о ностальгии, деревнях и совместном душе

Предстоящее времяпровождение будоражило кровь, и хоть, он и думал, что выглядит равнодушно, данный факт не скрылся от проницательного взгляда старшего. Тому выходные пусть и не претили, но и должного энтузиазма не вызывали. Да, конечно, встретиться со старыми друзьями и навестить родное гнездо, что они всей семьей покинули пару лет назад, хотелось, да особенности животного мира и подобные нюансы каждого заставляли бы обдумать решение еще пару раз, но только не Саске, что буквально светился с момента, как только услышал о возможности такой поездки. Вот и Итачи пришлось проглотить свое «не хочу, там условия — дерьмо» и улыбаться родне ради брата. Дом находился на отшибе какой-то деревушки, просторы которой, навсегда запомнили детство братьев и теперь молчаливо его хранят, ревностно разделяя ношу с ветхим домиком, глиненные стены которого давно выгнулись под весом крыши. Таких хаток в округе мало — все скопление в импровизированном центре — здесь же буквально пару семей, речушка, могучие ивы и теплые воспоминания. Все, кому посчастливилось входить в состав негустого населения Конохи, знали друг друга в лицо и вполне довольствовались этой псевдосплоченностью, за исключением, наверно, нелюдимой молодежи, коей в этом месте было мало. Саске до сих пор помнил проводы своей семьи, помнил навязчивого Узумаки, которого до конца держал в неведении, помнил то, как сквозь зубы вынужденно выдал ему обещание приезжать, любить и хранить светлый образ в памяти. И то, как несмотря на нежелание делать это, выполнял последние два обещания. А теперь и первое собирается реализовать. Удивительно. Сначала действительно было тяжело, все плюсы переезда в виде поступления в хороший университет, открытие новых возможностей для себя и брата явно не справлялись с глушащей тоской по родному месту и людям, оставшимся там. К своему большому удивлению, Саске тогда не раз замечал, что и его, казалось бы, холодному и независимому брату нелегко без поддержки в виде Шисуи и Кисаме под боком, но если тот быстро адаптировался или умело делал вид, что все хорошо, Саске всем нутром рвался подчиниться пленяющему чувству ностальгии и шагнуть на родную землю. Автобус братьев задержался и до места назначения они добирались по сумеркам. Пешим ходом от единственной остановки до необходимой окраины было минут сорок ходьбы, летний зной немного утих и, Учихи, не произнося этого вслух, благодарили судьбу за такой исход событий, днем пекло здесь знатно, однако все же выше упомянутым толпам мошек по душе была вечерняя свежесть. Правда думать об этом не хотелось, вера в то, это они все-таки в плюсе жила. Саске шагал уверенно, время от времени, позволяя себе обвести взглядом сменяющие друг друга дома, пока Итачи неспеша плелся за ним, то и дело, пытаясь подловить на месте преступления, и жестоко расправится с навязчивыми кровососами. Усеянная ямами в дряхлом асфальте дорога, шириной всего в две дорожные линии, освещалась лишь фарами изредка проезжающих машин, в лобовых окнах которых то и дело мелькали знакомые лица. Между братьями стояла тишина — каждый думал о своем. Вероятно, Итачи, уже в привычном жесте почесывая запястье, думал надо было ли все же сюда ехать, и о том, что небольшая радость брата не стоила таких жертв. Но самообман не длился долго и тот в конечном итоге  признавал, что в любом случае оказался бы здесь. Саске настоял бы. К моменту, когда братья добрели до ворот, уже совсем стемнело, Итачи, отдав свой рюкзак недовольному Саске, как и ни раз в далеком прошлом, перемахнул через низкий забор без особых усилий, что бы открыть изнутри калитку. Двор был непроходим, толстые стебли сорняков основательно поселились в почве и что бы добраться до крыльца требовалось идти на таран. Минув препятствие, настроение старшего стремилось умереть под плинтусом того самого старого дома, Саске же недовольно шикал на зудящие боевые ранения, но духом не падал. Густые заросли травы — сущее зло, особенно, если в них затесался какой-нибудь хмель, у которого в простонародье слишком много имён чтобы вы с первого раза поняли о чем я.* Дверь поддалась легко, после пары поворотов ключа в замочной скважине, и открыла уставшим братьям проход в дом, приветствовавший их паутиной. Итачи скептично оглядел то, что позволял разглядеть лунный свет и, про себя сделав какие-то неутешительные выводы, вручил Саске молодой сук, которым недавно вооружился, подбородком кивнув на проход; а сам, скинув рюкзак на каменные степени, куда-то ушёл. Долго ждать Саске не стал, и нащупав в кармане телефон, тот решительно двинулся в дом. Брата не было долго и в душу начинало закрадываться беспокойство, а стоявшая атмосфера: пустые комнаты, что раньше были наполнены жизнью, памятные вещи, места, что сейчас сходили за заброшенные — только больше нагнетали. Мозг подкидывал варианты того, что могло произойти, скача от абсурда, до вполне жизненных историй. И легче от этого не становилось. Брюнет собрал всю доступную паутину и разместил подобранный рюкзак Итачи со своим на пыльном диване в бывшем зале, а из комода, когда-то бывшего частью здорового сооружения, сделал импровизированный стол, подтащив ближе к дивану. Время быстрее течь не стало, и в момент, когда младшему уже осталось лишь сидя ждать, отрешено созерцая стену напротив, на пороге послышалось ворчанье. Итачи, блять. — И где ты был? — старший лишь щелкнул по выключателю, находившемуся по правую руку, отвечая на вопрос брата. Комнату залил тусклый свет перегорающей лампочки. — Ты будто женушка, что заподозрила мужа в измене, Саске, — младший насупился на  злорадство брата, он ведь вообще-то переживал. — Я разве дал повод усомниться во мне?, — вскинутая бровь, неловкая пауза и какой-то щелчок в голове младшего, что руководил им, пока он делал эти чертовы два шага к брату, поднимался на носочки и за горло футболки притягивал его к себе Он не знал, чего ожидать — может все сведется к очередной нелепой шутке, может ему сейчас хорошенько влепят и покроют отборным матом, да наконец-таки просто одарят непроницаемым взглядом и кинут в игор-лист до скончания его дней. Последнего хотелось меньше всего, однако происходящее наяву он наоборот жаждал всеми фибрами своей души. Итачи прижимал крепко, ревниво, и вопреки этому, целовал размеренно, почти не используя зубы, пробегался языком по кромке чужих зубов, мягко посасывая чужие обветренные губы, уделяя внимание каждому разлому. Саске хотелось проводиться сквозь землю, он просто таял в сильных объятиях, рьяно пытаясь отвечать. Руки скользнули в длинные волосы, путая их, цепляясь за шею, притягивая ближе. Икры ног начало еле ощутимо сводить, и Саске со свистящим вздохом, оторвался от брата. Итачи напоследок чмокнул его в сомкнутые губы и прошелся по коридору до ванной комнаты. Саске весь пунцовый и растерянный побрел следом. Перед тем, как удостовериться в отсутствии воды, старший ловким движением рук в два счёта перезаплел волосы в новый хвост, все так же игнорируя присутствие растрепавшего их человека. — На какое чудо я надеялся, — Саске вздрогнул от неожиданности, — Отец очень постарался, до счётчика с водой не добраться, та бетонная плита слишком тяжелая. Брат стоял, разочарованно склонившись над ванной, и все сверля взглядом кран, о чем-то думая, пока до Саске доходил смысл сказанных слов. — То-есть мы без воды здесь? — перспектива не радовала от слова совсем, планировали они здесь остановится на неделю, может даже чуть больше. — Я думаю стоит просто завтра попросить помочь дядь Гая, — тот жил совсем недалеко от Учих. — А пока думаю можно нагрянуть в летний душ. Если там в баке осталась вода, то она не должна была успеть остыть. — по соседству жили Узумаки и сами подобной конструкцией не располагали, так что после переезда соседей со спокойной душой пользовались их. — Он должен быть в рабочем состоянии. Можно будет вымыться. Вместе, соответственно, иначе не хватит. Саске лишь кивнул, неловкость ощущалась слишком сильно — Ты еще не ходил туда? — брат отрицательно помотал головой, окинув взглядом помещение.  Затем так же легкой походкой переместился обратно в коридор. — Постели нам спальное место на диване в твоей комнате. Я пока проверю душ. Хорошо? — И не дожидаясь ответа вышел, щелкнув выключатель, отвечающий за освещение на крыльце. Замечательно, они еще и спать вместе будут. Саске ругал себя, что не подумал об этой раньше, перед тем как отважно лезть к брату с поцелуем. В доме почти не осталось мебели, из спальных мест — только его раскладной диван и тот, что в гостиной. Но ни брат, ни он не решатся спать на последнем. Это было очень ожидаемо. И помявшись еще немного на месте, младший направился к упомянутой выше гостиной, где были оставлены рюкзаки братьев. Достав из своего постельное белье и убедившись что забрал весь комплект, направился обратно, за левую верь в коридоре. И оказался в небольшой комнатке, углы которой все также были в паутине, со стороны входа стоял диван, покрытый пеленкой, которую Саске аккуратно стянул, стараясь не трясти сильно пылью. Пыхтя под скрип заржавевших механизмов, парень разложил ложе на два спальных места, немного в спешке постелил наволочку, завернул в пододеяльник, единственное найденное в шкафу одеяло, и отправился на поиск подушек. Те тоже нашлись, только в одном из многочисленных комодов, составленных в родительской комнате. Перелопатить их заняло много времени, и Саске был уверен, что брат уже должен был закончить со своими делами. И оказался прав, Итачи нашелся на заднем дворе все с тем же задумчивым выражением лица. Тропинка сквозь траву была протоптана на подобное той, что от входных ворот ведёт к дому и заканчивалась перед навесом, пол которого был залит бетоном. Под конструкцией находились небольшие помещения под уличный туалет и летний душ, левее был выход в огород. В углу же под потолком размещались железные сетки в которых семья Учиха раньше сушила кукурузу. По всей площади было много мусора, дело понятное, здесь никто больше не живёт. Саске как-то тоскливо окинул взглядом место, припоминая как мама шугалась здешних мышей, которым по душе пришлась их зерно. — Можно мыться, я все проверил, тащи сюда полотенца и сменную одежду. У меня в рюкзаке найдешь, — только пришедший Саске недовольно цыкнул, но препираться не стал, и лишь вымученно простонав, направился обратно. Когда вернулся, обнаружилось, что Итачи уже занял душевую, оставив дверь чуть-чуть приоткрытой. И из этой крошечной щели лился желтый электрический свет, глядя на который, Саске не ощущал ни грамма былой уверенности. Стоило ему чуть сместить дверь, шум льющейся воды сразу же прекратился, а старший стряхнув с рук воду, помог брату разгрузиться. Саске смущенно буркнув под нос слова благодарности, старался не скользить взглядом по стоявшему рядом, абсолютно голому, черт возьми, Итачи. Тот же признаков смущения не подавал, молчал и  терпеливо ждал пока младший разденется. Когда Саске в спешке стянул одежду, дабы не задерживать больше брата, его напряжение, казалось достигло своего пика. Развязавшаяся ситуация выводила из себя своими отголосками абсурда; и Учиха начинал вскипать, не зная на кого злиться больше: себя за то что продолжает лишь нелепо мяться или на брата, что так грандиозно засосал его в коридоре, а теперь делает вид, что ничего не было. И когда взгляд сталкивается с темными глазами в метре от себя, Саске, повинуясь былому порыву, снова делает шаг навстречу — утыкается носом в чужое плечо, не решившись на более наглые действия. Над ухом раздается короткий смешок, а чужая ладонь ложится на поясницу, притягивает ближе; и Саске, чувствуя то, как прижимаются к друг-другу их тела, начинает паниковать. Паниковать, а затем растворяться в окруживших ощущениях: легкие поглаживания по спине, чужое дыхание в паре сантиметрах и крепкий запах чужого тела, перебивающий ужасное зловоние сырости. Происходящее ему определено чертовски нравилось, но напряжение, от незнания того, что сделает старший, не отпускало. — И куда делась былая самоуверенность? — Итачи, хитрый черт, склонился к чувствительному местечку, и скользнув по ушной раковине языком, слегка прикусил, посасывая мочку. — Глупый Саске. Младший зашипел как кот, выгибаясь в крепких объятиях. Данное расположение карт ему не нравилось совсем и тот, наконец поняв, что ничего ужасного не намечается, поспешил брать инициативу в свои руки; стоит признаться, Итачи удивился, когда брат снова настойчиво примкнул к его губам. Возбуждение огнем разливалось по телам; и разум постепенно мерк, уступая место инстинктам, желанию и похоти, поддавшись которым длинноволосый, совершив резкий рывок, планировал прижать податливое тело к стене. Однако план его быстро был раскушен Саске, который протестующе замычал в чужие губы. Секс-сексом, но возить голой спиной по холодной, мокрой стене, где еще к тому же в некоторых местах осталась паутина со своими мелкими жителями, совершенно не хотелось. И старшему оставалось лишь принять это. — Ты уверен? — Итачи отстранился, заглядывая в чужое лицо, как только почувствовал чужие пальцы, скользящие по его напряженному животу. — Как не вовремя ты включаешь свою заботу, — проворчал смущенный Саске, с вызовом глядя в глаза напротив, — Да, да, да, — немного нервно, торопливо, подстрекая старшего на более активные действия, но тот все так же лишь вглядывался в темные глаза, — Как никогда еще, блять, не был уверен. — все то же сводящее с ума бездействие. — Я люблю тебя, ты это услышать хочешь? Томный вздох явно служил одобрением и младший поспешил откинуть голову назад, подставляя шею под грядущие поцелуи. Казалось руки были везде: спешно скользили по изгибам тела, зарывались в волосы, ложились на чужие щеки. И в момент, когда прелюдия прервались, Саске увидел, как Итачи нервно перебирает стоящие на полке средства, в итоге останавливаясь на каком-то ярком флаконе. Мысль о том, что вероятно Кушина регулярно мажет этой мазью, например, лицо, смутила, но тут же выветрилась из головы брюнета, стоило ему почувствовать холодное прикосновение ко входу. Саске судорожно вздохнул и опять уткнулся брату в плечо, пошире расставляя ноги для удобства, пока Итачи скользнул указательным пальцем внутрь, получая в ответ рваный вдох. Палец двигался достаточно легко, и старший, опять зацепив свободной рукой нужный крем, выдавил больше заместителя смазки, уже второй рукой, помогая себе растягивать Саске. Саске, пунцовый и постанывающий, мысленно чертыхался, думая о том, что поза на самом деле совсем неудобная, и так дело не пойдет, но мысль до конца развить не успел; старший мягким толчком ладони развернул его к себе спиной, придерживая за бедра. Стены все же избежать не удалось, младший брезгливо облокотился на нее ладонями, прогибаясь в пояснице. Обжигаемые холодом ладони сильно контрастировали с вызванным действиями старшего брата жаром. Пальцы, до этого терпеливо массировавшие узкое колечко мышц, покинули тело. Град успокаивающих коротких поцелуев обрушился на плечи, но Саске все же напрягся, почувствовав прикосновение горячей головки к анусу. Первые толчки, крайне медленные и осторожные, постепенно переросли в более резкие. Саске, привыкнув к тянущей боли, уткнулся в изгиб затекающей руки, ритмично постанывая; пока чужая ладонь, собственнически впивавшаяся в его бедра, скользнула к животу, обхватывая член. Поясница ныла, а ноги подкашивались, несмотря на охватывавшее удовольствие. Где-то на подкорке сознания Саске понимал, что долго это не продолжится и вопреки удерживающей его руке старшего брата, он просто осядет. Итачи, разумеется, глуп не был и тоже ситуацию с тем, что усталость берет верх понимал, поэтому энергичнее задвигал правой рукой и сильно наклонился вперед, почти ложась грудью на спину брата. Особо глубокие толчки не заставили себя ждать. Старший, почувствовал брызгнувший на руку горячий эякулят, а вместе с ним, уловив протяжный, долгий стон, наконец-то излившись внутрь, поспешно вышел, подхватывая вымотанного Саске. Младший Учиха недовольно сморщил нос, упираясь щекой в ключицу брата, он бы давно начал рвать и метать из-за самовольства брата, который додумался кончить в него. Но приятная усталость и охватившее блаженство брали свое, и Саске лишь прикрыл глаза, чувствуя нежные прикосновения грубых ладоней к своей пояснице. Возможно все же то, что они будут вместе спать не так уж и плохо.