***
Эта странная, но полная нежности и искренних чувств любовная история берет свое начало с того самого дня, как Юджи впервые переступил порог старшей школы. Тот день был чрезвычайно богат на самого разного рода неприятности. В частности, все началось с того, что Итадори проспал. Поздний подъем и повлек тогда за собой всю ту глупую череду трудностей: опоздание на метро, несвоевременное прибытие в школу вследствие этого, затем стычка с суровой второкурсницей — Зенин Маки, кажется — и встреча с Годжо. Хотя, последнее с натяжкой можно назвать трудностью, скорее слишком уж внезапным поворотом судьбы. Поворотом судьбы, который сыграл решающую роль в будущем Юджи, сменив серую — да, именно серую — полосу его жизни белой. Такой же ослепительно белой, как и волосы Сатору.***
«У него что, реально розовые волосы?» — именно такой была первая мысль Годжо, стоило только ему впервые столкнуться с Итадори. Не сказать, что у парня имелись какие-либо предрассудки касательно чужого цвета волос, просто подобный оттенок он находил весьма… очаровательным, что ли. — Вообще-то они не розовые, — слегка сконфуженно ответил Юджи, когда тема о его волосах внезапно вдруг всплыла на поверхность посреди их разговора. — А какие тогда? — Сатору смерил того весьма заинтересованным взглядом, терпеливо ожидая ответа. — Ну, персиковые, что ли, — Итадори слегка мнется, нервно накручивая собственную прядь на палец и совершенно не замечая того, что его лицо давно уже напоминало по цвету его же волосы. — Очаровательно, — с придыханием произносит Годжо, покоренный этой картиной в самое сердце.***
Чем больше времени Юджи проводил с Сатору, тем сильнее начинал его волновать один-единственный вопрос: почему семпай всегда так приятно пахнет мятой? Нет, правда. Либо воображение Итадори слишком уж разыгралось в последнее время, либо столь приятный запах действительно имел место быть. Только вот, а как проверить наверняка? Не спрашивать же у Годжо напрямую, чтобы удостовериться. Или всё же… — Годжо-семпай, а можно задать Вам вопрос? — слова слетели с языка раньше, чем Юджи успел тщательно все обдумать. — Можно, но не обещаю, что отвечу на него, — а Сатору все такой же заносчивый, надо же. Воцарилось неловкое молчание. Итадори, мысленно проклиная себя за свой слишком длинный язык, обливался потом. Едва ли не буквально. — Тогда… — все связные мысли от волнения из головы как ветром сдуло. Первогодка потупил взгляд, заламывая пальцы и судорожно пытаясь сообразить, что же можно спросить в такой ситуации. Зацепившись за первую пришедшую ему в голову мысль, Юджи вдруг выпалил: — У Вас когда-нибудь были отношения с парнями? Вот черт. Вышло еще хуже, чем он предполагал. Брови Годжо, который явно не ожидал подобного вопроса от обычно робкого в его присутствии Итадори, взметнулись вверх. — Очень необычно слышать от тебя такие вопросы, Юджи, — Сатору фыркнул, специально делая на последнем слове акцент. Будучи не самым большим фанатом чрезмерных формальностей, еще с самого первого дня знакомства он предложил избегать их. Они ведь друзья, в конце концов. Тогда Юджи согласился с ним, однако по-прежнему так и продолжал звать третьегодку «Годжо-семпай». — Простите, семпай! Я не– — Я отвечу на него, если ты обратишься ко мне по имени. Терпеть не могу весь этот глупый официоз, ты же знаешь. Не на такую реакцию Итадори рассчитывал, совсем не на такую. Еще никогда пареньку не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы просто назвать кого-то по имени. Однако все его усилия определенно того стоили: Сатору, услышав свое имя из чужих уст, расплылся в обворожительной улыбке, перед которой Итадори просто не смог устоять. Сердце его пропустило удар, а вся кровь мгновенно прилила к лицу. — Так, и каков же… твой ответ, Сатору? — Юджи переступил через себя уже во второй раз за этот день. Прогресс, не иначе. — Не скажу, — заявил вдруг Годжо, снова нацепив на лицо присущую только ему одному хитрую, надменную улыбку. Возмущению Итадори тогда не было предела.***
Первым, кто узнает о смерти дедушки Юджи, является Сатору. В тот день Итадори появился в школе позже обычного, весь помятый и чертовски подавленный. Наверное, только слепой не заметил бы столь существенных перемен в его состоянии. Ни Фушигуро, ни Нобара за весь день так и не смогли его разговорить. На все их вопросы парень лишь отвечал дежурной фразой «все в порядке, не беспокойтесь обо мне». И только при Годжо он позволяет себе проявить свои настоящие эмоции. Только рядом с ним парень чувствует себя достаточно защищенным. Ладони такого грубого временами Сатору оказываются на удивление теплыми и нежными. Да и сам он ведет себя в этот раз не так, как обычно. Его сильные руки прижимают к себе Итадори, а ладони медленно скользят по спине, поглаживая в успокаивающем жесте. Годжо никогда не умел утешать плачущих людей, но при виде убитого горем Юджи что-то в его груди вдруг болезненно сжалось. Тогда он не смог просто стоять и смотреть на это; неожиданно подался вперед и крепко обнял. И до тех пор, пока парень окончательно не успокоился, Сатору не отпускал его ни на мгновение. Кажется, именно в тот день Годжо понял, как сильно он влюблен в Итадори Юджи.***
Их первый поцелуй произошел так же неожиданно, как и их первая встреча. В тот день дождь лил как из ведра, безжалостно затапливая даже самые широкие улицы города и размывая некоторые участки дорог. Казалось, что еще немного — и до дома людям добираться придется вплавь. Итадори же волновался по другому поводу. Это не было связано с возможным превращением Токио в самую настоящую Венецию, нет, дела обстояли куда серьезнее: Сатору впервые вызвался проводить его до дома. Точнее, он просто подошел к парню в школе, схватил под локоть и потребовал, чтобы они вместе отправились к Юджи домой. Вот прямо сейчас. — Но Годжо-семпай, разве у Вас нет дополнительных занятий сегодня? — первогодка точно помнил, что обычно по средам Сатору посещает дополнительные уроки по физике. — Ничего не знаю, — отрезал тот, лишь усилив хватку на чужой руке. — Веди. И Итадори повел. Правда, к тому моменту, как они добрались до дома юноши, непогода разыгралась лишь сильнее. Чего греха таить, начался самый что ни на есть настоящий ураган. Поэтому Юджи, как очень ответственный и добрый молодой человек, любезно пригласил Сатору к себе в гости, не желая отпускать своего семпая домой в такой ливень. И, к его счастью, приглашение семпай принял. — У тебя уютно, — заключил тот, закончив осматривать гостиную. — Правда? Спасибо, семпай, — Итадори расплылся в смущенной, но искренней на все сто процентов улыбке. Каждый раз Годжо, видя эту улыбку, чувствовал, как внутри него все переворачивается с ног на голову. Он определенно сходил с ума. — Сатору, — произнес с нажимом третьегодка, делая пару шагов в сторону опешившего Юджи, который спешно попятился назад и уперся спиной в стену. Черт, тупик. — Зови меня Сатору. Сердце Итадори пустилось вскачь, гоняя по телу кровь с удвоенной — если даже не утроенной — силой. Взгляд парня лихорадочно метался по всему лицу Годжо, внезапно вдруг застыв на его губах. «Сейчас мы поцелуемся» — пронеслось в голове Юджи, прежде чем он, зажмурившись, ощутил на собственных губах чужое дыхание. Сатору же отчего-то медлил, ощущая себя глупым девственником-неудачником, который еще ни разу в своей жизни до этого момента никого не целовал. И чего это он вдруг засомневался? — Сатору? — робко позвал Итадори, найдя наконец-то в себе силы приоткрыть глаза. В этот момент Годжо почувствовал, как сильно его повело, и, более ни секунды не сомневаясь, прильнул к губам Юджи. Их поцелуй получился слишком уж невинным — как раз под стать Итадори. Простое соприкосновение губами, ничего лишнего. Однако кто сказал, что Сатору на этом остановится? Они отпряли друг от друга всего на мгновение, после чего решили попытать удачу снова. В этот же раз поцелуй вышел неловким: Юджи, немного не рассчитав силу, подался вперед, из-за чего парни столкнулись зубами. Правда, никто из них значения этому так и не придал. Годжо медленно провел языком по нижней губе Итадори, намекая на то, что ему стоило бы чуть приоткрыть рот. И парень слушается. Размыкает губы, позволяя чужому языку вторгнуться и начать хозяйничать в его собственном рту. Глупо было отрицать, что целовался Сатору весьма умело, причем умело настолько, что Юджи даже ощутил дрожь в собственных коленях. Дабы на пол в столь ответственный момент не осесть, первогодка отчаянно хватается за чужие плечи, пытаясь одновременно с этим отвечать на поцелуй в силу своих умений. Никто из них уже и не помнил, сколько времени они провели вот так, не отрываясь друг от друга. Оба помнили только лишь то, что в те минуты им было до одури хорошо. А еще Итадори помнил то, что даже губы у Годжо имели освежающе-сладкий мятный привкус.***
— Выходит, у Вас все-таки были отношения с парнями, Сатору-семпай? — решается задать вопрос Юджи, расслабившись в крепких объятиях Годжо. — До этого момента — ни разу.