ultraviolence

от неё пахнет куркумой, соевым молоком и травянистым шампунем из эко-магазина. что-то невыносимо мягкое и тянущее к себе, в себя, своей невинностью и теплотой. — ты очень милый, когда болтаешь с девочками, ты замечал? кайл не замечал, но согласно кивнул, потому что ему от чего-то очень хотелось поцеловать ее, и он не мог отследить ни это желание, ни утекающие мысли, что плыли, как зимний холодный фронт над горными массивами. мурашки бежали по спине саранчой, как над ветхозаветным египтом, и эти библейские ассоциации бились в голове, но не голосом хайди, а чьим-то абсолютно чуждым ей хриплым гнусавым басом — и это ещё хуже, чем просто устроить петтинг на трибуне. они сидели на верхних сидениях трибун у футбольного поля за школой, снег таял и хрустел под ногами, а первые звёзды стали мелькать меж облаков. — сегодня же четвёртый день хануки, — сказала она, натягивая перчатки. она подняла голову, всматриваясь в небо. ее волосы бились на морозном ветре. — тебя не будут ругать дома? кто зажжет свечку? — айк уже достаточно взрослый, чтобы зажигать свечи, — сказал кайл и с тоской подумал, что он уже вырос из хануки, ему не дарят подарки и даже больше не возят в кафе по субботам. — понятно... — она закусила губу. щеки наверняка зарумянились от мороза, но в темноте ничего не разглядишь, разве что ее сверкающие белки глаз, контрастирующие с карей радужкой в свете облачного ночного неба, — слушай, может ты это... поцелуешь меня, а? такая хорошая ночь, — сказала она так, будто предлагала печенье на обеде. и кайл, конечно, любит печенье: — да, конечно... давай, — сказал он, и она потянулась к нему первая. ее вегетарианская слюна скользнула кайлу в рот вместе со скользким языком. рот со вкусом колы. старшеклассница с нежными руками. вообще-то хайди — это единственная девушка, которую целовал кайл когда-либо. и это лучший первый опыт, наверное, если не считать стэна в седьмом классе. — я люблю тебя, — сказала она тогда, поправляя шапку. кайл с досадой подумал, что от поцелуев на морозе у него начнут саднить уголки губ. . hyde_terner: i luv u <3 картман держит телефон перед кайлом, пока тот рассматривает сообщение хайди, что покоится в переписке «eric_coon — hyde_terner». — ого, ну и дерьмо. — ты — дерьмо, — угрюмо говорит картман, блокируя телефон. у кайла саднят уголки губ. а ещё болит левое предплечье, потому что картман больно ухватился за него, перед тем как затащить в пустой туалет в конце третьего этажа, куда редко кто доходит, и никогда нет туалетной бумаги в кабинках. — и что теперь делать? она кому-то из нас точно врет, — сказал кайл, досадливо отодрав пальцами пленку с обветренной нижней губы. — конечно, тебе, — картман смотрит на капельку крови на чужой розовой губе, и ее страшно хочется слизнуть. а ещё своей последней спичкой поджечь кайлу волосы. — но мне-то она вживую сказала, а тебе даже слова в полной форме не написала. — зато со смайликом, — хмыкает картман. — смайлики ничего не значат. — твои идиотские поцелуи с твоей гадкой еврейской слюной ничего не значат. — да? — да. — поцелуй меня? ну конечно. провокация. околдовать жидовскими чарами. у картмана слюна нихрена не вегетарианская, а очень даже плотоядная, как слизь на лепестках мухоловки. поэтому он кусает за кончик языка и прижимает к холодной кафельной стене, потому что это — особый тип откровения. у картмана ладони — горячие, мокрые, сжимают горло, и кайл коротко выдыхает, закатывая глаза. — я люблю тебя, — вдруг говорит кайл, вымывая руки с мылом в этом холодном гадком туалете в конце третьего этажа, куда никто никогда не ходит, и нет туалетной бумаги. картман смотрит ему в глаза через зеркало над умывальниками, и лицо у него такое, будто кайл вызывает у него неимоверную жалость, или его страшно печалят эти слова. он ничего не отвечает и только оттирает последнюю каплю спермы с брюк, потому что это — особый тип откровения и он ненавидит хайди. он ненавидит хайди всем сердцем: ее движения, взгляды, голос и волосы — всё. гадкое. пошлое. он ненавидит кайла за его мещанскую жалость к ней. за то что кайл — влюблён в неё, потому что он не может не делить что-то с картманом. стэн сказал «вы ее просто мучаете», но никто не поверил, а потом случилась та ночь — мистерия и вакханалия. эта ночь была талым снегом, лесом, ряской, которая с головой забирает в плотные воды. перегноем пахло от этой ночи: сладковато-травянисто. все пропиталось грязью. — поцелуй меня? — она попросила, но кайл не понял, кого именно, поэтому они потянулись одновременно и столкнулись зубами в темноте. от картмановских губ несло водкой и томатным соком. комнаты не разглядишь: вечеринка в чьем-то доме, чьём именно и в честь чего — уже не упомнишь. на первом этаже музыка тарабанит по стенам. наверху пахнет сигаретным дымом, пропитавшем ковралин. инверсия. искажение пространства. мокрые от слюны пальцы. она вздохнула. это приятно, наверное, когда тебя трогают со всех сторон такие разные руки: большие и горячие — мокрые и плавящие: на спине и запястьях. и холодные и сухие, аккуратные и невесомые, как саранча над египтом (но эта ассоциация — бессмысленна). губы, зубы, язык — мурашки на бёдрах. хайди кажется, что она сейчас потеряет сознание. дыхание ощущается так, будто она дышит под водой во сне, когда в панике мечется по морскому дну и вроде вздохнуть можно, но страшно. вздохнуть можно, но запрещено подсознанием. это пьяный бред или тяжёлый сон после насыщенного дня — когда в голове крутятся ушедшие люди и смотрят на неё неестественными глазами. когда сердце бьется с бешенной скоростью, а она даже не может проснуться. — все в порядке? — спросил кайл. — да, конечно, — сказала она, но как все может быть в порядке, когда в ней четыре бокала шампанского, непонятная таблетка из стеклянной баночки с единственной надписью "freedom" на этикетке и чьи-то горячие пальцы? притупленная алкоголем паника (как под водой в тяжелом сне) зарождается в голове, тихо, как эхо музыки на первом этаже, но не в теле. телу приятно как никогда. она кончила, а потом кайл спросил: хочешь сигарету? или попить? и она ответила: — ты такой милый, когда болтаешь с девчонками, знаешь? «боже милостивый, почему ты делаешь это?..» . конец зимы нависает над городом. — все в порядке? да, сказала она потом и заплакала. кожа — болото, покрытое снегом; немытые волосы блестят в свете ламп школьного коридора. — что случилось? — испуганно спросил кайл, кладя ей руку на плечо. — ничего... нет, все хорошо, — она дернула плечом. почему от него пахнет картманом? почему от картмана пахнет им? может, они слились в одного человека, а она и не заметила? — можем обсудить это, если хочешь? тебе нужна помощь? — кайл такой милый, но это обман. он сам не понимает, что он ненастоящий. очень опасный. он — кривое зеркало. ещё хуже картмана, потому что под оболочкой никак не разглядишь, что там такое в его взгляде пугающе. что там такое — от картмана. инверсия. что не так? — все правда хорошо. все хорошо, но потом она перестала появляться на уроках, удалила twitter-аккаунт, и кто-то говорил, что видел ее в магазине у кассы — она покупала колу и шоколад, но у хайди аллергия на шоколад. hyde_terner "last seen recently" kyle_broflovski: хайди? все ок? ты заболела? hyde_terner "online" kyle_broflovsi: хочешь, увидимся? я переживаю. kyle_broflovski: может, я чем-то обидел тебя? или картман? я могу поговорить с ним. kyle_broflovski: я заходил к тебе вчера, никто не открыл дверь. но никто не ответил, а "online" так и висел под иконкой аккаунта в tumbler’е. — что с ней? — не знаю, давно ее не видел, — лениво ответил картман, перебирая пальцами волосы кайла — мягкие нетугие кудряшки — когда они сидели на трибунах за школой. кайл лёг затылком ему на колени, а ночь уже пахла зарождающейся весной и таянием снега. — что-то неладное. — что с ней может случиться неладного? идиотка привлекает внимание. кайл задумчиво всмотрелся в небо; пальцы на его макушке мягко перебирали кудряшки, чесали за ушами и пахли сигаретами. по телу прошлись мурашки. — поцелуй меня? — пошли ко мне? — а мама? — ее нет дома. я отъебу тебя, представляя на твоём месте хайди. он врет, потому что он ненавидит хайди, но он не может не делить что-то с кайлом. — я люблю тебя. она умерла там, на выезде из города, в воде городского канала, и снег шёл последний раз, аномально много весеннего снега, аномально много колющего ее сердце стыда и боли. слёзы на обветренных щеках. старшеклассница с обветренными руками. распухший труп в последнем снеге весны.