподъёмные кандалы, но натыкаешься в памяти снова и снова. Эти образы мучеников не выбросить из мыслей. Сколько их тогда полегло? Сколько голов ты собственноручно отсекла, решив не принять ни руку бравого воина, ни сердце, покрытое метровой коркой льдов, ни трон, оставшийся пустовать средь роскоши залы? С чего ты можешь так легко распоряжаться людскими душами, будто выбираешь узор хны на запястьях? Отчего в такой маленькой пташке сосредоточились все судьбы империи?       Чувствует ли птица тяжесть собственных крыльев? А когда вздымается выше золотого диска солнца? Если опаляет перья о далёкие звёзды? Когда перекрикивает переливами звуков ветра выси? Когда остаётся одна-одинёшенька, нарочно покинувшая всех, тотчас ощущая весь холод космоса, что простирается, стоит только выпрямить то, что дано от природы?       А если привязать к птице спелый инжир? Если окружить её заботой и лаской, но повесить на лапку кро-о-ошечное колечко, навеки связывающее судьбу с хозяином? Когда ласточка, наконец, избавится от оков, не позволяющих пройти больше периметра златой клетки, не взметнётся ли она в бескрайнее небо? Не увидит поднятые к недосягаемой голубизне глаза верных подданных: свободных и смелых, безрассудных и уверенных? Влюблённых в жизнь до последнего вдоха.       Тех, кто готов на всё ради одного её пения.       Знаешь, каждый избирает свой путь: лев возглавляет прайд, защищает воин честь земли, несёт мир своему народу верный владыка. А ты, ласточка? Что предначертано однодневке, которая всегда выбирает свободу?       Вечная боязнь железных оков. Бесконечная череда опасностей высот. Смерть в тошнотворном одиночестве. И на десерт забвение.       Этого ты хочешь, да?        Честно, Лале, я хочу тебе счастья. Желаю, чтоб твой лик блистал и дарил людям свет. Чтоб душа разливалась в сиянии и тепле, чтоб надёжные руки обвивали стан, оберегая от глупостей. Чтобы ты не боялась тушить лампадку у своей кровати, не переживала о тенях, стучащих то в окна, то в двери, то в центр черепа.       Пытался искать объяснение каждому жесту твоей скромной милости. Честно пытался, разрывая себя изнутри в клочья, на крохотные лоскутки, из которых выйдет ни одно одеяло для султанских покоев. Найти причину твоего наклона головы, выбившейся пряди, задержавшегося взгляда было чертовски сложно. Невыносимо копаться в таких далёких, глубоких почвах, не принадлежащих тебе.       Задавался ли я вопросом: «А чего всё это ради?». Конечно, и не один десяток раз. Любое твоё упоминание — будь то секундный проблеск дум, намеренное созвучие света и тени, двойник, в котором нет от тебя ничего, — всё было равно подлому выпаду. Пронзало спину раскалённым железом, безбоязненно проворачивая клинок то по, то против часовой. Сложно.       Израненный, в шрамах с рваными краями, с россыпью алеющих пятен, потерянный и обманутый. Вновь и вновь вопрошающий, но знающий ответ глубоко внутри. Он выведен в сердце, отзывается логикой и неискореним из существа с золотой хвоей глаз. Так зачем же всё это?       Ради того, чтоб ты оказалась частью меня. Частью той истории, что нам суждено написать, будучи вместе. Частью того мира, что мы создадим на руинах старого. Ты отчаянно хватаешься за любой отрывок прошлого, восстанавливая события ушедших дней в памяти. Глупо. Тщетно. Зря. Перестань.       Даже если ты будешь лететь по ветру, ласточка, даже если солнце будет радо тебя видеть, оно никогда не залатает сожжённых в полёте крыльев. Никогда не затмит пустоту на кончике раздвоенного хвоста. Никогда не наполнит твоё существо смыслом.       Послушай того, кто никогда не хотел быть тебе чужим. Того, кто готов умыться своей кровью ради лёгкого отпечатка алых губ на едва ощутимой щетине. Того, для кого ты, кем бы ты ни была сейчас, всё та же: маленькая, хрупкая, сверкающая в солнечных бликах.       Хотеть тебе зла — последнее, о чём я буду мечтать. В тебе нет ни грамма тьмы, чистый свет, обрётший плоть, чрево, юность и наконец явивший всё сострадание земли в девичьем обличии. На изящном тюльпане мира не должно остаться капель чужой крови. Не должно быть следов вечной борьбы. Он мощнейшее оружие в руках опытного полководца, символ могущества и процветания твоей империи.       Постарайся не потерять, не сломить хрустальный стебелёк, береги тот свет, что виден пока только тебе. Мне он тоже является… Являлся в твоём обличии, но теперь всё изменилось.       Сложно, невыносимо сложно. Объяснение не найдёшь и при полуденном солнце, только заработаешь новые шрамы веснушек, распластавшихся по смуглому лицу. Иллюзия? Правда? Дурное? Есть ли разница меж ними?       Отвести тебя на пустырь — плёвое дело. Затерять в обезображенных телах — ещё проще. Узнавая тот мир, ты всё больше отдалялась от привычного, настоящего. Допущения оказались явью, детские сказки обернулись пророчеством.       Боль клокочет в груди от твоего изнеможения, затягиваясь в комок. Сколько ты себя мучаешь? Зачем?       Я не верю твоему счастью средь сурначей, сулак-баши, дивана и бедшанджи-паши. Не верю бесконечным докладам от твоего имени, где поются серенады о любви в браке с Мехмедом. Не верю тебе.       Ни единому слову, коими ты не почтила меня ни единого раза, пока идёт война. Ни одному взгляду, которыми ты пестрила на весеннем параде, ласково махая белёсой рукой.       Отказываюсь. Отрекаюсь. Сдаюсь.       Прости, но это будет последнее письмо. Стоило привыкнуть к твоему яду молчания, сдержанности и отстранённости, но я всё также ненавижу прощаться.

Твой бравый безымянный воин, Всегда идущий на смерть в первом ряду.