***
Протекторы с символом Конохи Итачи увидел раньше, чем успел разглядеть лица шиноби. У него каждый раз в груди что-то содрогалось, когда в поле зрения появлялись отголоски далекого прошлого. Впервые он ощутил нечто похожее на волнение, заставившего пройтись по коже сотни мурашек. Учиха смотрел на новоприбывших из-под опущенного почти на нос капюшона, внимательно рассматривая их и постепенно погружаясь в воспоминания, которые вызывал их вид. Привычным взглядом он оглядел всех троих, прошедших аккурат мимо него к стойке хозяина заведения. Паренек, шедший впереди, сильно напоминал ему Нара Шикаку не столько внешним видом, сколько отцовскими повадками. Даже взгляд, лениво скользящий поверх лиц окружающих, казался точь-в-точь такой же. Второй, несомненно, из клана Акимичи — здоровая пышность форм, круглые, словно рисовые пирожные, сдобные щеки и довольно щурящиеся глаза после каждой пережеванной чипсины. Оба клана, насколько помнил Итачи, жили довольно закрыто в своих кварталах и контактировали в основном только друг с другом. Учиха еще тогда ими не интересовался — слишком различны у них были позиции с его кланом. А из воспоминаний только несколько мелких стычек, потушенных сразу же, как только вспыхнули. И третья из этой компании — куноичи. Не нужно даже угадывать, чтобы понять, к какому клану она принадлежала. Только Яманака обладали такими отличительными чертами внешности — светлые волосы и бирюзовые глаза, как будто с размытыми границами зрачка. С возрастом и полным освоением клановых техник их взгляд становился, словно стеклянным, проницательным и пробирающим до костей. А у нее же взор был живой и полный любопытства. Она внимательно рассматривала помещение, вела себя непосредственно, как малый ребенок. И выглядела очень свежо и по-летнему тепло. Итачи невольно вспомнил, как, проходя мимо квартала Яманака, постоянно чувствовал неизменный цветочный аромат, иногда одуряюще сладкий, а порой настолько горький, что эта горечь надолго оседала на языке. «Интересно, какой запах она принесла с собой?» Учиха нахмурился, заметив за собой определенные мысли. Ему было все равно, зачем они пришли сюда, но близость людей из его прошлой жизни, эти чертовы протекторы и светловолосая куноичи, которая случайно посмотрела на него, заставили его заинтересоваться и понаблюдать за ними. И вдруг Яманака замерла, пытаясь вглядеться в тень капюшона, и озорно улыбнулась, увидев, как он отвернулся от нее. Наверное, подумала, что смутила его, но на самом деле сама того не осознавая загнала себя в ловушку. Они заказали нехитрый ужин, расселись на расстоянии трех столов от Итачи, расстелили карту, потрепанную от времени и частых касаний, задумчиво что-то в ней отмечая и начиная споры из-за каждой сомнительной метки. Только Акимичи увлеченно жевал, наблюдая за бранившимися с таким спокойствием, словно видел подобное ежедневно. Итачи тоже смотрел, но не на всех, а исключительно на нее. Слишком долго, чтобы считать это нормальным. Она чувствовала его внимание, обращенное к открытым плечам, расслабленной спине и ниже, на выглядывающие из-под стола ноги; и раздраженно повела лопатками, не торопясь обернуться. — Ино, что ты дергаешься? — уставшим голосом спросил Нара, заметив нескончаемое ёрзанье куноичи. — Сядь спокойно и ешь. Яманака в ответ только неразборчиво что-то пробурчала, яростно вонзив палочки в лапшу. «Ино… — Итачи мысленно повторил ее имя, — наверное, это единственная дочь Иноичи-сана». С каждой секундой она волновала его еще больше. Учиха злился на свою слабость, понимая, что впервые не в силах укротить поток мыслей. Несколько лет он глушил любые эмоции, зная, что они губят контроль над собой и инстинктами. Но всему есть предел, а он все же просто обыкновенный человек, так же, как и все, подверженный желаниям, возникновение которых не в силах пресечь. Он не знал точно, что сдалось первым — разум или тело, но почти сразу заметил, как рука, удерживающая стакан с остывшим чаем, дрогнула, словно в треморе. Во рту пересохло из-за поднимающегося изнутри неудержимого жара. Учиха давно отвернулся от Ино, но взгляд уже запечатлел ее образ, и теперь она предстала перед глазами в новом волнующем свете. Какова же женщина из Конохи? Чем она отличается от множества тех, которые встречались ему всюду, но далеки были от его мест. К Ино тянуло, как к забытому дому, когда в минуты ностальгии вновь хотелось ощутить запах родных стен. Учиха понимал, что чем дольше сидел здесь, тем сложнее справиться с наваждением. Ему не нравилось то, как быстро удалось выбить его из привычной колеи. И только он поднялся, собираясь уйти в номер, чтобы там остудить голову, как Ино, как будто что-то почувствовав, неожиданно встала. — Я устала, пойду спать, — оповестила она своих озадаченных спутников, нервным движением оправив юбку, и неторопливым шагом отправилась к лестнице. Подобно сомнамбуле, Итачи потянулся за ней почти сразу, выждав буквально несколько циклов дыхания. Изначальное стремление уйти невольно переросло в преследование. Она поднималась по ступенькам перед ним, держа спину ровно, слишком нарочито выверяя каждый шаг, словно завлекала его и дальше следовать за собой. Итачи пытался бороться с собой, до боли вонзал пальцы в перила, но продолжал идти, глядя на игриво мельтешащие длинные светлые волосы. Казалось, что хватило бы одного рывка, чтобы разом притянуть ее к себе. Нукенин нахмурился и сжал руку в кулак, пытаясь совладать с собой. Кажется, Кисаме был прав и у него действительно начало срывать крышу. И он решил сразу же свернуть с пути, как только увидит дверь своей комнаты, но Ино, будто специально шла в ту сторону и неожиданно резко остановилась прямо напротив. Она круто развернулась к нему, устремив воинственный взгляд исподлобья. — И долго ты будешь следить за мной? — недовольно бросила Яманака, уперев руки в бока. Она подозрительно рассматривала его, будто пытаясь понять, стоило ли действительно опасаться его или достаточно только припугнуть. — Я иду в свою комнату, — палец с накрашенным ногтем ткнул в одну из дверей. — Ну конечно, — недоверчиво хмыкнула Ино, вскинув подбородок. — А внизу ты на нас так пристально смотрел, чтобы познакомиться с соседями? Как докажешь, что тоже снял комнату? Учиха не меняя беспристрастного выражения лица, которого все еще не было видно за капюшоном, вытащил небольшой ключ из-под полы плаща и кинул его в нее. Яманака в начале растерялась, но рефлексы шиноби сработали исправно — блестящий кусочек металла сверкнул у нее между пальцев и скрылся в ладони. — Проверяй, — холодно произнес Итачи, так и не двинувшись с места. — Вот и проверю, — сощурилась Ино, упрямо сведя брови к переносице. И сразу же вставила ключ в замочную скважину. Учиха тихо хмыкнул: она так непредусмотрительно встала к потенциальному врагу незащищенным тылом, что разделаться с ней не составило бы никакого труда. Мысль об этом стала удивительно привлекательной. И даже прежние принципы почему-то утихли. Трудно постоянно притворяться хорошим, если состоишь в преступной организации. Дверь приглашающе раскрылась, заставив Яманака задумчиво замереть. Она еще не придумала, что сказать, как резко обернулась и обнаружила Итачи прямо у себя за спиной. Он оказался так неожиданно близко, на расстояния раскрытой ладони, что ее глаза удивленно распахнулись, а дыхание предательски сбилось. — Чт… — начала она говорить, но он перебил ее, положив руку на плечо и требовательно подтолкнув внутрь темного провала комнаты. — Заходи, — негромко, но с угрозой в голосе произнес Итачи. — С какой это стати? — Яманака яростно начала сопротивляться, приняв его за какого-то психа. И поняв, что обычным отпихиванием ничего не добьется, вложила в удары чакру, и тут же изумленно застыла, когда занесенную руку легко перехватили и, одним четким движением развернув ее, заломили за спину. — Так ты шиноби!.. — воскликнула Ино, вмиг собравшись и меняя тактику, но все ее попытки вырваться оказались тщетны — в бою шиноби клана Яманака ужасны. Единственное их достоинство — это ментальные техники, которые эффективны только при поддержке союзников, обеспечивающих безопасность. Но рядом с ней никого не было, а противником оказался сам Учиха Итачи. Капюшон спал с его лица во время этой смехотворной стычки. Она его узнала почти сразу, раскрыла рот в немом вопросе и сникла в его руках, крепко удерживающих ее запястья. Ино наверняка прекрасно знала, на что он способен и правильно рассчитала свои шансы против него — настолько минимальные, что даже обидно. — Акацуки… — дрогнувшим из-за пробудившегося страха голосом произнесла она, покорно замерев и будто бы ожидая своей участи, но Итачи видел, как она осторожно пыталась заглянуть в коридор, надеясь увидеть там своих сокомандников. — Что Вам нужно? Учиха сверху вниз смотрел на ее побледневшее лицо, выцветшее без прежних ярких эмоций и растерявшее недавний задор и воинственность. Она взволнованно кусала губы, стараясь не выдать бившую ее тело мелкую дрожь. Боялась, да так, что никак не могла совладать с неспокойным дыханием и давилась воздухом, словно только выловленная рыба. «Правильно ли то, что я делаю? — спрашивал себя Итачи, оставаясь внешне невозмутимым, а между тем в груди сердце колотилось с такой силой, словно пыталось сбежать. — Ненормально. Грязно… Когда я стал таким?» Разум твердил прекращать все это, вырубить куноичи и уйти, не привлекая лишнего внимания. Но Ино оказалась рядом с ним непозволительно близко. Нос уловил тонкий, едва заметный аромат, который сразу же проник во все его существо, заставив сглотнуть вязкую слюну и теснее сжать ладони на ее запястьях. Яманака болезненно сморщилась и застонала, заставив его ненадолго прийти в себя. — Зачем вы здесь? — коротко спросил Итачи, стараясь смотреть ей исключительно в испуганные глаза, видя, каким опасным чудовищем он ей казался. Может быть, даже лучше, если она действительно считала его монстром, тогда точно не будет ожидать от него ничего хорошего. — Мы… — она запнулась, удивившись вопросу, — возвращались с задания в Коноху, чтобы доложить госпоже Хокаге. — Видно, что не соврала, но закончить на этом было бы слишком просто. — И случайно оказались в одной гостинице с нами? — Итачи мыском сандалии подцепил дверь и с силой захлопнул ее, заставив Ино подпрыгнуть от неожиданности. Когда закрылся последний путь к спасению, они оказались в кромешной темноте комнаты, слыша только дыхание друг друга. Куноичи встревоженно заерзала, постаралась ненавязчиво вырваться из захвата, но в одно мгновение осознала себя тесно прижатой спиной к груди нукенина. — Не дергайся, — пригрозил он ей. — С-случайно, — сглотнув пролепетала Яманака таким тоном, словно ее пытались убить. Учиха же стоял вплотную к ней и понимал, что больше не в силах держаться. Никогда он еще не чувствовал себя таким взбудораженным, возбужденным только от одного аромата, которым насквозь была пропитана ее одежда, кожа и растрепавшиеся волосы. Воспоминания ярких летних и весенних дней в Конохе, наполненных этим же сочетанием сладких и нежных запахов рядом с ней в одночасье приобрели форму, перестав быть просто неясными силуэтами, мелькавшими в его сознании. Воссозданные картины оказались настолько четкими, что он почти поверил, что вернулся в те времена. Пальцы стиснулись на шее Ино, она захрипела и забилась, и он сжал руку сильнее и строго предупредил: — Останешься живой, если не будешь дергаться. — Что Вы собираетесь делать? — прошептала она хрипло и затихла. «Упасть еще ниже», — ответил он сам себе и прижался носом к ее затылку, убрав в сторону мешающий хвост. Как же одуряюще от нее пахло домом, таким далеким, закрытым от него. А ведь завтра она сможет вернуться туда, пройти по тем улицам, которые остались только у него в сознании, не понимая их истинной ценности для него. Она жила там, а он только мечтал туда вернуться. Сухой поцелуй у уха, там, где кожа наиболее тонка. Ино съежилась и зашипела, как встревоженная кошка, инстинктивно силясь отшатнуться от него, но Итачи удерживал крепко, и теперь уже сжал зубы на месте поцелуя, оставив после себя влажный блестящий след. Глаза привыкли к темноте, он почти отчетливо видел очертания ее тела и голые плечи, которые не давали ему покоя своей непозволительной открытостью. — Отпустите, не нужно этого делать, — вновь взмолилась она, надеясь затронуть его совесть, но слишком поздно. Ино для него именно то, что нужно. Куноичи только появилась перед ним внизу, а уже стала роднее и ближе всех тех женщин, которых он видел в борделях. Она несла в себе кровь народов, населяющих Страну Огня, в ее разуме господствовала воодушевляющая Воля Огня. Лучше и не найти для человека, который слишком долго находился вдали от своего края. — Я их убью, — выдохнул он исступленно, закрывая глаза и прижимаясь плотнее к ней, чувствуя, как ткань штанов обличительно натянулась. И она ощутила это и всхлипнула особенно громко, чуть не упав из-за подкосившихся коленей. Пожалуй, удобно то, что в первую очередь шиноби должен думать о сохранности жизней своих товарищей, об успешном выполнении миссии, а уже после стараться спасти себя. — А если обманете и все равно убьете? — все-таки осторожно спросила куноичи, боясь разгневать нукенина, от которого не знала, чего еще ожидать, когда он с намеком надавил ей на плечи, заставляя опуститься на пол у его ног. Его плащ упал перед ней, когда Учиха медленно обошел ее и остановился у перекошенного от внутренней муки лица. Она резко перевела взгляд в сторону, когда увидела его пах прямо перед собой и громко со свистом выдохнула сквозь плотно сжатые зубы. — Ты об этом узнаешь позже, — в глазах кроваво-алым сверкнул шаринган. Терпение Итачи, которое многим казалось неиссякаемым, сегодня все-таки закончилось. Каждая мышца ныла, словно от предвкушения, тело, желания которого постоянно жестко пресекались, в этот раз горело, будто объятое пламенем. И сердце перегоняло кровь настолько горячую, что, казалось, будто в венах его разлилась вулканическая лава. Повернуть все вспять теперь уже невозможно — ладонь Учихи властно легла Ино на макушку: пальцы запутались в волосах, сжали густые пряди, понукая повиноваться и поднять голову. Она смотрела на него затравленно, одним своим выражением изображая еще очень живую и робкую надежду на то, что все это только страшная шутка. Что уж, наверное, лучше смерть, чем подобное унижение, но Учиха вновь нетерпеливо дернул ее за волосы, и наконец дрожащие руки вцепились в штанины. Она на коленях придвинулась ближе, выпрямилась и потянула штаны вниз, почти не дыша. Итачи чувствовал ту невыносимую тесноту внизу, которая лишала рассудка. Налившийся кровью член, горячий и тяжелый, оттягивал ткань нижнего белья. Пожалуй, никогда ещё у него не стояло так крепко, как сегодня. Возбуждение было настоящим, не вынужденным, когда нужна быстрая разрядка. И уже не собственная ладонь ложится на ствол, а чужие пальцы, осторожно и дрожа, касаются разгоряченной кожи. Вновь слышится приглушенный всхлип и слезы блестят на нежных щеках. «Я ужасен», — думал он, откидывая голову назад, требовательно потянув за длинные пряди, чтобы наконец прекратила медлить. В ее же интересах, если это закончится быстрее. Сначала она коснулась его губами, всего на мгновение, а потом отшатнулась, словно обожглась, и тихо заскулила, в очередной раз моля отпустить. Уже не осталось сил терпеть невыносимый жар в чреслах и пульсирующее в мозгу желание поскорее уже почувствовать мягкость ее рта. — Прекрати, — он не помнил, чтобы у него когда-нибудь был подобный голос: угрожающе тихий с приглушенной нотой просыпающегося сумасшествия. Ещё немного, и он правда сорвался бы с цепи и переломил ей шею. — Давай, — и в этот раз приблизился сам, ткнувшись ей в щеку сочащейся смазкой головкой. Она сильно зажмурила глаза, из которых не прекращал литься поток слез. И уже даже не смотрела в сторону двери, смирившись с тем, что из сокомандников никто не явится спасти ее. И сами они никогда не узнают, что она уберегла от смерти их самих. Ино заторможенно повернула голову, облизала сухие губы таким же высохшим языком, медленно раскрыла рот, обхватывая в неровное кольцо мягкую головку. Вновь застыла, словно перед прыжком в воду, где скрывались острые камни, и, зажмурившись до боли в веках, двинулась вперед по стволу, растягивая нежную кожу. Смазка почти безвкусная, но причиной подступивший тошноты стала не она, а осознание того, что Яманака вынуждена делать. И не для любимого человека, а для нукенина, что вынудил ее так унизиться ради сохранения жизни. Так ли она теперь ценна, если собственное достоинство растоптано? Ино тяжело дышала через нос, почти задыхалась от того, как член бился об стенку глотки и нёбо, не имея шанса проникнуть глубже. То ли из-за страха, то ли из-за отсутствия опыта, куноичи не могла вобрать его полностью и только помогала рукой, осторожно надрачивая, ориентируя свои действия на те звуки, которые издавал нукенин. И пусть ее движения были неопытны, но Итачи, прикрыв глаза, действительно наслаждался ими, каждой клеточкой своего тела чувствовал неумелые и дерганные прикосновения куноичи. Во рту Ино восхитительно мягко и наконец-то влажно, больше член не терся по уголкам высохших губ, как по наждачке. И Учиха самостоятельно, схватив ее за лицо, толкнулся ей в рот, подстроившись под ровный ритм движений ее головы. Теперь все ощущалось по-другому — мокро, горячо и с громким звуком проникновения. Учиха чуть не задохнулся, когда, забывшись, Яманака зацепила возбужденную плоть зубами. В одно мгновение Итачи ощутил кольнувшую быстротечную боль и новую волну возбуждения из-за необычного чувства. Сдавленно зашипев, он увеличил число толчков, но все они были мучительно медленны, чтобы сполна насладиться каждым движением, отозвавшимся сладким прокалыванием по всему нутру. А потом она провела языком по выступившей, налитой кровью вене, по отзывающейся линии пульса. Хорошо, так чудовищно хорошо, что он чуть не кончил, едва не забывшись. И теперь Итачи осознал, что ему будет этого мало. Он не готов покончить с этим так быстро, когда в его руки попала куноичи, пробудившая настолько сильное желание, которого у него ещё никогда не возникало. Посмотрел на нее, словно в трансе сосущую его член, почерневшим из-за одолевающей его похоти взглядом, Итачи гулко сглотнул и со стоном вышел из ее рта. Ино быстро заморгала, наивно полагая, что ее мучения закончены, но тут же поняла, что поторопилась, когда Учиха, схватив ее за локоть, заставил подняться и потянул в сторону одной из кроватей. Колени Яманака ударились об перекладину и вновь беспомощно подкосились. Лицом вниз она упала на покрывало и не успела перевернуться, как Итачи уселся ей на сгиб коленей и задрал юбку. — Прекратите!.. — промычала она, брыкаясь изо всех сил, но нукенин надавил ей на голую поясницу, заставляя вновь уткнуться носом в постель. Итачи раздвинул ей ноги, жаркой ладонью скользнул по гладкому бедру прямо к центру, большим пальцем касаясь скрытого темной тканью входа. Чуть надавил, двинулся выше и резко вниз, и так несколько раз, пока не почувствовал, как выступила теплая влага. Она содрогалась под ним, словно в припадке, комкая в непослушных бесполезных руках покрывало. Разметавшиеся ее волосы скрыли покрасневшее из-за стыда и унижения перекошенное лицо. Яманака беззвучно рыдала, плечи сотрясались от каждого задушенного всхлипа, а чужая рука гладила упруго сжатые ягодицы до тех пор, пока не обрушилась на них звонким шлепком, заставившим напряженные мышцы расслабиться. Итачи еле удержался от второго удара, понимая, что все, что он сейчас делал, — это неправильно, чересчур, что-то из ряда вон, чего он совершенно от себя не ожидал. С уничтожающей рассудок похотью бесполезно сражались выстроенные годами принципы. И не верилось, что они смогли рассыпаться, как карточный замок, всего лишь из-за желания узнать, каково это — быть с женщиной из Конохи. Тут что-то не так… что-то с головой… Но стоило только указательному пальцу проникнуть в жар горячего нутра, как все мысли у Учихи разом отключились. Она сильно обхватила его стенками, сжав внутренними мышцами с такой силой, словно пытаясь вытолкнуть. Все лоно ее, как обжигающая печка, а влаги так безобразно мало, что палец двигался еле-еле. Ни капли возбуждения — с ее стороны только страх и стремление поскорее вырваться из его ловушки и убежать. И он проник в нее вновь, в этот раз сплюнув на ладонь и распределив слюну по краям входа, а уже потом внутрь, погружаясь двумя пальцами, беспощадно растягивая широкими настойчивыми движениями. В паху пульсировало, тяжелый член, скользящий по гладкому бедру, болезненно ныл, и давно уже хотелось покончить со всем этим и не мучить ни себя, ни ее. Под пальцами уже хлюпало, влажные от слюны и выделений костяшки ударялись об набухший клитор. Пальцы на ногах Ино поджимались, а зубы безжалостно вонзались в нижнюю губу, чтобы не издать больше ни звука, чтобы он не смел слышать, как ей плохо, чудовищно. А он и не слышал — в ушах стучала кровь, виски пекло, как будто от высокой температуры. И, обхватив свободной рукой член, нетерпеливо повел ладонью по стволу, растягивая кожицу, распределяя обильно сочащуюся смазку с покрасневшей головки. Надрачивал, заломив точеные брови в мученическом выражении, потому что оттягивание момента становилось невыносимым. И, резко выдохнув сквозь стиснутые зубы, снял футболку, вспотевшей кожей почувствовав, как прохладно в помещении и каким жарким оказался он сам. Нукенин наклонился к ней, влажным поцелуем обжег поясницу, забираясь руками под фиолетовый короткий топ, под бинты под ним к мягкой округлой груди. Он чувствовал, как ее кожа пошла мурашками, как Ино вновь зашевелилась, словно ожив, перестав притворяться умирающей, прижала локти к бокам, стараясь передавить его руки, но Учиха рывком приподнял ее над кроватью и перехватил поперек груди еще сильнее, крепко стиснув ребра. — Хватит… — сипло произнесла она, дергаясь, словно на крючке. — Молчи. — Ладонь двинулась вверх, сжалась на шее, ногтями до красноты поцарапав нежную кожу. Ино, захрипев, вцепилась в его руку своими дрожащими, выгнувшись в спине, отчаянно пытаясь расцепить его пальцы. Жестко перехватив обе ее руки одной, другой он обхватил себя за член и, придвинувшись ближе к выпяченным ягодицам, чуть опустился, ткнувшись головкой растянутого, сочащегося влагой входа. Провел членом по раскрытым розовым складкам, дразня больше себя, чем ее. И наконец нетерпеливо толкнулся на четверть, привыкая к новым ощущениям. Определенно, это совсем другое, чем брать ее в рот. Волной предвкушения прострелило все тело, Итачи толкнулся сильнее, проникая глубже, раскрывая рот из-за катастрофической нехватки воздуха, вошел легко, до упора, до прижатых к ее промежности тяжелых яиц. Пахом мягко ударился об упругие ягодицы, свободно скользя внутри нее по тесноте стенок, обильно смазанных выделениями. Внизу живота тянуло от томления, от приятно сокращающихся мышц, уха касались ее сбитые полуневменяемые вздохи. Вступив в Акацуки, Итачи считал себя таким же вором и убийцей, как и они, но никогда не насильником, а сегодня вполне мог расписаться под третьим пунктом, став окончательно тем самым ненавистным и презираемым преступником. И когда уже последняя граница оказалась стерта, уже не думал о том, что творил, а, зажмурившись, вдыхал запах ее распаленного тела, пряно-сладкого, смешанного с пыльными простынями и прохладой улицы. Резинка спала с ее волос и они разметались по сгорбленным плечам, спутавшись с темными волосами Учихи, выбитыми из сбитого низкого хвоста. Темное смешалось с белым, так же, как и оставшаяся светлая часть внутри него сдалась под натиском внутренних демонов. Быстро подмахивая бедрами, он судорожно толкнулся в нее еще несколько раз, чувствуя, как накрывает подступившим оргазмом, а перед глазами начинали прыгать темные мушки. Никогда еще не было так хорошо, и больше не будет — запретное сладко только в первый раз, а после превращается в грязную пучину, затягивающую с головой, словно прожорливая бездна, пытаясь высосать все хорошее досуха. Словно извиняясь, Итачи впервые очень нежно и ласково поцеловал ее возле уха, в последний раз вдыхая запах родного дома, вспоминая те благоухающие улицы ее квартала. Яманака испуганно завозилась, заерзала стертыми коленями по покрывалу, почувствовав, как легко выскользнул из нее его член. И коротко вскликнула, когда отточенным движением ребром ладони он ударил ее в шею. Глаза Ино закрылись, она глухо осела у его ног, прямо перед ним, тяжело дышащим, машинально доводящим себя до пика. Белое тело ее было таким трогательным, беспомощным, но, сильно зажмурившись, закусив нижнюю губу, он обильно кончил себе в руку, сцеживая сперму до капли, полностью опустошая себя, как мысленно, так и физически. Рассудок возвратился вместе с непомерной усталостью, Итачи выдохнул, незапачканной рукой разглаживая морщины на нахмуренном лице. Стоило ли это того? Ответа он не знал. Вытерев ладони об скомканное покрывало, неторопливо оделся, совершенно без мыслей, словно чья-то кукла, выполняющая машинальные движения. Под сердцем неодобрительно колола совесть и что-то другое, чему Учиха не смог дать определения. Но стыд и ненависть к себе настигнет его потом, а пока он торопился убраться, быстро, но профессионально заметая следы. Оправив одежду на Яманака, легко подхватил ее на руки, стараясь не смотреть на безмятежное заплаканное лицо, и подойдя к окну, болезненно дернувшись, активировал Мангекьё шаринган. — Аматерасу. Черный огонь мгновенно зажевал покрывало в своей прожорливой пасти и неукротимо распространялся дальше, обращая все в пепел. Пихнув створки ногой, Учиха разбил стекло и выпрыгнул на улицу, уже слыша первые тревожные крики. Он оставил Ино на безопасном расстоянии от горящей гостиницы, прислонив ее спиной к дереву и накинул сверху свой плащ, словно вновь извиняясь.***
Путь до следующей точки выдачи миссий от Лидера оказался утомителен не только из-за удушающей жары и безжалостного ветра, хлестающего по лицу. — Так почему Вы спалили гостиницу? — не унимался Кисаме, будучи сегодня особенно надоедливым. Он возвращался из красного квартала поздно ночью и вместо ожидаемой темени, всю дорогу его сопровождало ярко-алое пламя, озаряющее собой горизонт. И лишь приблизившись, он обнаружил у самого основания черные всполохи, которые погребли под собой всю гостиницу и тех несчастных, что не успели выбраться. Были среди них и два ниндзя из Конохи, которые помогали пострадавшим и безуспешно пытались потушить пламя. В пожаре пострадали и нехитрые пожитки Хошигаки, о которых он очень жалел. — Так было нужно, — коротко ответил Итачи, став еще более неразговорчивым, чем раньше. Он торопился как можно скорее приступить к миссии и выкинуть из головы образ светловолосой куноичи. — И все же Вам надо было бы в бордель. Это Вы из-за стресса такой нервный, — хохотнул Кисаме и сразу заткнулся, когда его прожгли насквозь таким страшным взглядом, который у Учихи он еще никогда не видел. — Понял, замолкаю.