Will-o-the-wisp

Куда порой может завести одинокая тропа? Да куда угодно, главное представить это место, и ты окажешься там. И почему только люди, что ищут покой и уединение, так любят сворачивать на самую тихую и неприметную тропку… Не все, но многие теряются и плутают среди мшистых стволов, зарослей терновника и нередких кустов ежевики или малины. Они бродят среди душистых трав, увлекаемые чем-то незримым, но в то же время видимым, куда-то в самую глубь, где их уже никто и никогда не найдёт. Чистые желания, легкая и смеющаяся душа… Такие люди становятся блуждающими огоньками, без плоти, без людских желаний. Заманивая своим свечением тех, кто остался одиноким, кому нужно поверить в чудо хотя бы раз. Часто эти огоньки блуждали среди высоких деревьев, то собираясь вместе, то разбегаясь в разные концы леса. Вы наверняка слышали про эти невиданные парящие души от своих родителей или дедов. Зрелище и правда волшебное. С наступлением сумерек, лес становился намного светлее, чем в дневное время. В этой части не водится животных, разве, что птицы сидят высоко в ветвях и поют о своей вольной жизни. Или насекомые, коих здесь полно. И жуки, и бабочки. Не пёстрые, но очень красивые, с полупрозрачными крыльями. Иногда случается и так, что душа обретает облик своего прошлого тела и занимается тем, чем и положено духам, имеющим свое собственное облачение. Прячет тропы от любопытных людских глаз, зазывает своих маленьких друзей и освещает, как самый главный дух, дорогу тем, кто заблудился в своей жизни и кому никогда не протянут руку, чтобы вывести из леса. Прелестный дух, полупрозрачный с голубым отливом и белой каемкой, очерчивающей его границы, будто морская волна бьётся у него внутри вместо когда-то живого сердца. Длинные и невесомые локоны собраны крайними прядями в небольшой хвост, который не дает остальным, распущенным, выбраться вперёд. Рубашка, все такая же, полупрозрачная, и лёгкие штаны по щиколотку, из-под которых виднеются босые ноги. Дух был юным, на вид ему всего-то лет шестнадцать. Озорные глаза, чей цвет был единственным, что выделялось на фоне по мимо шрама, идущего от одной щеки, через переносицу, к другой. Глаза этого духа были сравнимы с золотым песком, который рассыпали на ароматные обжаренные кофейные зерна, что только-только с огня. В своих руках он всегда держал корзинку, куда складывал травы. Это было его личным занятием. Днем, когда люди не ходят в окрестностях, молодой дух бегает по полянам, резвится на поверхности реки, направляя брызги на свежую зелёную траву, а иногда даже с головой ныряет, поддразнивая рыб в толще холодной воды. А смех, смех его слышен у самого начала леса и до каждой полянки, каждого его конца и скрытых нор. Такой чистый и добрый он был. Зазывной, манящий к себе. Духи не умеют говорить, но они прекрасно понимают других. Единственное, что они могут, это заливисто смеяться или пародировать детский плач, при этом не важно какого возраста дух. Для них больше нет времени. Они следят за новыми душами, иногда все же помогают выбраться, иногда находят себе достойную замену, после чего освобождаются навсегда. Хотя часто эта замена рождается на свет лишь через сотни долгих лет такого тяжёлого и выматывающего труда. Всем душам хочется покоя, особенно тем, кто когда-то заблудился и теперь был вынужден стать проводником для других. Весьма жестоко для них, ведь часто это всего лишь дети. *** Лес был по прежнему привычным лесом, деревья сменялись новыми, только вот просветы становились теперь куда реже и лунный свет почти не освещал дорогу. Как? Почему он выбрал эту странную тропу, юноша не знал. Что-то привлекло его… Точно, смех! Чистый и искристый смех, который и услышать-то сейчас почти нельзя. *** Какаши бесцельно бродил по давно знакомому лесу, казалось, что каждая животинка уже привыкла к нему, каждый цветок, и каждое дерево были знакомы ему, как свои пальцы на руках. Днём сюда никогда не было возможности выбраться, постоянно за собой тащился ворох людских проблем. Но ночью… Ночью, он слышал, как его звали, и он шёл. Бродил среди стройных сосен, иногда садился, опираясь на ствол одной из тысячи и смотрел на звёзды. Бывало даже засыпал крепким сном, каким не мог похвастаться, пока был в своём доме. Иногда ему снилось, что он полный жизни резвится на прекрасной поляне, будто был маленьким ребёнком. Иногда снилось как кто-то звал его за собой и каждый раз зов был всё настойчивее и слышался очень отчётливо, но Хатаке боялся заходить дальше. Там скрывалось что-то необъяснимое, притягательное, завораживающее, но столь непривычное, что страх закрадывался сам. Все двадцать лет своей жизни, юноша успешно убегал от манящего смеха и желания разгадать эту тайну, увидеть своими глазами. Пока отец был жив, Какаши спрашивал его о том, что же кроет за собой привычный лес. *** Кажется, ноги уже не разбирают дороги, ветки угрожающе хлестали по рукам и щекам, оставляя кровоподтёки и царапины. Луна давно спряталась за густыми кронами деревьев. Его трясло. От предвкушения, огромного желания, которое всё же вырвалось наружу, и страха. Свет, который когда-то казался звёздами или светлячками, сейчас выстраивался по обе стороны старой замшелой тропки, как маленькие факела. Огоньки, которые при ближайшем рассмотрении напоминали парящее синее пламя, дружно смеялись и иногда снова разбегались в россыпную, чтобы изменить маршрут и наконец-то вывести потрепанного юношу к маленькой полянке. *** Сакумо рассказывал истории про лесных духов и блуждающие огоньки, которые выводят заплутавших путников из опасного леса. Маленький Какаши всегда слушал рассказы отца с упоением, запоминая каждое слово и ночами мечтал о том, что однажды он увидит настоящего лесного духа. Годы шли, сказки давно забылись и остались пылиться на закромах памяти. Где-то глубоко в сердце, как и вера во что-то хорошее. Через год, когда Хатаке стукнуло пять, его отец повесился в этом самом лесу. Чуть позже мальчик лишился и своих единственных друзей. Он остался один. Потерялся на долгой, но такой скоротечной, дороге жизни. Не было рядом никого, кто бы указал ему верный путь. Никто бы его и не поддержал. Мёртвым нет дела до живых? Но только живым есть до них дело. Сложно отпускать тех, кто был опорой хрупкого мира, особенно когда ты ребёнок. *** Зрелище и правда оказалось завораживающим. Огоньки снова разбежались в хаотичном направлении по всей полянке, озаряя её так ярко, словно сейчас был день. Юноша слышал этот детский смех с каждой стороны. Озирался, чтобы увидеть, но толку от этого совсем не было. Какаши чувствовал невероятную усталость, будто только что пересёк город с одного его конца на другой. Пристроившись под раскидистым деревом, парень прикрыл глаза, проваливаясь в глубокий сон, который он так давно не видел. Лёгкая рука, на кончиках пальцах которой танцевала морская пена, невесомо коснулось бледной и исцарапанной щеки столь долгожданного гостя. Босые ноги перестали парить и беззвучно опустились на мягкую траву. Вторая рука потрепала лохматые пряди пепельных волос, которые в лунном свете казались серебристыми. Долго ждал этого юношу маленький дух. Думал, что смех обязательно приведёт его сюда, но ошибался. Оказывается, его будущий приемник был очень упрям и храбро прятался от страха и боли за стеной безразличия и немого молчания. И дух прекратил его зазывать, когда перестал чувствовать его присутствие в своём лесу. Тихо плакал, как делают это маленькие дети. Без лжи, не так громко, но ни один блуждающий огонёк и подойти не смел слишком близко. Верно говорят, что когда духи злятся, обязательно будет беда. И даже такие маленькие на самом деле очень могучие и сильные. Невинные глаза смотрели на юношу, как на диковинную вещь. Только вот взгляд был теплее, хотелось это живое тело потрогать, посмотреть в глаза, увидеть всё. И фарфор бледной и такой тонкой аристократической кожи, и длинные худые пальцы, и шрамы на теле. Хотелось видеть и знать всё, как это было с травами. Примостившись на камень, который был почти по середине маленькой речки, дух решил подождать, когда же человек проснётся. *** Что толку верить в сказки, если они являются глупой выдумкой, чтобы утешать слабых. Какаши если и вспоминал теперь про них, то сопровождал злой усмешкой и фразами: «Я не стану, как мой отец. К чёрту бред для маленьких детей. Ни к чему хорошему это не приводит.» Правда он так ни разу и не сказал это вслух, даже когда стоял перед зеркалом и разбивал его на самые маленькие осколки. А толку от этого? В сердце ведь ещё звучал тот смех, который ночами заманивал его в неизвестное. И сопротивляться ему с каждым годом было всё трудней. А уж, когда и вовсе наступило затишье, маленький хрупкий мир Какаши разбился, как и то самое зеркало. *** Яркий свет резал глаза, а по всему телу разносилась тяжёлым свинцом усталость. А кожу почему-то приятно холодило. Юноша приоткрыл сначала один глаз, потом второй. Проморгался и удивлённо уставился на то, что было перед ним. Это что-то прикладывало к ранам какую-то тёртую смесь из трав, разбавленных водой и маслом какого-то приятно пахнущего цветка. - Кто ты? – Какаши протянул свою руку вперёд и коснулся груди паренька. Тот не ответил, только звонко рассмеялся и обдал руку своего будущего приемника тёплой волной внутри своего тела. Хатаке завороженно наблюдал за тем, его кисть накрыла маленькая волна. Поднимая непонимающий взгляд, молодой человек начал засыпать этого странного мальчика вопросами. Он был не таким уж и маленьким, скорее, как обычный подросток, насколько только можно было здесь использовать слово «обычный». Понимая, что так он мало чего сможет узнать Какаши решил задавать прямые вопросы, на которые можно ответить кивком. - Я умер? – в ответ отрицательно покачали головой. Можно ли считать, что это хорошо? Возможно. – Ты дух? В этот раз уже утвердительно кивнули и звонко рассмеялись. Юноша спрашивал ещё много интересующего его. В итоге они сошлись на том, что дух может писать на земле, а это много облегчало задачу. - Как тебя зовут? – парнишка повис в воздухе, скрестив ноги и задумчиво потирая шрам на переносице. Ответ не шёл и тот лишь пожал плечами. – Могу ли я звать тебя Ирукой? Ирука радостно кивнул и написал на земле: «Меня зовут Дельфин». Хатаке негромко рассмеялся, но подманив пальцем своего нового знакомого к себе объяснил, что правильно писать не «дельфин», а «Ирука». Дух внимательно посмотрел на парня и быстро исправил ошибку. Очень много времени ушло на то, чтобы узнать хоть что-нибудь, почти месяц. Например, почему раны так быстро затянулись. Или почему именно он… Всё это очень путало, но кажется море, которое плескалось внутри Ируки, старательно рассказывало обо всём и Какаши слушал. Внимательно. Иногда Хатаке резвился с этим ребёнком на ближайшей полянке, мочил свои бледные и худые ноги, а потом так же весело смеясь опускался обратно под дерево. - Скажи, а почему именно я? Вопрос хороший, наверное, самый главный, но расписывать о таком на земле было бы сложно, да и блуждающий, как представился друг, мог отвечать не слишком связными и простыми фразами. «Ты замена. Я уйду.» В этот раз улыбки не было ни у одного из них. Ирука виновато смотрел в сторону, а Какаши кажется и не был так уж и сильно против. Он привязался к этому странному мальчишке духу, но не хотел, чтобы тот еще несколько сотен лет томился в этом лесу. Блуждающий снова спустился босыми ногами на траву и подошёл к своему приемнику. Он хотел было растянуться в улыбке, но не вышло. Потрепав пепельную макушку, дух выпустил небольшое свечение. Хатаке потянулся рукой к его шраму через переносицу и невесомо провёл по нему. Маленькое море, которое всегда было спокойным, как в штиль, разразилось ужасной бурей. Мальчик звонко плакал, а его замена лишь молча обнимала бестелесное тело и сильнее прижимала к себе. Ирука продолжал испускать свет, обжигающее синее пламя, которое перешло и на Какаши. Неожиданно для них обоих, сквозь шторм послышался тихий, почти неслышимый, голос. - Я заберу тебя с собой. Маленькая полянка озарилась ярким синим светом, а в самом её центре разлилось самое настоящее море, которое утягивало юношу на дно. Парень умел плавать, но волны, как цепкие руки, хватались за его тело и тащили на дно. Синие огоньки недовольно вспыхивали, почти кричали, это было против правил, а в этом мире нарушать их было чем-то немыслимым. Плач становился невыносимо громким, даже огромная толща воды не спасала от этого. Хатаке жмурился, бился в конвульсиях, задыхаясь, постепенно терял своё сознание. Кажется, именно сейчас умирать было совсем не страшно, тем более ощущалась какая-то лёгкая потерянность и пустота. Было тепло. Блуждающий заставил гореть всё своё море. Он не позволит ещё одному потерянному человеку войти в этот цикл обмена душами. Пусть он не будет свободен, зато хоть следующего на роль вечного духа убережёт. Последняя яркая вспышка и поляна погрузилась во мрак. Маленькие огоньки снова вспыхивали по одному среди деревьев, над гладью реки, в траве… сияли привычным ровным пламенем, то собираясь вместе, то разбегаясь в разные концы леса. Вы наверняка слышали про эти невиданные парящие души от своих родителей или дедов. Зрелище и правда волшебное, но несёт в себе слишком много чужой боли. *** - Добрый день, это вы, Ирука-сенсей? - Добрый, верно. А вы, должно быть, Хатаке-сан?