Freedom

тут слишком долгая зима. тут слишком долгая весна. я недавно тебя набрал и зачем-то соврал, что счастлив. весьма. ты одна. и я один. закончилась наша игра. они делили апельсин. нам досталась кожура. © Часто ли вам приходилось врать о том, что вы счастливы? Я вру уже третий год. Самой себе, Ей, окружающим. Каждому встречному вру, потому что мне кажется, что я так смогу стать действительно счастливой. Не на словах, а в жизни. Чтобы просыпаться утром и улыбаться своему отражению. Мол, «Привет. А ты счастливо выглядишь». И в ответ снова самой себе: «Я всегда такая». Нет, я не улыбаюсь своему отражению, потому что её отсутствие стало для меня воспалением. Иногда очень трудно оставаться одной, когда тебе всего двадцать шесть. Но ещё труднее осознавать то, что такой ты и останешься навсегда. Всё началось в школе. Нам было лет по пятнадцать. Не помню, как всё завертелось, но влекло меня к ней очень крепко. Если говорить языком Флинта, схватила она меня за яйца, и отпускать не думала. Сумбурно. Всё начало сумбурно. Тихие признания поздней ночью, робкие признания, касания рук. Мы, как мне казалось, любили друг друга. Это было нечто чистое и искреннее. Я любила её сильнее всего. Сильнее, чем кого-либо. Никто больше не вызывал у меня таких глубоких чувств. Никто больше меня не трогал. -Ты будешь любить меня всегда? –прошептала однажды она, обнимая меня. -Всегда, -пообещала я. Она заковала меня в цепи, и я до сих пор не могу открыть замок, на который меня закрыли. «Слизеринцы не плачут, не любят и никого не жалеют,» -сказал однажды Драко и был чертовски неправ. Я любила. Я любила и люблю грязнокровку. И этому нет логического объяснения. Любовь вообще штука странная. Как сейчас помню тот день, когда всё изменилось. Вот я просыпаюсь утром и понимаю, что меня ограбили: деньги, вещи - все было на месте, но чего-то не хватало внутри меня. Она была самой опасной воровкой, но я была влюблена в её преступление. Она ушла так же, как и пришла. Не здороваясь, не прощаясь. Она просто сказала, что хочет, чтобы у нас всё было хорошо и что ей не стать для меня той единственной. Мне тогда тоже казалось, что мне не удастся сделать её счастливой. А сейчас сижу на кухне, попивая кофе в одиночку, и думаю, что смогла бы. Она вышла замуж. За своего лучшего друга. Не прислала мне приглашение на свадьбу. Я благодарна ей за это по сей день. Вскоре «добрые» люди сказали, что она родила. Была ли я за неё рада? Да. Действительно была. Мы виделись с ней потом лишь однажды. Будучи слизеринкой, я не могла показать ей, как мне было хреново. Я соврала ей впервые. Впервые сказала, что счастлива, стараясь поверить в это сама. Какой-то магл, вроде Уайльд, сказал, что люди всегда разрушают то, что сильнее всего любят. Я уничтожила все, что касалось нас. Совместные колдо пеплом летели куда-то, совместно купленные чашки вдребезги разбивались о пол. Но, почему-то, они снова и снова возвращались, не давая мне покоя. Она вся не давала мне покоя. Мы больше не слали друг другу сов, делали вид, что друг друга не знаем. Но что-то больно сжималось внутри каждый раз, видя её. И не повторяй мне родители с детства, что я должна быть гордой слизеринкой, я бы умоляла её остаться. Спасибо родителям. Со временем мне кажется, что я её уже не люблю. Она просто сильнее всего болит. И, просыпаясь утром, я собиралась на работу. Я была похожа на труп. Таких каждое утро полным полно. Но я отличалась от них тем, что у меня не было надежды на будущее. Каждую пятницу я ходила в бар с Маркусом. И, если быть честной, я завидую ему. Потому что только он нашел в себе силы положить хуй на всё и начать встречаться с Оливером Вудом, сраным гриффиндорцем. И теперь, распивая виски, я слушала о его семейной жизни, и снова завидовала, потому что в прошлом году Флинт стал отцом. А я даже не «любимый, это ты?» Однажды я зашла к Маркусу после пары баров. Нас встретил Оливер. Сонный, но улыбающийся. Он не был рад видеть меня, он был рад, что пришел Флинт. Они слишком тепло смотрели друг на друга. Меня тогда чуть не стошнило от зависти. Я поспешила уйти. Когда мне было пятнадцать, я звала Гермиону «freedom», а чуть позже лишь ласково: «сука». Потому что когда её нет, мне свободы и не хватает.