иди домой, хансо

Слэш
NC-17
Завершён
292
автор
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Награды от читателей:
292 Нравится 8 Отзывы 45 В сборник Скачать

первая и последняя.

Настройки текста
Примечания:
      — прошу, дайте мне шанс отомстить, — хансо, словно мелкая надоедливая собачонка, семенит за старшим: осознание своей вины приходит сразу же, также появляется и чертов страх, чересчур липкий, назойливый, он склеивает внутренние органы, будто нарочно больше внимания уделяя легким, ведь сейчас стало чертовски трудно дышать, — я найду виновных и порву на куски! — юноша злится не на себя, на подчиненных, что без указки не в силах хорошо выполнять порученную им работу, следить за сохранностью сырья, на которое было затрачено не только немало усилий, но и денег, они подставляют его, вынуждают перед старшим братом трястись словно осиновый лист на холодном ветру, голос повышать, чуть ли не кричать, пытаясь убедить, в уверенности своей увидеть лживое раскаяние.       но старшему чану и вовсе не сдался этот дешевый спектакль, устраиваемый со каждый раз, как всплывет очередной косяк.       — хэй, хэй, — перебивает, не имея никакого желания слышать пустые обещания, уголок губ сам лезет выше, образуя некрасивую усмешку, а взгляд темных глаз действительно заставляет замереть против стоящего, — и как ты их найдешь? м? — насмешка проскальзывает на собственном лице, а полотенце, будучи сейчас бесполезным для одного, сползает с крепкого плеча, чтобы служить своеобразной салфеткой для другого. — не нужно прыгать выше головы.       джуну словно одержим этим телом, каждой его клеточкой, что из раза в раз хочется касаться все чаще и чаще: надоедливые строгие костюмы скрывают красиво слаженное тело, что мужчина сам создал, наняв правильного, чуть ли не любимого тренера для дорогого братца, ткань, верно, хлопок, ведь вовсе не обтягивает, как нравится, сглаживает непривычно тонкую талию и величаво выпирающую грудную клетку. он небрежно трет волокна, стирая невидимые пылинки, на деле же проучить за самоуверенность и назойливость хочет. он к любимому лицу тем же краем лезет, не боясь оставить на нежной светлой коже пятна, тычет, на самом деле даря позорные недопощечины.       — будь послушным мальчиком, хорошо? — старшему чану до одури нравится, когда милый братик на взгляд не отвечает, уводит, смотря куда-то за чужую спину, тем самым выдавая свои истинные чувства: страх, не более.       хансо до дрожи в коленях боится гнева старшего брата, убежать от которого, скрыться просто невозможно, нереально, обида на собственное положение, на то, как с ним обращаются, будучи не просто коллегами, имея не просто статус подчиненного и босса, принижают, говорят, что делать, называя некрасиво — марионеткой. джуну никогда не верил в него и его способности, силы, обычно плевать, не задевает вовсе, но сейчас отчего-то такая мелочь кажется важной, важной настолько, что юноша повышает голос, наивно полагая, что сможет донести что-то криками.       — я уверен, что смогу помочь! — и даже сейчас страх удерживает, будто стальными цепями сковывает, не позволяя в чужие глаза заглядывать, а вновь оставаться где-то далеко внизу.       — ты на кого голос повысил? удивил, — чересчур отстраненно, но в то же время остро, словно лезвие скальпеля к горлу приставили, а не несколько слов сказали.       кровь стынет в жилах, а мысли превращаются в густую кашицу: ошибка за ошибкой тащат ужасные последствия, о которых вспоминается слишком поздно. чан младший веки опускает, будто собирается тут же молча молиться всем известным богам, дабы гнев чужой не спровоцировать сильнее, но в то же время «нет» еле слышное шепчет, словно оно когда-то помогало или спасало от неминуемой участи.       банное полотенце душит своей мягкостью, а белый создает невероятный, незабываемый контраст с быстро краснеющим лицом юноши. ткань, словно удавка, обвивает тонкую шею, постепенно лишая воздуха, и вынуждая густые брови свестись к переносице, пока еще в мнимом и не совсем уместном недовольстве, но это пока.       — хансо, — получает в ответ слабое «босс», будто пытающееся привести в чувства, меж тем ощущая на собственной огрубевшей коже чужую, до одури мягкую, нежную: брат цепляется длинными пальцами, все еще силясь противостоять и выбраться из крепкой хватки, — начали председателем величать, и ты забыл свое место?       взглядом мужчины можно сжигать гектары лесов, города нещадно топить в холоде и сырости морей, под ним впору съежиться, словно облитая кипятком кожа, калачиком свернуться, надеясь, что во снах не вернется, пугая с двойной силой. хан ненавидит его с самого детства, мечтая однажды выдавить яблоки, чтобы после безжалостно растоптать, давя собственным весом, но все, что он в силах сделать сейчас: голову смиренно склонять в попытке уменьшить удушающее давление узла.       — нет, все не так, — джуну договорить не дает, настойчиво тянет, словно куклу кидает на рядом стоящий диван. в этот раз мягкость вовсе не помогает, отчего-то становясь будто бетонной плитой, что мучительно бьет по костям, вынуждая задыхаться не только из-за отсутствия воздуха, но и из-за резкой боли, — босс, — хансо сладкими хрипами лижет слух, руки заставляя трястись не только от напряжения, но и от нахлынувшего возбуждения.       старший вжимается острым коленом в чужой пах, нарочито надавливая, испытывая, будто скопированный точь-в-точь с собственного, тугой узел, что внизу живота приятно скручивается, внимание к себе больше требуя. выдыхает тихо, боясь перебить чужие ласкающие всхлипы. хансо рот приоткрывает, губы пухлые призывно вытягивая, брови, что ранее о ярости кричали, теперь жалостливо сводит к переносице. темные пушистые ресницы подрагивают, словно так и просят подарить им поцелуи, а накаченные бедра в поисках опоры сжимают все сильнее. джуну наклоняется ближе, чтобы глубоко вдохнуть парфюм, чей запах самолично подбирал, веля пользоваться лишь им, как бы помечая собой же.       — ты марионетка в моих руках, — шепчет, одним взглядом требуя незамедлительного ответа, а когда не получает, натягивает полотенце сильнее, желая поторопить и получить слабое, почти неслышное «да», — так что не думай, просто делай.       уголки губ невольно ползут вверх, оголяя ровные ряды белоснежных зубов: хансо дергается пуще прежнего, вспоминая, как те больно впивались в кожу, оставляя некрасивые, уродливые следы.       — понял?       — понял. понял, я все понял, — юноша спешит ответить, пока хватка не стала крепче, а дышать еще тяжелее, но в этот раз скорость не помогает, ведь джуну награждает большим натяжением и плотно сжатыми зубами.       чан сокращает расстояние между лицами до нескольких сантиметров, а после вновь ослабляет хватку, позволяя выровнять дыхание, словно готовясь к новому заходу. хансо знает этот хищный взгляд, буквально пожирающий изнутри, словно мелкие паразиты, желающие уничтожить полностью. не смотреть не разрешали, ровно так же, как и говорить, но юноша вопреки всему громко сглатывает будто образовавшийся из слюны вязкий ком и умоляюще шепчет в губы напротив:       — нет, — дрожь предательски проходится по всему телу, когда старший молчит, словно приказ уже давно отдан и ждет своего исполнения; непрошенные слезы, так не вовремя скопившиеся в уголках глаз, лишь раззадорят его, как и страх в собственном взгляде, сейчас имевшем право быть устремленным лишь на одного человека, — пожалуйста, — последняя попытка, хан знает, что проигрышная.       а джуну ведет от такого хансо, опьяняет не хуже лучшего спиртного сеула, заставляет на карамельной коже вены вздуваться синими полосами, словно на карте реки новые вырисовывая, а зубы сводить от напряжения.       — приступай, — не просьба, очередной приказ, обязательный к выполнению.       мужчина разжимает кулаки и спину выпрямляет, чтоб в полной мере лицезреть, как медленно плотная ткань оседает некрасивой тряпкой, а ослабевшее от сопротивления тело неуклюже скатывается к собственным ногам. чан закашливается, давится долгожданным кислородом, в полной мере ставшем поступать в легкие, а после лицо поднимает к чужому, неосознанно провоцируя еще больше, ведь вид взлохмоченного, с напрочь испорченной укладкой и, еле как закрытые выбившимися прядями, злые, наполненные гневом, отчаянием, страхом и ненавистью глаза, заводят сильнее, посылая ощутимые разряды тока по всему телу.       хансо медленно поднимается на колени, чувствуя, как дорогая ткань тянет, образуя неприятные складки, трясущимися руками касается крепких бедер, чтобы в ту же секунду быть грубо вжатым щекой в паховую область, где ощутимо выпирал бугорок налитого кровью органа. он опускает веки, совершенно не желая вновь лицезреть до омерзения пугающий взгляд, и трется, даже сейчас чувствуя, насколько сильно возбужден джуну. он губами влажными ведет по синтетической ткани, нарочито меньше времени уделяя пенису, играясь. мокрый язык проходится по всей длине от основания к головке и, задерживаясь, пальцами костлявыми высвобождает ту из тесных оков, одновременно с этим вырывая из чужой гортани тихий низкий стон. чересчур чувствительная, совсем не подходящая на роль вкусного лакомства, не позволяющая себя долго лизать, вкусом предъэякулянта давясь. резинки штанов и боксеров наконец оказываются внизу, высвобождая член, усеянный взбухшими венками. прохладный воздух щекочет нежную кожу, а шершавый язык брата будто зализывает ошпаренные холодом места. джуну крепкую ладонь на чужую шею кладет, сжимая прежде, чем, надавливая, зарыться пальцами в густые, пахнущие ванилью и еще какой-то дрянью волосы.       возбужденный орган на языке ощущается привычной тяжестью, за затылок настойчиво тянут, прося взять глубже, и хансо берет, ведь хорошо знает, что случается при отказе, до которого доводить вовсе не хочется.       — я тебя в конец испортил, — непривычно низким, охрипшим голосом обронил джуну, рассматривая открывшуюся перед ним картину, потому что юноша не часто позволяет себе взглядом подпалять, показывая фальшивую невинность; чан некрасиво ухмыляется, и толкается глубже, дабы головкой почувствовать тонкие стенки чужого горла, ощутить, как обретающие силу руки цепляются в надежде отстраниться, избавляясь от неприятного. — хороший мальчик.       хансо чувствует, как слезы мучительно щипят глаза, воздух предательски заканчивается, а слюни и вовсе успели выбраться наружу, некрасиво стекая по подбородку, он впивается в карамельную кожу ногтями в попытке оттянуть, — тщетно, а мужчина привычно с насмешкой убирает напор резко, чтобы от толчка осесть на пол, позорно вытирая рот тыльной стороной запястья, а через секунду, словно беззащитный котенок, быть притянутым за волосы обратно.       длинные тонкие пальцы джуну настойчиво давят на опухшие губы, заставляя призывно открыться, принимая средний и указательный полностью, вплоть до последней фаланги. мягкие подушечки давят на язык, вынуждая некрасиво давиться, но продолжать ласки, вылизывая так, словно вместо них самый вкусный леденец. он голову склоняет, улыбается остро, пугающе, взгляда не отводя от открывшейся картины, младший братец словно чувствует, мысли читая, собственный поднимает к чужому лицу, тем самым воздух перекрывая не только себе, но и председателю. он с удовольствием легко шлепает по щеке:       — я собираюсь заполнить тебя полностью, — настоящий страх во взгляде напротив не ускользает, будучи чересчур скользким, но медленным, точно таким же, как вязкая жидкость, — слюни, — кои тонкими нитями припадали к коже старшего чана.       звонкий смех ударяется о каменные плиты, словно специально разыгрывая представление для трусливого братца. он большим пальцем оттягивает всю ту же щеку, чувствуя приятную мягкость внутренней стороны, и вновь умещает напряженный орган на языке, тут же проталкивая до конца. хансо позорно давится, отстраниться пытаясь, но вновь напирается на руки, пальцы, которые тянут за темные волосы к себе. джуну вбивается безжалостно, резко и отрывисто, ударяясь розовой головкой по тонким стенкам горла, выбивая из того приятные слуху стоны, больше напоминающие мольбу, что неистовой дрожью проходится по возбуждению.       — глотай, — вновь отдает приказ, а после, прикрывая глаза, изливается в рот младшего. — смотри, чтобы ни одна капля не попала на мебель, — вновь позорная насмешка, вынуждающая хансо руки в кулаках сжимать с силой настолько, что позже обязательно останутся следы в виде полумесяцев.       он принимает, с хлюпающим звуком выпуская все еще твёрдый орган изо рта, тут же давится, ладони выставляя, чтобы белесая жидкость попала на дизайнерский костюм, испортив тот окончательно, но не на так полюбившийся брату ковер. джуну полотенце банное с пола поднимает, чтобы быстро привести себя в порядок, а после, словно прислуге, кинуть все еще позорно стоящему на коленях юноше в лицо.       — иди домой, хансо.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.