Гарри Поттер и эффект бабочки

Гермиона Грейнджер задумчиво постучала пушистым концом пера по губам, тщательно обдумывая каждое своё слово, обмакнула перо в чернильницу и, сперва старательно выведя в уголке пожелтевшей странички дату, написала: – Привет, дневничок! Меня зовут Гермиона Грейнджер. Мне так хочется с кем-нибудь поговорить, но в Хогвартсе так одиноко. Что ж, буду делиться мыслями и переживаниями с тобой. Мама всегда говорила, что когда записываешь свои чувства, выговариваешься, тебе становится легче. Приблизительно одно мгновение ничего не происходило, а потом чернила на старом пергаменте вспыхнули волшебным сиянием, и старательно выведенные каллиграфическим почерком слова исчезли, чтобы секунду спустя замениться другими, начертанными не менее аккуратно и чётко. – Привет, Гермиона! Меня зовут Томас Реддл. Я живу в этой тетради. – Том! – Гермиона подбирала слова для общения с особенным усердием, чтобы они соответствовали девочке двенадцати-тринадцати лет. Сделав паузу на пару секунд, ведь, чтобы не вызывать подозрения у крестража, ей следовало изобразить должное оказии удивление, Грейнджер вновь склонилась над пергаментом. - Ты дух дневника, Том Реддл? Впрочем, слишком много шока тоже показывать не стоило. В конце концов, хоть кожаные тетрадки-дневники с тобой заговаривают и не каждый день, Гермиона была маленькой волшебницей, и в таких обстоятельствах сразу должна была прийти к определённым выводам и объяснениям происходящего. А Джинни Уизли когда-то в прошлой жизни рассказывала, что «дух дневника» - это первое, что пришло ей в голову. «Дух дневника». Конечно, откуда ребёнку знать о таких вещах, как крестраж? С этим понятием знаком далеко не каждый взрослый волшебник. Меж тем, на страничке уже вспыхнули складывающиеся в слова и фразы буквы ответа крестража. – Можно сказать и так, – Том использовал точно те же выражения, как и с Джиневрой в прошлой жизни. И точно так же задал девочке интересующий его вопрос.– А сколько тебе лет? Том далеко не случайно не был оригинальным, сперва разузнавая базовую информацию о своих маленьких собеседницах. Ведь в конце концов, осколок души должен был навести контакт, а для этого необходимы правильные слова. И начинать следовало именно с возраста, чтобы эти слова и подобрать. – Тринадцать, – Грейнджер и не думала скрывать от него правду. – А тебе? – Мне было шестнадцать, когда я поселился в этой тетрадке. Я мало с кем беседую, Гермиона. Наверное, ты единственная, кто написал мне за очень много лет. Я так рад! Мне тоже очень хочется поговорить. Грейнджер усмехнулась. В прошлой жизни Джинни рассказывала, что именно так и началось её общение с крестражем. Приехав в Хогвартс, младшей из весьма многочисленного клана Уизли было одиноко. Конечно, последний год перед Хогвартсом маленькая Джинни дома была единственной из детей, но Молли практически постоянно находила ей занятия. Джинни крутилась возле матери, помогала ей по хозяйству. Наконец, имея возможность посвятить себя занятиям с ребёнком, а не гоняться за многочисленными детьми и предотвращать их шалости, Молли даже начинала обучать дочь кое-каким волшебные вещам. Другими словами, в Норе младшая из Уизли ни минуты не оставалась одна. А в Хогвартсе девочка вдруг обнаружила, что предоставлена самой себе. Сойтись с однокурсниками заняло некоторое время. Соседки по спальной комнате Гриффиндора, конечно же, болтали между собой, но привыкшей быть частью огромной семьи, Джинни подобного внимания было недостаточно. И более того, всю свою жизнь Уизли провела в крошечной, перенаселённой, шумной Норе. Теперь же Джинни буквально потерялась в огромном замке. Все это сделало задачу Тома Реддла прибрать маленькую ведьму к рукам значительно проще. А вот теперь Гермиона Грейнджер старательно следовала опыту Джинни Уизли. Следующий вопрос Тома Реддла нельзя сказать, чтобы её очень удивил, но заставил взвесить все за и против прежде, чем девочка вывела на пожелтевший странице свой ответ. – Грейнджер... ты находишься в родственных отношениях с зельеварами Дагворт-Грейнджерами? Том Реддл спрашивал Гермиону Грейнджер о статусе её крови. Гермиона про себя усмехнулась, но на эту тему она уже много раз размышляла. Стоит ли открывать будущему лорду Волан-де-Морту, что она магглорождённая? Том Реддл был полукровкой. Настоящим полукровкой, с отцом-магглом и матерью, хоть и чистокровной, но довольно слабой волшебницей. Всей своей жизнью и достижениями он опровергал доктрину превосходства чистоты крови, приверженцы которой неизменно собирались под его знамёнами. Сам практически магглорождённый, ведь если бы отец Меропы Гонт избавился от долгое время считавшейся сквибом девочки, именно так вернулся бы сам Тёмный Лорд в волшебный мир, магглорождённых Том ненавидел всей душой. Когда-то они долго это обсуждали, правда, не с Гарри Поттером или Роном Уизли. Обсуждала Гермиона эту тему с другими невыразимцами в Отделе Тайн, применяя не только логику волшебников, но и маггловскую психологию. И они однозначно пришли к выводу, что Том Реддл ненавидел магглорождённых волшебников потому, что они в его представлении олицетворяли всё то, чего была лишена его мать. Магглорождённые волшебники, или пресловутая «новая кровь», как правило демонстрировали внушительный магический потенциал, и, не являясь плодом многовекового инбридинга, нередко были довольно привлекательны физически. А при соответствующем внимание к своему образу и некоторых усилиях, большинство из них, став взрослыми, обладали чуть не модельной внешностью. Всего этого была лишена Меропа Гонт. Она даже письмо из Хогвартса в свое время не получила, потому что её посчитали недостаточной волшебницей. И Марволо Гонт-старший долгое время пытался вытащить из несчастной дочери её волшебный потенциал, применяя для этого далеко не гуманные методы. Старый сноб, гордившийся корнями своего рода, уходившими к Салазару Слизерину, просто не мог допустить возможности, что его дочь - сквиб. Похоже, Марволо Гонт много какие возможности не допускал, но в результате его дочь, довольно слабая волшебница менее, чем привлекательной внешности, была вынуждена привязывать к себе понравившегося ей парня магией. Как это ни странно, даже почти-сквибы варить зелья могли вполне успешно. В результате всего этого будущий лорд Волан-де-Морт прекрасно знал, что во-первых, если бы его чистокровный дед при жизни узнал о связи дочери с магглом, то самолично выжег бы её с семейного дерева. А во-вторых, или с другой стороны, если бы сам Том вернулся и поступил в Хогвартс не как безродный Реддл, а как наследник Гонтов, отношение к нему на факультете чистокровных снобов изначально было бы довольно отличным. Другими словами, Том Реддл бы занял совершенно другое место в иерархии Волшебного мира вообще и на факультете Слизерина в частности. Если бы Гермиону Грейнджер спросили, думает ли она, положив руку на сердце, что детство будущего Тёмного Лорда было бы лучше, если бы он рос и воспитывался в семействе Гонтов, она не могла бы с уверенностью дать положительный ответ. Конечно, жизнь маленького сиротки в маггловском приюте была не сахар, но с другой стороны, его дед и дядюшка по материнской линии ангелами ей тоже не казались. Далеко не факт, что маленький Том не столкнулся бы с намного большими трудностями в семье своей кровной матери. Сын маггла, в доме своего чистокровного расиста-деда Марволо Гонта, он вполне мог бы даже подвергаться физическому насилию. Впрочем, Грейнджер отнюдь не собиралась делиться подобными размышлениями и психоанализом с крестражем Тома Реддла. Как и не собиралась она признаваться ему в своем истинном статусе крови. Ведь Тёмный Лорд искренне считал, что такие, как она, украли если не магию в буквальном смысле, то уж место его матери в Волшебном мире - однозначно. Поэтому, вновь обмакнув перо в чернила, Гермиона старательно вывела на листе. – Да. И зелья у меня всегда получались особенно хорошо. Хоть я и учусь на втором курсе, но никогда в жизни котёл не взрывала или рецепт не испортила, - что ж, во всяком случае последняя часть была чистой правдой. В зельях Грейнджер была сильна. – Это хорошо! У меня тоже зелья всегда получались на отлично. Если хочешь, Гермиона, я могу делиться с тобой опытом. Просто напиши, что вы там готовите, а я помогу советом. Знаешь, однажды я всё-таки смог связаться с самим собой в будущем, и он поделился некоторыми знаниями. Один из его друзей на самом деле был довольно талантливым зельеваром, который смог усовершенствовать многие стандартные рецепты. Я знаю его секреты. – Конечно! Я тебе обязательно напишу, когда мы будем готовить следующее зелье! Это же просто замечательно, с этими секретами я стану лучше всех! – Грейнджер качнула головой, усмехнувшись. Ей только что предложили секреты Северуса Снейпа! Ответ Тома не заставил себя долго ждать. – Значит, договорились. Хочешь ещё о чем-нибудь поговорить? Гермиона уже была готова с энтузиазмом согласиться, когда вдруг почувствовала, что общение с дневником едва заметно вытягивает силы. Утомляет. Это не было редкостью в работе с тёмными артефактами, даже защищёнными специфическими чарами. Нужно всегда чётко ограничивать время контакта, и Гермиона чуть не забыла основное правило, вбитое в неё в бытность невыразимцем! И Грейнджер вновь обмакнула перо в чернила. – Быть может, в другой раз. Уже поздно, я очень устала, Том. – Тогда спокойной ночи, Гермиона Грейнджер. Буду с нетерпением ждать наших новых бесед. Ждать следующей встречи крестражу Тёмного Лорда пришлось около недели. Гермиона старательно выдерживала интервал до очередного контакта с Томом, прекрасно помня основные правила работы с проклятыми артефактами, заученными во времена своей бытности в Отделе Тайн. Нужно было аккуратно выдерживать определённые интервалы, и тогда тёмно-магические предметы не могли с лёгкостью захватить над тобой власть. Но следовало признать, что желание вновь открыть дневник и побеседовать с Томом Реддлом было довольно сильным. Будущий лорд Волан-де-Морт действительно был необыкновенно интересным собеседником. Грейнджер начинала прекрасно понимать тот энтузиазм, с которым ему следовали столько волшебников в прошлой и этой жизни. А в свои шестнадцать лет, ещё не успевший превратиться в бессмертного монстра, опьяненного властью, безнаказанностью и вседозволенностью, Том пленил своей харизмой. И всё-таки, Гермиона выдерживала неделю, прежде, чем вновь открывала страницы дневника. Самая умная ведьма в своей прошлой жизни, Грейнджер также избегала теперь писать на страничках дату. Один раз дав Тому Реддлу возможность ориентации во времени, теперь Гермиона старательно избегала допускать, чтобы крестраж знал, как давно состоялась их прошлая встреча. Волан-де-Морт мог быть прекрасно осведомлён, сколько именно времени должно пройти, чтобы его влияние на жертву ослабилось. Грейнджер не имела ни малейшего представления, какими именно знаниями он обладал, но ей было совершенно не нужно, чтобы Том Реддл заподозрил что-либо. Гарри Поттер все это время просто жил в свое удовольствие. Вернувшись во второе детство и уверенный, что они предотвратили влияние крестража на Джинни Уизли, Гарри теперь преспокойно играл в квиддич и готовился к урокам, пребывая в полном спокойствии. Тайная комната Салазара Слизерина по его расчётам на этот раз не должна была быть открыта, а с василиском они расправятся другим путём. Конечно, Поттер намеревался в какой-то момент тоже побеседовать с дневником, безусловно, чётко следуя всем рекомендациям и правилам Грейнджер, но пока что не спешил. Гермиона в данный момент слишком очевидно занималась предварительными исследованиями тёмного артефакта, а Гарри не собирался нарушать их многолетний тандем. Только после того, как Грейнджер закончит свои манипуляции и выудит нужную ей информацию, войдёт в игру сам Поттер. Впрочем, существовала ещё одна годами выработанная привычка из прошлой жизни, которую Поттер и Грейнджер даже не собирались искоренять в этой. Гермиона регулярно делилась с Гарри своими открытиями, никогда особенно не выжидая определённое количество времени. Жизнь давно научила её: узнала что-то, поделись с Поттером. Вместе просчитывать следующий шаг всегда намного сподручнее, особенно если учесть довольно разные склады ума бывшего начальника Аврората, которого Шляпа довольно серьезно намеревалась в свое время распределить на Слизерин, и практически Рейвенкло по своему складу ума бывшего министра магии. Вместе они подходили к любой задаче с совершенно разных углов, но непременно пересекались в отношении её решения. Здесь брала свое Гриффиндорская храбрость. Именно поэтому сейчас Гарри и Гермиона и сидели рядом друг с другом возле чёрного озера. Поттер только что окончил очередную тренировку по квиддичу, и притом, довольно интенсивную, если судить по всем ссадинам и царапинам на его ладонях. Гарри намеревался попросить Грейнджер их залечить, но отвлёкся на её рассказ о дневнике Тома Реддла. – То есть, – Гарри задумчиво потёр переносицу и поправил очки. – Даже со всеми твоими замысловатыми и известными только горстке «избранных» заклинаниями, эта мерзость все равно может подчинить себе разум и силу воли волшебников? – Не знаю, Гарри, – Гермиона пожала плечами и вздохнула, машинально переложив покоившийся у неё на коленях крестраж Тёмного Лорда на траву. Поттер уже обратил внимание, что подруга избегала иметь слишком долгий физический контакт с дневником. – Быть может, всё дело в моем хронологическом возрасте в этой жизни? Ведь в конце концов, мой волшебный потенциал ещё не до конца развился и мои силы не идут ни в какое сравнение с тем уровнем, которым я обладала в прошлой жизни к моменту работы в Отделе Тайн. Быть может, это больше относится к ментальному контролю. – Или, вся загвоздка в том, что это не обычный тёмный артефакт, с которыми ты привыкла работать, и на которые распространяются все ваши правила и протоколы невыразимцев, – Поттер теперь говорил тоном аврора. – А в том, что это Крестраж. А вот с ними работать тебя никогда в Тайнах не готовили. – Вполне может быть, – Гермиона и не думала спорить. Гарри был прав сразу на нескольких уровнях. Более того, он реагировал именно, как аврор, натренированный относиться к темномагическим предметам настороженно и всегда ожидать от них подвоха. – Ведь в конце концов, крестраж сумел даже на Дамблдора в свое время повлиять. Он нацепил кольцо на руку. – Значит, мы будем действовать ещё более аккуратно. В принципе, нам не столь важно общаться с Томом, сколько просто вывести дневник из игры, пока у нас либо не появится яд василиска, либо мы научимся контролировать адское пламя на достаточном уровне, чтобы уничтожить дневник без каких-либо последствий для себя в первую очередь. – Я чувствую начало воздействия где-то после пятнадцати минут общения. И нужно действительно выдерживать около недели перерыва, – Гермиона вздохнула. – Но я не исключаю возможности, что в твоём случае это может быть по-другому. – Полностью согласен, – Гарри довольно по-взрослому хмыкнул. – Если память не изменяет, то на тебя и в прошлый раз крестраж действовал не так явно, как на нас с Роном. Ты переносила контакты с медальоном если и не легче, то во всяком случае могла контролировать себя намного лучше. – Ты тоже. На тебя он воздействовал в разы меньше, чем на Рональда, – Грейнджер вновь кивнула. – Думаю, он всё-таки питается неуверенностью в себе и тёмными эмоциями, которые уже есть в душе волшебника. В дополнении к тёмной ауре и влиянию на сознание, я имею в виду. – А у Рона тараканов было, хоть отбавляй, – продолжил Поттер за умолкнувшую и явно не желающую вдаваться в подробности и распространяться на эту тему Гермиону. – В принципе, мы в прошлой жизни с этими тараканами все годы обучения в Хогвартсе сталкивались. Просто мы старательно это игнорировали. Гермиона избрала не подчёркивать ни зависть, которая была так присуща их бывшему другу, ни многочисленные комплексы младшего и далеко не самого яркого из сыновей в клане Уизли. Зачем повторяться? В конце концов, в какой-то момент они отдалились от Рональда ещё в прошлой жизни, а если в этой избрали поддерживать видимость дружбы, то исключительно потому, что слишком чётко видели, что Дамблдор подталкивал их друг к другу. Но вот слишком близкой связи всё-таки избегали. – Что ж, дорогой дневничок, не могу дождаться, пока буду иметь удовольствие с тобой побеседовать, – Гарри Поттер насмешливо хмыкнул и протянул руку к дневнику Тома Реддла. И тут же получил ощутимый шлепок по руке от Грейнджер. – Ты чего? Я же не собирался ещё с ним общаться, просто тетрадку хотел взять в руки, – в полном недоумении приподнял бровь Поттер, но руки убрал. – Ты в своем уме? – Гермиона вскочила на ноги, ловко выхватив дневник и для верности засунув его в сумку. – У тебя на руках после тренировок всегда куча мозолей и царапин! Там вечно до крови! – И что с того? – Поттер по-прежнему с недоумением смотрел на подругу. – «Что с того»? – Грейнджер негодовала. – Не хочешь мне напомнить, что там получается, когда его крестражи или частички души получают «кровь врага, отданную против воли»? – Гермиона, – Гарри прищурился, но даже в то время, как его губы приводили аргументы, внутри инстинктивно всё заледенело. Гермиона была права, но Поттер все равно намеревался свои возражения высказать вслух. – Конечно, ты не присутствовала при обряде, но там было намного больше шагов для его Возрождения, чем просто моя кровь. И самой крови требовалось больше... – Я знаю, Гарри, – взяв себя в руки, Гермиона опустилась на траву возле друга и достала палочку, явно намереваясь теперь залечить его ссадины и царапины. – Но вот чего я не знаю, это какое влияние твоя кровь окажет на крестраж. А вот учитывая, что в любой тёмной магии кровь считается одной из сильнейших жизненных сил, я очень сильно подозреваю, что дневник Тома вполне может обрести намного большее могущество, если у него будет доступ к подобному ресурсу. Во всяком случае, я совсем не готова рисковать даже теоретически. Поттер не спорил. Грейнджер была права на стольких уровнях, что он сейчас мысленно был способен только дать себе увесистый подзатыльник. Меж тем, подруга уже успела залечить следы интенсивности его тренировки, и оба тяжело сглотнули: Гермиона опять оказалась права. Большинство царапин кровоточили. Тряхнув копной непослушных волос, Гарри покачал головой и тяжело вздохнул. – Теряю сноровку. Сколько раз в меня вбивали про «никогда не терять бдительность», сколько раз я сам вбивал это в головы молодых рекрутов. И сейчас взял и прокололся, как самый желторотый юнец. Позор на мои седины. – Не будь слишком строг к самому себе, – похоже, Гермиона уже полностью пришла в себя и принялась утешать друга. – Ты здесь уже слишком много лет. А мы давно выяснили, что наша память и опыт из прошлой жизни тем больше становятся похожей на смутное, нечеткое предчувствие, чем дальше мы оказываемся от момента перемещения. Просто впредь будь осторожнее и прислушивайся к себе. Начальник Аврората никуда не делся, он по-прежнему в твоей голове, он по-прежнему ты. Да если уж совсем начистоту, я тоже упустила из виду все те моменты, о которых напомнил мне ты. – Поэтому, мы с тобой такая хорошая команда? – Поттер подмигнул. – Хромаем на разные ноги? – Можно сказать и так, – Поттер шутил, Гермиона была в этом абсолютно уверена. Вот только в её голосе не было и тени веселья или шутки. – Ведь в конце концов, не зря тебе Распределительная Шляпа когда-то предлагала Слизерин, а мне Рейвенкло. Мы подходим к решению вопросов с совершенно разных углов, но вместе функционируем гармонично. В ответ Гарри просто улыбнулся и крепко сжал пальцы подруги. Они действительно вот уже вторую жизнь были «командой мечты». Или ночным кошмаром, если подумать о взгляде на их удачный тандем противниками. Во всяком случае, Гарри очень сильно надеялся, что эта тенденция продолжится и впредь. *** Малфой молча вышел из своего укрытия и задумчиво опустился на камень возле самой воды чёрного озера. В этой жизни он постоянно наблюдал за Поттером и Грейнджер, и хоть в принципе это мало чем отличалось от его поведения в прошлом, оно преследовало совершенно иные цели. Если в прошлой жизни Драко постоянно пытался каким-то образом насолить золотому трио и навлечь на их головы неприятности, то теперь Малфой не хотел упускать на этот раз дуэт, Гермиону и Поттера из виду. А попутно узнавал очень много познавательного. Например, эта тёмная тетрадка просто не давала Драко жить спокойно. Что это было? Судя по реакции Грейнджер, которая хорошенько шмякнула Поттера по руке, а потом залечила кровоточащие царапины на его ладони - явно темно-магический артефакт. Иначе с чего бы бывшему невыразимцу так взбеситься от теоретического контакта тетрадки с кровью Поттера? Более того, Малфой прекрасно помнил, как Гермиона попросила одного из старших Уизли наложить заклинание на эту же самую тетрадь. То есть, это довольно опасный предмет. В любом случае, Драко следовало продолжать наблюдать за обоими, чтобы оставаться в курсе изменений событий. А события уже начали меняться. Насколько Драко помнил, к этому моменту на их втором курсе в Хогвартсе уже начали происходить странные вещи, которые в итоге привели к появлению василиска и открытой Тайной Комнате. Правда, время шло, а комната не открывалась, и теперь Малфой очень сильно подозревал, что всё-таки причиной была именно тетрадь. Ведь одним из самых значительных различий их второго года этой и прошлой жизни было в том, что в этой Грейнджер забрала тетрадь у младшей Уизли ещё в книжной лавке. Тетрадь, которую рыжей подбросил его собственный отец, но спрашивать Люциуса Драко пока не спешил. Было ещё рано, и Малфой по-прежнему ждал, чтобы первый шаг сделала Грейнджер. Как расписал перед перемещением в прошлое её самой и Поттера его отец, при этом дав много специфических советов и подсказок. Многие другие события пока что следовали строго по уже известному Малфою сценарию. Гилдерой Локхарт был также бесполезен и некомпетентен, как Драко помнил его из прошлой жизни. Впрочем, Грейнджер и Поттер слишком очевидно не стремились видимо менять события уж слишком разительно: когда Гилдерой притащил на их первое занятие пикси, Поттер геройствовать не спешил. Точнее, они с Грейнджер словно по нотам разыграли тот самый урок, что и в прошлой жизни, и даже вмешалась Гермиона не сразу. Или они нарочно позволили маленьким паразитам подвесить чистокровного Невилла Лонгботтома на люстру? Чисто в образовательных целях для всех присутствующих слизеринцев? Когда эта мысль впервые посетила мозг Малфоя, он долго про себя не просто хмыкал, но откровенно смеялся. А ведь и правда, из всего их потока второкурсников, присутствовавших на том злосчастном уроке, «победительницей пикси» стала магглорождённая волшебница. В то время, как кичившиеся своей волшебной кровью чистокровные в полном составе сидели под столами. Или, в случае подвешенного за шкирку Невилла Лонгботтома, болтались на люстре. Малфой тогда решил не высовываться. Под партой в прошлой жизни Драко оказался чуть не быстрее всех, и так сильно рисоваться в этой, наводя на себя подозрения Поттера, совершенно не собирался. Особенно если учесть, что Поттер обычно до трёх не считал перед тем, как начать подозревать в очередной гадости именно Малфоя, если судить по опыту опять же прошлой жизни. В этой жизни им пока что удалось избежать большинства своих стычек и конфликтов, но почему-то Малфой был абсолютно уверен: одного косого взгляда с его стороны, замеченного Поттером, будет вполне достаточно, чтобы подозрения «мистера бдительность» возродились с новой силой. И поэтому Малфой старательно не высовывался, только наблюдал. Впрочем, слишком близко подходить к обоим он тоже боялся: Поттер в прошлой жизни стал самым молодым начальником Аврората далеко не за свои красивые, зелёные глаза или репутацию победителя Тёмного Лорда, и это признавали абсолютно все. По достоинству оценивали его способности не только друзья, но и враги. На самом деле, враги признавали их в первую очередь: ведь самая смертельная ошибка – это недооценить противника. Вернулся в спальню Слизерина Малфой в тот вечер незадолго до отбоя. Ему действительно было, о чем порассуждать без свидетелей.