E i dolci non aiutano

— Ушибы внутренних органов средней тяжести и… беременность, — врач осторожно водила катушкой аппарата по низу живота молодой женщины. — Можно Вас поздравить? — Беременность? Что? — та непонимающим взглядом уставилась на узистку, хлопая светлыми ресницами. — Все три теста были отрицательными. — Дорогая, мне ведь незачем обманывать Вас, — врач развернула к ней монитор, показывая изображение крошечного плода. — Вы беременны. Пациентка явно без особого энтузиазма кивнула, переведя растерянный взгляд на своего спутника, который буквально за шкирку притащил её на обследование после аварии, где она не особо-то и пострадала, только синяков много осталось. А теперь оказывается, что ушибы — ещё не самая большая её проблема. Что ж, похоже не стоило доверять тест-полоскам и провериться сразу после задержки. — Вам придётся остаться в больнице какое-то время, пока Ваше состояние стабилизируется. Мы должны убедиться, что Вам не понадобится операция в ближайшее время. — Я всё поняла, — она устало фыркнула, помассировав пальцами переносицу. За дверью ожидал её помощник, которому и предстояло решить все вопросы с размещением, а ей нужно было остаться наедине с виновником своего положения, чтобы решить, что делать дальше. Занзас, замерев рядом с кушеткой, непонимающе посмотрел на экран. Беременность? Это слово билось в голове и никак не хотело укладываться. Не было осознания. Джессо беременна? Его женщина ждёт ребёнка? Его ребёнка? Как и когда? Хотя, кажется, в последний раз они были небрежны. Мужчина переводит взгляд на безучастную Бьякуран и пытается понять, что же чувствует по поводу внезапной новости. Он будет отцом. А Ран… Сложно представить эту снежную королеву в амплуа милой и заботливой мамочки. Но. Он. Будет. Отцом. — Старика удар хватит, когда узнает, что станет дедушкой, — внезапно находится весёлая нотка в их ситуации, которую он и озвучивает насмешливо. Вот только взгляд совершенно серьёзен, с еле заметной ноткой растерянности. Занзас не знает, что делать с внезапной новостью. Кажется, их обоюдное времяпрепровождение зашло слишком далеко и дало неожиданные плоды. — Учитывая его особую любовь ко мне, можешь начать присматривать ему гроб уже сейчас, — она криво усмехнулась, вытирая живот бумажными полотенцами. — Не сомневайся, выберу самый лучший, — хмыкнул мужчина, всё ещё переваривая новость и наблюдая за действиями Джессо. Сложно было представить, что вот этот плоский животик скрывает в себе жизнь. Самостоятельно подняться вышло только со второго раза, но помощь она не приняла. Ни от врача, ни от спутника, выходя в коридор, чтобы отдать Кикё распоряжение забрать заключение и разобраться с размещением. Новость ей совершенно не нравилась, но она не успела даже полностью осознать ситуацию. Беременность. Впрочем, это вполне предсказуемый результат частых встреч с человеком, который неоднократно забывал про презервативы или выбирал их «на отъебись», не следя за размером, после чего они рвались при первой же попытке натянуть. Что ж, она была вынуждена признать, что её помощник справляется с подбором резиновых изделий куда лучше, чем, собственно, хозяин члена, на который они и подбирались. Уже в самой палате, куда её разместили после недолгой возни, она с отчаянием смотрела куда-то в пустоту перед собой, сжимая пальцами горсть мягких подушечек маршмеллоу. — Я не хочу его вынашивать, — тихо, но твёрдо заявила Ран, поразмыслив, чем ей это грозит. Она в любом случае потеряет, если это существо появится на свет. Либо здоровье, либо свободу — а и тем, и другим она дорожила. Возня с документами не заняла много времени, но это дало ему возможность обдумать новость куда лучше. Покатать на языке короткое и суровое «отец» и более мягкое «папа», примерить на альбиноску ёмкое «мама». И общее значение: родители, семья. И пусть вместе с этими словами возникает и множество проблем. Особенно со стороны «родни», но, наверное, всё же приятно иметь нечто большее с этой женщиной, чем просто встречи и секс. Ребенок — это как окончательное клеймо, что донна Джессо принадлежит ему одному. И это, внезапно, чертовски приятно. Поэтому её слова неприятно режут слух. И мужчина переводит на неё суровый взгляд. — Но будешь. Ты выносишь и родишь его, — чеканя каждое слово, проговорил Занзас. — Нет, — она покачала головой, даже не смотря на него. — Ты хоть представляешь себе, сколько проблем придёт вместе с ним? И, хочу напомнить, что он был зачат не на самую трезвую голову. Если он будет больным, что тогда? Что тогда будет? Ран говорила тихо, но голос был полон горечи. Она понимала, что если плод будет с пороками развития, её уже не примут за красивые глаза. А оставаться одной с больным ребёнком она не хотела. Отчего же такая стойкая уверенность в том, что малыш окажется нездоров? Она сама не была образцом здоровья и больше всего боялась, что тот родится таким же белым, получив в комплекте серьёзные проблемы со зрением, которые ничем не исправишь. Но здесь всё же велика была вероятность того, что ребёнку перейдёт больше от отца. Если он вообще будет жизнеспособен с тем, как жили его родители. Мужчина нахмурился. Зрачки сузились, на лице заиграли желваки — в его голове бились слова Бьякуран. Он понимал. Умом он понимал её доводы. Но в то же время это и его ребёнок. И его женщина. Она не может решить всё одна! — Плевать. Это наш ребёнок, Ран. Твой и мой, — рыкнул он. — И ты не можешь оборвать его жизнь, не дав и шанса. Я тоже в праве решать! Его затапливала злость. Она не посмеет этого сделать! Не сказать, чтобы он так сильно жаждал возиться с младенцем, но его, как и любого итальянца, воспитывали в осознании того, что семья важна, как и все её члены, что дети — самая важная часть. Какими бы они ни были. Она этого не понимает? — Ты не посмеешь его убить! — И что же ты сделаешь? Убьёшь меня? — она криво усмехнулась, повернув к нему голову. — Давай. Для меня это более предпочтительный вариант, чем моё уничтоженное здоровье. Я не хочу испытывать все эти прелести на себе, а потом ещё и возиться с результатом твоих трудов. Нет, она совершенно не понимала его стремлений. Вернее, не верила в них. Чтобы он и взял на себя ответственность, да ещё и за неё с ребёнком? Она даже представить этого не могла. Зато прекрасно представлялись куда более печальные картины. Ненависть со стороны его семьи, увеличение затрат, которые вместо дела теперь будут уходить на восстановление её здоровья и содержание ребёнка, а ещё уничтоженная ко всем чертям репутация. В последнем она, правда, была виновата сама. Сейчас ей вспоминалась собственная мать, которая всей душой её ненавидела и не хотела, но получила, потому что отец так решил. Впрочем, тот тоже никогда не уделял ей достаточно времени и внимания. Ей всегда приходилось искать его на стороне, зачастую демонстративными, а порой и аморальными выходками. — Привяжу тебя к кровати на все девять месяцев! — пригрозил, нависая над ней, но затем успокоился и сел на край кровати. — Женщина, это наш ребенок, каким бы он ни был. Ты так легко отказываешься от него? — он внимательно смотрел на неё, отмечая реакцию. Неужели эта гений интриг не понимает практически открытый текст его предложения? Не видит, что он согласен создать свою семью с ней, наплевав на мнение Тимотео. И даже общества. — «Каким бы он ни был»? Брось, ты сам-то в свои слова веришь? Ты, чьи интересы заканчиваются оружием, выпивкой, хорошей едой и сексом. Ах, да, ещё сном. Ты вообще в курсе, как ведут себя маленькие дети и сколько раз за ночь придётся просыпаться? Конечно, не в курсе. Потому, что кормить-то его мне придётся. Если вообще будет чем, — она швырнула всю пачку на пол, разбросав сладость по всей округе. — Ты сейчас предлагаешь мне пожертвовать собственным здоровьем ради набора клеток, терпеть девять месяцев все причуды организма, а потом ещё и года три своей жизни угробить на это беспомощное существо. Притом, что сам не потеряешь вообще ничего. Если ему мешала связано мыслить злость, то ей — страх. Она боялась остаться одной со всеми своими проблемами. Что тот попросту не признает ребёнка после рождения, если с ним что-то будет не так, ещё и ославить может, сказав, что она свой приплод где-то нагуляла. И ведь не оправдается ничем. Казалось бы, кому какое дело до её личной жизни, но Альянс с радостью воспользуется её уязвимостью, чтобы потопить. А оставить все дела младшей сестре и Кикё она попросту не могла. Было то, что зависело только от неё самой. И вооружённые конфликты могут и вовсе закрыть ей бизнес в нужных странах. — Не истери, — бросил мужчина, провожая взглядом пакет и думая о том, что той следует прекратить есть подобную гадость и перейти на нормальную пищу. — Женщина, я в курсе, что дети — это не только «набор клеток», как ты выразилась. Он недобро сощурился и посмотрел на неё: — И что значит «не потеряю ничего»? Ты что, думаешь, мне не от чего отказаться ради ребёнка? Или ты думаешь, что я стану «воскресным папашей», коим был Тимотео мне и моим братьям? Хочешь отобрать у меня право быть рядом с ребёнком? При всей своей гениальности она серьезно предполагает, что он откажется и станет таким же, как его старик? Да только в пику этому старому козлу, он будет цепляться не только за неожиданное дитя, но и за саму Джессо. Надо будет — действительно привяжет к кровати и насильно кормить с ложечки будет. Правда, возможно, не сам. — Я была таким же «желанным» ребёнком, — тихо проговорила Ран, откидываясь на подушку — из-за волнения прочие травмы дали о себе знать и закружилась голова. — Отец очень хотел себе наследника и запретил матери избавляться от плода. Но с наследником не свезло, родилась я. К тому же, мне передалось наследственное заболевание матери — я такая же белая «вампирша» и едва ли вижу без очков и линз. Он разочаровался во мне, как только понял, что у меня не только не тот набор половых органов, но ещё и со зрением проблемы. Нет, он не бросил мою мать и до последнего её любил, и у меня не было нужды ни в пище, ни в одежде. У меня было буквально всё, чего можно было пожелать. Кроме семьи. Они даже не обращали на меня внимания, оставив на попечение целого штата нянек и учителей. А я старалась. Я действительно старалась быть лучшей во всем, чем мне доводилось заниматься. Я хотела, чтобы мои родители гордились мной и хоть немного полюбили. Но я так и не смогла этого добиться. И я бы предпочла «воскресного отца», чем чужого человека, который даже ни разу не назвал меня своей дочерью. Я боюсь, что этого ребёнка постигнет та же участь из-за нашей с тобой безответственности. Что, если он родится больным из-за того образа жизни, что мы вели или моей наследственности? Ты сможешь принять такого ребёнка и назвать его своим? Или если это будет дочь, а не сын? Ты сможешь принять и полюбить ребёнка в таком случае? Ей совсем тяжело дышалось, но она всё же затихла, чтобы успокоиться. Капельница только напоминала о том, что и своё состояние она недооценила — всё оказалось хуже парочки синяков. Но страх никуда не уходил. Ран боялась и оттого спешила с решениями, чтобы поскорее избавиться от бремени собственных мыслей. — Я не уверена, что стану действительно хорошей матерью, — совсем тихо произнесла, пряча растерянный взгляд. — А мне нравится эта белая «вампирша», — Занзас протянул руку и убрал несколько прядей с лица женщины. Он усмехается с ноткой иронии: — Несмотря на всё, ты стала хорошей главой Семьи. И костью поперёк горла Альянса из-за этого, — и добавляет, позволляя ноткам горечи скользнуть в своём голосе. — Воскресным папашей Тимотео был для старших братцев. А я, как и ты, в его глазах был ущербным. Хоть и признанный наследник, но по-прежнему сын какой-то любовницы. Занзас не любил говорить об этом. Не любил вспоминать о том, что Тимотео предал собственную семью и завел интрижку на стороне, итогом которой стал он сам. И пусть мачеха прикрыла позор, растила как своего, но это не значило, что и любила как своего. Да и о своем происхождении узнал, будучи подростком, случайно или нет — уже не важно. — Моя мать была случайной любовницей. Одна ночь. Итог пред тобой, — кривая усмешка, больше похожая на оскал. — Тимотео даже не слушал её, когда забирал меня. Привёз в загородный дом, где практически всегда была его официальная жена. Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. — Ты будешь прекрасной матерью, — тихо и уже совершенно спокойно проговорил Занзас. — Лучше, чем были у меня. И не важно, кого родишь: сына или дочь. — Я тоже твоя случайная любовница? — она едва слышно усмехнулась, весело щурясь — похоже, паника немного отступила. Ей не столько был нужен ответ, сколько просто сбросить эмоциональное напряжение. Официальный брак её саму не очень-то прельщал, но и остаться одной с ребёнком на руках совершенно не хотелось. Такая мера могла бы решить многие юридические вопросы, если правильно составить контракт. Вот только согласится ли сам виновник торжества? — А насчёт моего положения… Я должна ещё подумать. — Ты моя постоянная, — усмехается Занзас, выводя всё в серьёзную шутку. И задумывается. А ведь действительно, только с ней он позволяет себе расслабиться и забыть о многом. В том числе и о какой-либо безопасности. Джессо действительно можно назвать женой. Он бросает на неё внимательно-задумчивый взгляд и кивает. — Отдыхай. Я пришлю кого-нибудь из своих парней, чтобы охраняли, — Занзас поднимается, целуя женщину в лоб. — А сейчас мне нужно идти и тоже подумать насчёт твоего положения.