Обними меня, и я дома

      Какое-то мгновение Клаус ничего не чувствует. Как будто он просто плавает в бездне Пустой, без телесной формы. Не совсем существует, но может осознавать происходящее. Может быть, это и есть настоящая смерть, думает он.       Или, может быть, это его наказание за каждый грех, который он совершил в своей жизни. Не совсем мир, не совсем ад. Своего рода небытие, где он будет совсем один, вечно сопровождаемый только своим собственным разумом. И он доволен этим. Это не бесконечная пытка, и он примет все, что угодно. Было слишком много возможностей для того, чтобы сломать его.       Нет, это правильно. Это то, чего он заслуживает, и его это устраивает. В каком-то смысле он примиряется с этим в этот момент.       Потом он как будто моргает, и в бездне что-то медленно начинает появляться. Они превращаются из чистой темноты в легкий оттенок серого, силуэты и предметы туманны и расфокусированы, как будто просто вне досягаемости. Краски начинают просачиваться в картину перед его глазами, и его сердце начинает тонуть. Конечно, он не отделается просто изоляцией на всю оставшуюся вечность.       Шепот эхом отдается вокруг него, приближаясь, становясь все отчетливее. Его глаза сужаются, пытаясь подобрать слово, что-то, что поможет ему понять, что именно происходит. Он должен быть мертв. Если он не мертв, то Пустая все еще может захватить власть. Все, особенно Хоуп, по-прежнему будут в опасности.       Смех привлекает его внимание. Он резко поворачивается, в полной боевой готовности, уже пытаясь броситься в ожидании драки. Но его зубы остаются тупыми и человеческими. Он не чувствует, что становится сильнее, или злее, он не чувствует потребность в крови. Даже присутствие магии внутри него, проклятие Пустой, пытающейся освободиться. Все это ... исчезло. — О, он думает, что он все еще всемогущий гибрид. Разве это не восхитительно?       Клаус замер. Его грудь сжимается, воздух застревает в легких, когда он резко поднимает голову. Но что-то не дает ему обернуться, чтобы убедиться самому. Страх. Это какая-то галлюцинация. Вероятно, вызвано Пустой. Просто игра разума. — Мило.       Его сердце сжимается, и он действительно не может дышать. Это невозможно. Эти голоса. Этого не может быть.       Но сейчас он заставляет себя обернуться, его сердце колотится в груди. И вот они здесь. Его желудок сжимается, и он может только смотреть широко раскрытыми глазами в неверии на Хейли и Стефана, стоящих так небрежно перед ним. Такие живые, их глаза блестели и были полны чего-то, что он никогда не думал увидеть в них снова. Оба были счастливы и улыбались. — Как... — начинает он, но не может понять остальное, просто качая головой. — Это не ...       Веселье смягчается на их лицах, переходя к пониманию. Его разум едва поспевает за ним, пытаясь осмыслить это и терпя неудачу. Все дело в Пустой. Так и должно быть. Даже в смерти она не оставит его в покое, пусть он и покоится с миром. — Это реально, Клаус, — говорит Хейли, и ее голос звучит так по-настоящему.       Он просто снова качает головой, когда Стефан кивает, подтверждая это. Он делает шаг назад, но останавливается, когда Хейли протягивает руку и кладет ее ему на плечо. Ярость, которая накапливалась в этой игре разума, в которую его заставляют играть, угасает, как пламя под водой. Такое чувство, что все внутри него замирает, как будто весь мир замедляется, чтобы дать ему понять.       Его глаза следят за ее рукой. Он это чувствует. Нежное давление ее пальцев, обвившихся вокруг его руки, было тому доказательством. Тепло, исходящее от ее кожи, и чем дольше он прислушивается, тем больше понимает, что слышит биение ее сердца. То самое сердце, которое, как он слышал, было разбито. Та же самая кожа, которая, как он видел, загорелась под палящим солнцем, пока от нее ничего не осталось. И все же она здесь.       Он медленно делает резкий вдох, внезапно чувствуя головокружение. Он поднимает глаза и встречает ее мягкий, уверяющий взгляд. Это не обман. Он знает, потому что даже галлюцинации могут ошибаться, и только настоящая Хейли когда-либо смотрела на него так. — Это реально, — эхом отзывается он, и ее губы изгибаются чуть сильнее, когда она снова кивает.       Он не думает, просто двигается, стряхивая ее руку, чтобы притянуть ее к себе. Ее удивление понятно, но она обнимает его в ответ, обвивая руками. Клаус едва может заставить себя вспомнить, что нужно дышать. Он чувствует ее. Ее маленькое, сильное тело в его руках, ее волосы на его лице. Ее сердце билось о его грудь и под кожей шеи. Она настоящая.       Вторая волна осознания заставляет его еще крепче прижаться к ней, его дыхание вырывается резким вздохом. Его глаза двигаются, но он не контролирует свои действия. Они останавливаются на знакомой паре зеленых глаз, которые сияют так ярко, все еще держа тот же взгляд, который Клаус никогда не чувствовал, что он заслужил. Он думал, что упустил свой шанс увидеть его снова, когда услышал о его смерти, находясь слишком далеко.       Хейли отстраняется, и несмотря на то, что часть его, которая читала каждое письмо, которое она написала ему, не хотела ничего больше, чем держать ее вечно в своих объятиях, он позволяет ей уйти, ведь его взгляд все еще прикован к Стефану. — Ну, — выдыхает он, — я слышал, что ты, как обычно, проигнорировал мои слова и плохо заботился о себе. Рот Стефана кривится в усмешке и мягком смешке. — Не тебе мне об этом говорить.       Клаус не может не рассмеяться в ответ. Он плачет, осознает он, чувствуя влагу вокруг глаз. Они все плачут. — Признаюсь, я скучал по тебе, — сказал Стефан и протягивает ему руку. В его глазах плясали огоньки. — Добро пожаловать в загробную жизнь, старый друг.       Взглянув на его руку, Клаус усмехается. Он даже не колеблясь отшвыривает её в сторону и тянет к себе его, положив руку на плечо Стефана. Стефан мгновенно крепко обхватывает его руками, уткнувшись лицом в плечо. Клаус сжимает основание его шеи и закрывает глаза. Впервые, когда он выдыхает, ему не кажется, что на него давит какая-то тяжесть.       Он не чувствует, что собирается утонуть в море горя и отчаяния, он наконец-то он дома.       И снова он обнаруживает, что не хочет расставаться. Но он все равно заставляет себя, только не отпускает. Он наклоняется вперед без беспокойства, без мыслей, чувствуя желание Стефана так же сильно, как и свое собственное. Стефан, который двигается ему навстречу, как будто это самая знакомая вещь в мире, как будто не прошло десятилетий с тех пор, как они в последний раз целовались.       В его сердце такое ощущение, что это не так. Прямо сейчас все ощущается, как прилив воспоминаний, текущих через него, разрушающих все препятствия, которые у него были. Тот же эффект, что и Стефан с того дня в 1922 году. Он просто никогда не думал, что у него появится шанс почувствовать все это снова.       Намеренный кашель заставляет их разойтись по сторонам с ухмылками. Клаус делает шаг назад и смотрит на Хейли, ее брови приподняты, но в глазах блеснула улыбка. — Не волнуйся, Волчонок, у меня для тебя еще много чего есть, — сказал он.       Хейли закатывает свои блестящие глаза, которые он обожал с их первой встречи. — Все еще несносный в загробной жизни. Понятно. Мы уверены, что это мир, а не ад? — Ауч, — Клаус с волчьей ухмылкой насмешливо прижимает руку к груди. — А я-то думал, что ты будешь в восторге, увидев меня снова. — Это определенно лучше, чем в прошлый раз, когда мы воссоединились, — шутит Стефан, наклоняя голову. — Ну, вроде того. На этот раз мы все вроде как мертвы, так что я не слишком уверен в этом, но, по крайней мере, никто не пытается убить друг друга. Это уже хорошо, верно?       Хейли не согласна. На ее лице появляется мрачное выражение. — Я надеялась, что мы ещё не скоро встретимся. — Она смотрит на Клауса, и он понимает блеск в ее глазах еще до того, как она это произносит. — Ради Хоуп.       Он плотно сжимает губы, проглатывая комок в горле и жгучую боль в глазах. Реальность всего лишь на мгновение ускользнула от него, но теперь он кивает, грустно улыбаясь. — Я знаю, — сказал он, затем судорожно вздыхает. — Но она сильная. Как и ее мать. Она сможет это пережить. — Он смотрит на Стефана, кладя руку ему на плечо. — И Кэролайн присматривает за ней вместе с Ребеккой, Марселем, Фреей и даже Колом.       Стефан издает странный звук, скрывая вспышку боли в его глазах при упоминании Кэролайн. — Кол? Теперь я немного больше беспокоюсь о ней. — Да, это была не самая вдохновляющая твоя речь, — соглашается Хейли с юмором в голосе. — Я знал, что есть причина, по которой я никогда не хотел знакомить вас друг с другом. — Сухо сказал Клаус, указывая на них пальцем. — Я не позволю, чтобы на меня нападали! Элайджа скоро присоединится к нам, и последнее, что мне нужно, это трое против одного. — О да, дружище, ничего не поделаешь, — сказал Стефан, похлопывая его по руке. Он улыбается с Хейли. — Мы довольно близко познакомились, пока ждали тебя. Я не знаю, можем ли мы давать какие-либо обещания на этот счет. Хейли качает головой. — Абсолютно точно нет. — Ладно. — Клаус убирает руку с плеча Стефана. — Я буду ждать там моего дорогого брата, подальше от вас двоих. — Да, удачи с этим, потому что мы никуда не уйдем, — весело сказала Хейли, и Стефан соглашается.       Несмотря на то, что он притворяется, он чувствует непреодолимую радость. Он надеется, что они правы, потому что не мог больше потерять ни одного из них. Просто видеть их вместе кажется благословением, чем-то гораздо более ценным, чем все, что он когда-либо заслуживал в своей жизни.       Он был бы счастлив слушать, как они дразнят и обмениваются насмешками о нем часами, потому что это означает, что они оба здесь, с ним, и счастливы. В мире. Теперь он понимает, почему оказался здесь, где-то посредине. В небытие. Это его покой. Стефан и Хейли. Они — его счастливый конец, единственное, что он никогда не думал, что получит. Он счастлив, что ошибался.