Волшебство, приходящее ночью

Поскрипывание кровати, судорожные вдохи и люди, с безумием шепчущие те слова, которые оставались невысказанными все это время. Все это мешало тишине воцариться в полумраке комнаты. Гринхилл не слишком нежен, но их обоих это не волнует. Они не виделись почти год, времени и без того катастрофически мало. У Вайолета слишком длинные волосы, постоянно закрывающие обзор, но Герман не ленится убирать их каждый раз. Ему хочется видеть плещущиеся в глазах безумие, жажду прикосновений и похоть, куда же без нее. Кровать беззастенчиво скрипит так, что любой ночной гуляка вполне может услышать это из коридора, но кого это волнует? Глаза Грегори похожи на затягивающую бездну, которой не видно дна. Иногда, впрочем, эта бездна улыбается огоньками внутри себя и нежно кутает в своих объятиях, даря ощущение покоя. Они оба изменились за этот год, можно сказать, выросли, однако чувства остались неизменными. Бывший префект Зеленого дортуара заметно подрос, стал сильнее. Новый методист Фиолетового волка повзрослел. Они по-прежнему жили в разных мирах и имели разные взгляды на происходящее, наверное, не будь этих аспектов, отделяющих их друг от друга, все разрушилось бы. Растопталось деланным равнодушием Вайолета и некоторой наивностью Гринхилла. Расстояние, как это ни странно, продолжало держать их привязанными. Мешало возникнуть ссорам, а они всенепременно возникли бы, не будь у них так мало времени. Они любили друг друга, но каждый - по-своему. Герман любил наивно, попросту не представляя иной жизни. Грегори - вполне осознанно, желая большего, нежели редкие встречи украдкой. Все это с осторожностью вкладывалось в письма, а также виделось в жестах, долгих взглядах... слов, как всегда, не хватало. Нынешний знаменитый игрок в крикет потянул его за волосы. Слегка грубовато, без намека на нежность, но так знакомо, по-родному. Такой простой, вроде бы, жест, но невероятно разряжающий. Они обессилено падают рядом, прижимаясь слепыми котятами. В такие моменты лицо бывшего префекта Фиолетового дортуара невероятно прекрасно. В нем нет безразличия, а в голосе привычного холода. Только разрывающая на части пустота. Гринхиллу отчего-то хочется смотреть на него вечно. Гладить прохладные щеки, всматриваться в обволакивающую бездну глаз, шептать совершенно не свойственные себе слова, лишь бы не слышать разрывающей тишины. Вайолету же нравится восхищаться им. Проводить руками по плечам, чуть сжимая их, прижиматься головой к груди, слушая точно так же стучащее сердце. Тихо и спокойно - счастливо. Им хочется заснуть рядом, но оба понимают - нельзя. Рано утром все волшебство растворится в рассвете солнца, а в кровати будет одиноко и пусто - холодно. Герман уйдет по-английски, не прощаясь. Они боятся говорить подобные слова вслух, потому что знают, что после них уж точно не смогут расстаться. Грегори крепко сжимает родные истертые ладони, словно действительно полагая, что это поможет удержать. Тихо дышит, уткнувшись носом в плечо, боясь упустить момент. С Гринхиллом так тепло и уютно... Их чувства явно перевалили за рамки обыкновенной юношеской влюбленности, но нужных слов для выражения не находилось. Они замирали на языке, попросту забываясь, накрываемые волнами других важных, но совершенно не тех. Герман проснется рано утром, когда даже птицы будут еще дремать в своих гнездышках. Осторожно выберется из объятий, соберет хаотично разбросанную по полу одежду и как обычно замрет. Остановится с робко протянутой рукой, желая напоследок взъерошить волосы Вайолета, но что-то не даст ему этого сделать, и он уйдет как истинный англичанин, заперев сердце на замок до следующей встречи.