I hold you

— Я рядом, я буду рядом, — язык с трудом поворачивается, но Базиль продолжает повторять это. Быть рядом — всë, что он может сейчас. Руки зажимают рану на чужом теле, а родные карие глаза смотрят с усмешкой. — Поздно, — единственное слово звучит как приговор. Не может быть поздно, просто не может! — Подмога идëт, Савада-доно, только держитесь! Нельзя позволить панике взять над собой верх. Дождь — успокаивающий и очищающий. Так пусть же он наконец очистит разум от мешающих рассуждать здраво мыслей! — Rest now, my love. Строчка из песни? Из этой? Слабый голос не успокаивает, а эти слова заставляют хотеть завыть. Руки продолжают зажимать рану в боку, а шагов хоть кого-нибудь до сих пор не слышно. Никакой паники! Глубокий вдох и никакой паники! — Не сдавайтесь так просто, Савада-доно! Вас ждëт Ваша семья, Ваши друзья... — Отбрось формальности хотя бы сейчас, Базиль. И спой со мной. Голос Vongola Decimo становится всë более хриплым, слышать его таким — всë больнее. Рука с огрубевшей за годы кожей коснулась одной из держащихся за рану ладоней и с невыносимым «Бесполезно» направила еë к щеке Савады. Всë это не должно быть так! Но уже это прикосновение пальцев к леденеющей щеке доказывает, что ничего не изменить. — It's all right. The dark is gone... — дрожащим голосом пропел Базиль. Неужели петь — последнее, что им остаëтся? — I am here, I hold you. Цунаëши, потеряв много крови, но не потеряв сознание, слабо присоединяется. Тихий дуэт слышать некому — кто бы ни пришëл, уже поздно. — Although you're gone, I'll be here to hold you, — слишком больно слова песни врезались в сознание. Пение перешло в шëпот. — Цунаëши, это не может быть правдой, — остановить пение будет неправильным, но сердце не может успокоиться. — Я думал так же, когда тебя не стало, — не укор, лишь констатация факта. Слишком мягко сказано, и всë же чувство вины разрывает душу своими ледяными когтями. — Простите. — Никто не виноват. Голоса крепнут, пока песня продолжается. Остались считанные минуты. Когда они случайно услышали эту песню, оба, не слушая подобное, поразились красоте и глубине мелодии. Кто бы мог подумать, что однажды настолько буквальным станет для них смысл слов? Аккомпанемент — не фортепиано, а редкий хрип. Вместо сцены — зал для переговоров в чужом штабе. И грустная, но столь обыденная для их мира предыстория — предательство. Ладонь зарывается в копну всë таких же непослушных волос, убирая пряди за уши. Постепенно вновь обретающая силу рука Цунаëши тянется к лицу Базиля, чтобы сделать то же самое. Такие простые жесты в какой-то момент стали ритуалом утешения, и даже спустя столько месяцев, если не лет, проведëнных в разлуке, это не забылось. Тепло, вызываемое этими жестами, не ощущалось физически, но всë равно заставляло душу, оттаивая, плавиться. Базиль всë ещë думал о несправедливости Вселенной, Судьбы — любых сил, заставивших их жизни пойти по этому сценарию, отнявших у этого мира самое чистое и милосердное Небо. Такой человек заслуживает умереть от старости, окружëнным любящими его людьми, но никак не захлëбывающимся собственной кровью, получившим трусливый выстрел и удар ножом в спину, не дожив до сорока пяти. — Я знал, что так произойдëт, — Vongola Decimo вытянул Базиля из раздумий так, словно прочëл его мысли. — Так почему же пошли? — Соскучился, — почти усмешка, добрая, нежная. — Мы же договорились! Мы все: Ваши друзья, Хранители... — Базиль сам не заметил, как вновь перешёл на Вы. А вот Цунаëши заметил и недовольно цокнул языком. Когда же он начал так делать? — Договорились, помню. Но я чувствую, что достаточно прожил, чтобы считать свою часть договорëнности выполненной, — нет, это недовольство напускное. Vongola Decimo понимает, слишком хорошо понимает эту обиду: пережил смерть не одного друга. — I'll face down the world with you... Неужели пора? Так скоро? Базиль все эти годы тенью следовал за столь дорогим ему человеком. Только для того, чтобы убедиться, что с ним всë будет в порядке, и чтобы проводить в последний путь, когда это потребуется. Теперь, когда душа погибшего сегодня освободилась от оков слабеющего тела, когда боль его забылась, можно идти дальше. Вместе. Идти, куда бы ни пришлось: сам Базиль ничего не знал об ином мире, поскольку пожелал задержаться в виде призрака. Что ж, время шагнуть в неизвестность. Базиль поднимается с колен и протягивает просвечивающую руку возлюбленному. Наблюдение за тем, как из плоти выбирается душа, должно пугать, но почему-то оно приносило умиротворение. От истекавшей кровью оболочки отделяется полупрозрачная рука, за ней — всë остальное. Цунаëши — теперь Базиль позволяет себе мысленно называть его так, по имени, не переходя на формальные обращения — принимает помощь. Куда идти дальше? Куда угодно, пока их не заберëт сияние. Просто идти, куда бы их ни вела эта дорога. Две сияющие фигуры покинули здание, прежде чем тело погибшего босса Вонголы было найдено.