Только так правильно

Антон плавится и может лишь что-то бессвязно стонать. Ну не мог он представить, что будет вот так. Не мог и подумать, что этот властный, взрослый мужчина будет сейчас так жадно принимать в себя его член, изящно выгибаясь в спине при особо глубоких толчках. Арсений красивый до невозможного. Подтянутый, горячий, сексуальный донельзя. А голубые глаза горят такой похотью и любовью, что Антон сипло стонет, впиваясь пальцами в упругие бедра. Сильно. До синяков. Шастун и не понял, как у них все пришло к этому. Гримерка. Последний мотор. Все плавно переходят в бар, чтобы отметить. Алкоголь, обжигающий горло. Курящий рядом Арсений. Туман. Нелепый поцелуй. Такси. И вот они в номере Попова заваливаются на кровать, не прекращая поцелуев. Антон торопится, едва не отрывая пуговицы на темной, чертовски сексуальной рубашке, а Арс тихо, пьяно смеется прямо в губы. А потом вновь поцелуй. Сладкий, с привкусом алкоголя и ванильного бальзама для губ. Нетерпеливый и страстный настолько, что Шастун прикусывает нижнюю губу мужчины, наслаждаясь сдавленным стоном. Они трутся друг о друга, как обезумевшие от похоти подростки, и это сносит крышу. Антону кажется, что Арсений в него действительно влюблен. А тот облизывает губы и тянется к чужой шее. Кусает, тянет кожу, целует, вытворяет такое, что Антону остается лишь лихорадочно водить по широкой спине, царапая ногтями кожу и грозясь все же испортить так и не снятую рубашку. Шаст отрывисто стонет, когда ладонь ложится на ширинку, и шипит от возбуждения. Он ерзает под Арсением, надеясь, что пьяный туман не уйдёт слишком быстро, что Арс не опомнится и не бросит его такого: возбужденного, мыльного, разгоряченного, влюбленного. — Арс, — в голосе такая мольба, что Антону от себя становится тошно, но это быстро забывается, вытолкнутое ощущением крепкой хватки на члене, а потом и языка, что просто воздух из легких вышибает. Антон думает, что он у Арса не первый. Антон думает, что умрет прямо сейчас. Что расплавиться от этого умелого, теплого языка и слегка шершавых пальцев. Арс стонет с его членом во рту, посылая приятную вибрацию и заставляя сжать темные волосы, слегка жесткие от лака. Антон приподнимается на локте и задерживает дыхание, сглатывая. Вид растягивающего себя Арсения вышибает из легких воздух, а из головы - мысли. Взгляд неотрывно следит за активно двигающейся рукой, но наткнувшись на ехидный, томный взгляд, Антон понимает, что тонет. Окончательно и бесповоротно. Его выгибает, когда Арс сглатывает, беря особенно глубоко, и мягко отстраняет от себя Попова, понимая, что еще пара движений языка, и он позорно кончит, все обломав. Арсений подчиняется и тянется за поцелуем, наконец снимая с себя рубашку. Антон водит руками по разгоряченному телу, сжимает ягодицы, не удержавшись от соблазна провести по влажной от смазки ложбинке, от чего Арс дергается и глухо стонет, разрывая поцелуй. Антон делает так снова, действует чуть смелее и даже позволяет себе проникнуть пальцем в дырочку. Ощущение горячих пульсирующих стенок, заставляет член ныть почти болезненно. А Арс глухо стонет почти от каждого движения, поддаваясь на встречу. Антон вытаскивает пальцы с пошлым хлюпаньем, оставляя руку на округлых ягодицах, сжимая с хитрой улыбкой. Арс усмехается в ответ, смотря потемневшими влажными глазами. Антон не отводит взгляд, хоть хочется поглядеть на обхватывающую его член руку, на то, как Арс опускается, принимая в себя сантиметр за сантиметром, но лишь тонет в этом взгляде и приоткрытых зацелованных губах. И тянется, целуя снова, ловя стоны губами и делясь собственными вздохами. Антону мало. Хочется больше, хочется всего Арсения, хочется, чтобы лишь он, лишь Шастун, знал о родинках, что образуют созвездия на этом прекрасном теле, хочется, чтоб Попов смотрел так только на него, хочет втрахивать в кровать или же отдаваться самому. Хочется до покалывания в пальцах и звездочек перед глазами, которые смотрят, так влюбленно, что Шаст бы умер со стыда, увидев себя со стороны. А Арсений запрокидывает голову, гнется, царапает его грудь и задает такой темп, что Шастун даже замедляет его, давя на бедра, заставляя принимать глубже. Вид настолько блядский, что Антон абсолютно не сдерживается, оставляя на коже синяки и засосы, царапаясь и цепляясь за ягодицы, бедра и руки. Попов смотрит так влажно, томно и, наверное, влюбленно, что тормоза срывает нахрен. И вот уже Антон нависает над ним, восхищаясь поповской растяжкой, когда тот шире раздвигает ноги. Шаст глухо рычит Попову в ключицу, прикусывая тонкую кожу, проходится языком по шее, целуя у кадыка, ловит непрекращающиеся стоны и шепот его имени. И так невозможно тянет, так печет и выжигает, что хочется умереть в этом мгновении, впитать в себя все эти стоны, взгляды, поцелуи, что дразнят, с ума сводят. Антон кусает губы, когда пальцы Арсения сжимают его плечи до боли, синяков. И тело колотит и жжет, а Арс такой горячий, поддатливый, натянутый как струна, подрагивающий от каждого толчка, что Антону кажется, что его сейчас утопит, разорвет и соберет снова. Он словно умирает снова и снова. — Быстрее. Прошу, быстрее, — просит, умоляет почти, смотря своими невозможно голубыми глазами. А сам кладет его руку на свой зажатый их телами член, блядски раскрывая губы, не сдерживая громкие сиплые стоны. Антон сжимает пальцы, подстраиваясь рукой под ритм, но сбивается, от чего Арса подбрасывает. Он ловит ртом воздух, давится им и взглядом просит еще, насаживаясь глубже, резче. Антон едва держится. Ему кажется это невозможным. Под пальцами хрустит ткань, но так плевать. Еще один толчок, и он едва успевает выйти, кончая куда-то Арсу на бедро, чувствуя, как по руке, сжимающей чужой член течет сперма, холодя пальцы, затекая под кольца. Арс тяжело дышит, утягивает в объятия и лениво целует, укладывая рядом. Тянется за салфетками, стирая с себя и антоновых пальцев сперму. И так хорошо, спокойно, правильно. Так пиздецки правильно. — Арс, — чуть тянет, наслаждаясь звучанием, переплетая их пальцы между собой. Так тепло. Арсений что-то сонно вопросительно мычит, приоткрывая один глаз. Смотрит своими невозможно голубыми глазами с ленивым интересом и любопытством. — Я люблю тебя. Попов сжимает его руку чуть крепче, каменея в одно мгновение. А у Шаста ком в горле. Хочется вернуть слова назад. Вернуть обратно быстро исчезающее тепло. — Я тоже, Тош. Я тоже тебя люблю, — Арс смотрит несмело, мягко касаясь губами окольцованной кисти, и тихо ойкает, когда Антон сгребает его в объятья. Так правильно. Иначе и быть не могло.