Как спрятаться от копов и случайно осознать, что любишь своего лучшего друга

Лунный свет отражается от воды и отражается в волосах Ланги, как нимб, контрастирующий с окружавшей их полночью. Внезапно у Реки перехватило дыхание. Сегодня вечером в четвертый раз за этот месяц «S» был закрыт из-за появления полиции. Никто не знает, почему копы вдруг начали прочесывать местность, которую все так старательно держат в секрете. Реки зол на далекие сирены за то, что они внезапно прекратили какую-то гонку, из-за которой у него чесались руки затеять драку с незнакомцем. Ланга говорит, что, наверное, хорошо, что полиция появляется, когда он в таком состоянии, и Реки каждый раз закатывает глаза. Теперь он сидит рядом с Лангой на ступеньках у воды, удачно оторвавшись от полицейских. — О боже, я не могу больше злиться! — Реки откидывает голову назад и смеется. — Кататься с тобой прочь от хаоса так же безумно весело, как любая драка! Ланга поворачивается, чтобы улыбнуться Реки, его глаза широко распахнуты от волнения этого вечера. В животе у Реки все переворачивается, и он заставляет себя отвести взгляд и сосредоточиться на небольших волнах, которые тихо набегают на каменные ступени в нескольких футах от него. Его лицо горит, и он винит в этом копов. Определенно не из-за того, как Ланга смотрит на него, как будто ему больше некуда идти. И определенно не из-за того, как лунный свет создает сияющую палитру голубых и серых тонов, которые идеально дополняют цвет лица Ланги, делая его божественным. Нет. Определенно ничего из этого. Ланга в изнеможении прислоняется к плечу Реки. Каян мысленно благодарит тьму за то, что она скрывает его лицо, так как оно горит еще ярче. Некоторое время они молчат, сосредоточившись на луне, воде и дыхании друг друга. Летнее ночное небо чистое, и где-то вдалеке между островами плывут слабые огоньки грузовых кораблей. Ланга заговорил первым. — Эй, Реки? Реки хмыкает в знак признательности.  — Реки, мне это очень нравится. «Кататься на скейте? Или убегать от копов?» Ланга издает короткий смешок, но не скрывает, как внезапно смущается рядом с Реки. — Я имею в виду, да, я люблю кататься на скейте. Но мне просто очень нравится быть здесь с тобой. На мгновение все замирает. Миллион мыслей, слов и чувств проносятся в голове Реки, но все равно проходит добрых двадцать секунд, прежде чем он, наконец, способен пробормотать: — Я тоже? Как это глупо. Мне нужно полминуты, чтобы составить гребаное предложение, и это все, что я могу придумать? — Реки зажмуривает глаза и молча ругает себя. Ланга издает легкий вздох, и что-то в нем сочится разочарованием. Глубоко в груди у Реки болит. Воздух наполняется давлением чего-то недосказанного, и Реки не уверен, у него или Ланги есть слова, чтобы заполнить его. Молчание затягивается, давление нарастает. Вокруг них поднимается ветер, заставляя Реки дрожать. — Эм, ты хочешь переночевать у меня сегодня? — Предлагает Реки, желая сменить испорченное настроение, за которое чувствует себя ответственным. — В любом случае, мы ближе к моему дому. И мне нравится, когда ты приходишь. Это работает, потому что Ланга садится, нетерпеливо кивает головой и снова смотрит на Реки таким взглядом. Купаясь в лунном свете и шуме воды, Ланга снова сдвигается, чтобы прижаться к Реки, вытягивая ноги вниз по ступенькам перед ними. На этот раз он кладет голову на плечо Реки. Какого хрена. — Разум Реки снова кричит на него, когда знакомый водоворот в животе смывает дискомфорт, который существовал всего несколько мгновений назад. И снова они погружаются в уютное молчание. Реки не замечает, как его рука убирает волосы Ланги с глаз и заправляет их за ухо. Много минут спустя Реки замечает, что его рука лежит на плече Ланги, согнутая в локте, так что его пальцы могут играть с мягкой копной голубых волос рядом с ним. Он напрягается, его рука застывает в воздухе, позволяя прядям упасть сквозь пальцы и вернуться на место. Чувствуя его нерешительность, Ланга поворачивает лицо, чтобы встретиться взглядом с Реки. На этот раз Реки не отводит взгляд. Все, что, по мнению Реки, он успешно похоронил, всплывает на поверхность. Реки думает, что если бы он мог жить каждый день, катаясь на скейте и убегая от полицейских, глядя в освещенное луной лицо Ланги, лежащее у него на плече, ему больше ничего не нужно. Их лица близко, и Реки знает, что румянец на его щеках очень заметный. Он смотрит на Лангу, все еще освещенного лунным сиянием, и пытается вспомнить, как он заполнял свои дни за последние 17 лет до того, как Ланга стал частью его жизни. Что бы он ни делал, он не может себе представить, что когда-либо был так счастлив. Он любит Лангу. Ланга не возражал против того, чтобы пальцы Реки пробежали по его волосам, поэтому тот опустил руку и продолжил, ободренный своей способностью выразить словами свои чувства. Он улыбается луне, погруженный в свои мысли. — Реки? Его имя мягко звучит в устах Ланги, но Реки все равно замирает. — О, прости. Я остановлюсь. — Реки качает головой, пытаясь отогнать мысли о том, как они катаются на скейтах рядом с Лангой всю оставшуюся жизнь. Ради бесконечности. Черт, я определенно неправильно все это понял. Что я делаю? Это не ромком. Реки собирается убрать руку, но его останавливает рука Ланги, длинные пальцы переплетаются с его собственными. Единственное, что слышит Реки, — это шум крови в ушах и слабый звон. — Реки. Посмотри на меня. Ланга вздыхает, на мгновение отводит взгляд, но лишь для того, чтобы снова воткнуть его, теперь уже полный уверенности, в глаза Реки. — Ты ведь знаешь, что нравишься мне? Ланга задает вопрос так, словно на него есть самый очевидный ответ в мире. Его лицо, все еще уверенное, тоже выглядит измученным. — Что? — И снова Реки ругает себя за недостаток словарного запаса. Ланга молчит, его глаза изучают лицо Реки. — Я имею в виду, — снова начинает Реки, не зная, куда смотреть, — я знаю, что ты любишь кататься со мной на скейте? — Да, это мы установили, — фыркает Ланга. — Ты мне нравишься, Реки, и я знаю, что ты понимаешь, что я имею в виду. Разум Реки переполняют эмоции. Его щеки пылают. Ему кажется, что он вот-вот расплачется. Нет, не плачь! Это убьет настроение. Ланга признается, и тебе нужно что-то сказать в ответ. И это должно быть что-то романтическое. — О-э-э… О’Кей… тоже самое. Я тоже, — заикается Реки. Тишина, которая следует за этим, кажется, часами, оглушает. Внезапно помехи в ушах Реки уступают место звуку смеха Ланги, цельного и всеохватывающего. Реки не может не смотреть, как его друг откидывает голову назад, глубокий румянец согревает его лицо, позволяя смеху течь из его легких в пространство между ними. Реки наблюдает, не в силах сделать ничего другого, кроме как любоваться открывшимся перед ним зрелищем. Он любит, когда Ланга смеется, но еще больше ему нравится заставлять его смеяться. Наконец Ланга начинает успокаиваться и переводит дыхание. Реки хмурится. — Ладно, я знаю, что не умею говорить, но ты не должен был так смеяться! — В словах Реки нет ни капли язвительности, и после паузы они оба расхохотались. Напряжение рассеивается, и все, что может чувствовать Реки, — это порыв быть рядом с человеком, который заставляет его чувствовать себя наиболее живым. Через минуту они успокаиваются, прижимаясь друг к другу, лицом к лицу, снова пытаясь выровнять дыхание. Ланга сияет, и Реки знает, что это не из-за Луны. Это просто Ланга. — Я собираюсь поцеловать тебя, Реки, — шепчет Ланга. Реки кивает и открывает рот, чтобы ответить, но давление губ Ланги на его собственные стирает любые слова, которые могли быть там. Он не возражает. Какое-то время они так и сидят, сплетя руки и ноги, то целуясь, то смеясь. Вдалеке замелькала полицейская машина, и они разошлись. — Черт! — Реки смеется. — Пойдем домой. — Он хватает доску в одну руку, Ланга-в другую, и они торопятся домой.