Непорочная дева

С Джакомо Даниэла встретилась во время завтрака. Она не припоминала, чтобы внешний советник так часто являлся в резиденцию во времена ее отца, но в общем-то не возражала. Окружение давно смирилось и с ее привычкой носить брюки, и с арбалетом, и даже с татуировкой на лице, но только Джакомо, как и во времена детства, оставался интересным собеседником. Он бросил короткий одобрительный взгляд на ее чуть округлившийся живот, который уже было не скрыть под приталенным узким жакетом, и присоединился к ней за столом. – Скажи мне, кот, о чем толкуют мыши под лестницей? – спросила Даниэла, намазывая масло на тост. – Боятся, что придет новый хозяин и поменяет замок на сундуке с зерном, – губы советника чуть дрогнули в улыбке. – Никак не могут успокоиться, что я останусь главой Вонголы, пока не передам ее своему наследнику, – пробормотала она. – Я же знаю, губу раскатали на наши активы! Небось, уже представили, как будут всем управлять через своих никчемных сынков! – Вы слишком строги к ним, Даниэла, они просто хотели помочь, – Джакомо чуть передвинул свою чашку, оставив ее теряться в догадках о значении этого жеста. Советник то ли выражал неодобрение, то ли делал вид, что помнит про налитый для него чай и собирается его выпить. – Благодарю, но у меня и так шесть помощников-хранителей, – с горькой досадой в голосе произнесла Даниэла. – Охраняют меня от важных встреч и переговоров. Спасибо, что хоть бумаги приносят на подпись, хоть так узнаю, что у нас происходит. Что ты сказал нашим несостоявшимся благодетелям, которые мечтали спасти меня от денег и власти? – Скажу, если вы ответите, что сказали на прощание вашему новому знакомому в Сан-Ремо. – Идет, – бросила она, стараясь не показывать, как ее на самом деле задело это предложение. – Я ответил, что Пресвятая Дева одна знала, кто был отцом ее сына. – Чего?! Да это же богохульство! – она поспешно замолчала, вспомнив о слугах, которые почти наверняка подслушивали. – Вы правы, Даниэла, но боюсь, для меня отдельный котел в Аду еще при жизни Седьмого Вонголы приготовили. Вряд ли одна фраза что-то изменила в этом отношении. На миг она позавидовала его спокойствию. – Я сказала ему, что замужем, – нехотя призналась Даниэла. – Что все произошедшее между нами было всего лишь развлечением. Пусть лучше считает меня ужасной падшей женщиной... Но, Джакомо, положа руку на сердце, я ведь недалеко ушла от этого определения. Пусть я не принимаю мужчин день и ночь, но кто в здравом уме назовет меня хорошим человеком? – Вы хорошая правительница, которая получила непростое наследство и поступила с ним разумно, – возразил Джакомо. – Только не начинай снова цитировать Макиавелли! Ненавижу этого человека. Собственными руками пристрелила бы, попадись он мне. – Макиавелли мертв вот уже более четырехсот лет, – напомнил он. – А мы четыреста лет не можем избавиться от иллюзии, которую он создал, что зло бывает во благо. – Иллюзия очень хороша! Как обладатель пламени тумана, я это подтверждаю. Вы очень пессимистичны, Даниэла. Разве Джотто не показал нам, что возможен и другой путь? Да, у вас не получилось следовать его идеям, но ведь мы не выбираем время, в которое живем! У вашего наследника впереди будут долгие десятилетия мира, он успеет сделать все, чего не добились его предшественники. Если даже эта мысль вас не ободряет, я уже не знаю, что еще вам сказать. Даниэла грустно усмехнулась. – Джотто был добрым и честным человеком. Помнишь, чем для него это закончилось? Рикардо, собственный сын, посчитал доброту слабостью и возненавидел родного отца. Скажи, что с моим ребенком этого не произойдет. Джакомо некоторое время смотрел ей в глаза, а потом что-то в его лице дрогнуло, и он отвернулся. – Простите, Восьмая, но вы требуете невозможного.