Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен, вот в чем фокус... Михаил Афанасьевич Булгаков - Мастер и Маргарита
***
После съёмок для литературного конкурса «Живая классика» Дима Вразумихин, ученик восьмого класса средней школы, ходил как в воду опущенный. Он был рассеянным, постоянно что-то забывал и не мог сосредоточиться на одном деле. Его друзья и родители стали замечать, что с их сыном и другом происходит что-то неладное, но Вразумихин постоянно отнекивался, с невероятной ловкостью увиливая от дополнительных расспросов. На самом деле Дима сам не мог нормально разобраться в себе. Что же с ним происходит? Почему он так реагирует на свою учительницу литературы? Почему любое ее упоминание вызывает трепет в душе? Ответы на все эти вопросы он пытался найти. Впрочем, пока безуспешно. Сейчас он направлялся домой, как раз после школы. Сегодня вторник, и.... Вторник. Дополнительные с Софьей Семеновной, его учительницей литературы, которые очень удачно для него отменились. Черт! Почему все в этом мире постоянно напоминает ему о ней? К счастью, дополнительные занятия по русскому языку были отменены, иначе он бы попросту не смог провести с Софьей Семеновной наедине целый урок. Дима подошёл к пешеходному переходу. Из-за рассеянности, накрывшей его с головой в последнее время, он совсем забыл обратить внимание на светофор, который предупреждающе горел красным светом. Слишком поздно он услышал шум подъезжающего автомобиля. Вразумихин повернул голову, и яркий свет на мгновение ослепил его. За ним последовал сильный удар, тупой болью отозвавшийся во всем теле. Дима потерял сознание от резкого удара об асфальт. Его тело подобно поломанной кукле раскинулось на дороге. Из ран на виске и на груди сочилась кровь, стремительно окрашивая в ярко-красный его рубашку и расстегнутую куртку. Очки лежали тут же, с треснутыми линзами и сломанной оправой. Дыхание мальчика хрипло вырывалось из груди, было видно, что каждый новый вдох даётся ему все с бóльшим трудом. В этот момент из автомобиля, остановившегося недалеко от юноши, стремительно выбежала женщина, на лице которой был написан священный ужас. Софья Семёновна ехала домой в раздумьях. Её мысли были заняты ее учеником, Димой Вразумихиным из восьмого класса. Женщина не понимала, что с ней происходит. В начале года, когда ей только поручили математический класс, этот ученик порой даже раздражал ее своими постоянными вопросами. Сейчас же ей наоборот, хотелось проводить больше времени, охотно отвечая на них и помогая Диме. Он, сам того не замечая, заставлял ее улыбаться, словно светиться изнутри, излучая свою, особую энергию, чего с ней не происходило очень давно. Сегодня по плану у них было дополнительное занятие, но ей пришлось его отменить. Учительница русского языка и литературы опасалась, что ее простая симпатия к своему ученику может перерасти во что-то большее, а это было недопустимо. Общество никогда бы не приняло такую любовь, да и родственники Димы, она была уверена, тоже. О чем можно говорить, если она просто никогда не решиться ему признаться? Да и не будет этого делать. К чему бы такому умному и молодому юноше вообще думать о своей учительнице в таком ключе? Бред полный. Пока Софья Сёменовна пребывала в дилеммах о Диме, она совершенно забыла следить за дорогой, просто машинально удерживая направление ’’прямо’’ и не сворачивая. Из мыслей ее вырвал глухой удар чего-то тяжелого о капот автомобиля. Она резко подняла глаза и заметила какой-то силуэт, в тот же миг опустившийся вниз на асфальт. Внутри все мгновенно перевернулось, органы словно сжались и вращались в центрифуге. Представив худшее, женщина отстегнула ремень безопасности и вышла из машины, отдаленно продолжая пребывать в некой прострации. Для неё все происходило словно в замедленной съемке, будто густой туман в голове. На дороге действительно лежал человек. Юноша, совсем ещё школьник. Недалёко от его головы валялись сломанные очки, а одежда и асфальт в районе головы стремительно наливались кровью. «О Господи, - ужаснулась Софья Семёновна, подбегая ближе. - Кажется, я убила человека. Что же теперь со мной будет?» Однако когда она смогла разглядеть лицо пострадавшего, она вмиг будто посерела. Кожа побледнела, а глаза увеличились от удивления. Тогда учительница поняла, что сбить человека - ещё не самое худшее, что она могла вообразить. На дороге лежал Дима Вразумихин. Выглядел он, мягко сказать, неважно. На лице и висках кровоточили ссадины от падения на дорогу. На груди была рана, возле которой совершенно неправильно выпирало ребро, судя по всему, сломанное. Дыхание было редким и рваным, как будто что-то мешало дышать изнутри. У головы, в районе затылка, расположилось небольшое кровавое пятно. О внутренних травмах судить было нельзя, но их наличие было абсолютно очевидно. Софья Семёновна, увидев это, зажала рот рукой и присела. Частые вдохи, распахнутые в ужасе глаза, трясущиеся конечности, - все говорило о том, как она переживала. Она протянула два подрагивающих пальца, сложенных вместе, - указательный и средний - к месту на шее, где, по её предположениям, должна быть артерия. Секунда, другая. Ничего не происходило, и к горлу женщины начала подступать банальная истерика, как вдруг под пальцами прочувствовался удар пульса. Слабый, почти не ощутимый, но дающий хотя бы призрачную надежду на его жизнь. Учительница одернула руку и попыталась взять себя под контроль. Самообладание медленно возвращалось, помогая оценить ситуацию и дальнейшие действия. На улице, к ее удивлению, никого не было. Этот район считали пустынным, и одному богу известно, что Миша здесь забыл. Софья Семёновна не могла бросить Дима ученика здесь. Равно как и не могла позвонить в скорую. Что-то будто останавливало ее. Она приняла решение - везти Вразумихина к себе домой. У неё есть знакомый врач, Василий Алексеевич, которого она планировала попросить о помощи. Вася был ее другом ещё с университета, хоть и с другого факультета. Он не задавал лишних вопросов и мог молча сделать то, что просят, вот в чем был его главный плюс. Дальнейшие действия вызвали трудности. Комплекция женщины, а так же небольшой рост и вес с трудом смогли донести до машины бессознательное тело ученика. Однако ей удалось расположить его на заднем сиденье и занять водительское кресло. «Умоляю, только живи», - безостановочно крутилось у неё в голове. На город стали опускаться сумерки. Зима, темнело рано, и через несколько часов город будет погружён в кромешную тьму. Быстро ехать не получиться. Перед тем, как тронуться, Софья Семёновна взяла телефон и все ещё дрожащими пальцами набрала номер университетского друга. На другом конце провода трубку поднял хриплый, словно заспанный голос: — Да? Софья, что-то случилось? После этого вопроса ее будто прорвало. По щекам предательски потекли слезы, выплёскивая наружу накопившиеся за последние пару минут переживания. Она начала тихонько всхлипывать в трубку, прижав ладонь ко рту и изредка вытирая ей слезы. — Соф? — Да, да.., - она попыталась добавить уверенности в голос. - Вася, я сбила человека. Своего ученика. Они жив, Вася. Ты можешь помочь мне? Василий Алексеевич, если и был удивлен и шокирован, старался этого не показывать. — Помочь? Да-да, конечно. Ты ещё спрашиваешь, я всегда помогу тебе. Адрес все тот же? — Да, - ответила учительница, пристегивая ремень безопасности. - Заранее спасибо, Вась. — Обращайся. В трубке раздались короткие гудки. Софья Семёновна глубоко выдохнула и нажала на педаль газа, трогаясь с места. Дорога к её дому шла через леса. Сумерки были в своей основной фазе, лишая возможности нормального обзора дороги. Софья Семёновна ехала медленно. В один миг она протянула руку назад, к заднему сиденью. Нащупав руку Димы, она мизинцем ухватилась за его мизинец, на мгновение прикрывая глаза и тут же возвращаясь к дороге. Она взялась только за мизинец, морально поддерживая его и словно отдавая часть своих сил, при этом боясь взяться за ладонь. Словно она и наедине с ним боялась себя и своих чувств. Это касание было очень важным и для неё, и для него. Софья Семёновна регулярно поворачивалась назад, с беспокойством оглядывая Диму и словно надеясь на отсутствие плохих изменений. Она, прищуриваясь, вглядывалась в очертания деревьев вдоль дороги. Периодически накатывающие слезы застилали глаза. Было неудобно, очень, но его мизинец учительница не отпустила ни на мгновение. По приезде к дому она заметила стоящую возле него машину. Судя по всему, это была машина Васи. Софья Семёновна аккуратно подъехала и припарковалась. Она отпустила мизинец только чтобы выйти из машины, где ее встречал университетский друг. Он протянул ей руку и помог выйти. — Где он? - Василий Алексеевич решил сразу приступать к делу. — Сзади, - к глазам Софьи Семёновны вновь подкатили слезы, а голос дрогнул. Вася тоже это заметил. — Софья! Соф, слушай, не переживай, - он положил руку ей на плечо в попытке успокоить. - Я сделаю все, что могу, обещаю. Не плачь. Она кивнула, смаргивая слезы, и Вася, ободрённый этим, направился к задней двери. Он открыл ее и, осмотрев Вразумихина, похватил под колени и спину на руки, отрывая от кресел. Затем Вася развернулся к женщине и спросил: — Куда его? — В гостиную, - прозвучал ответ, и все направились туда. Разместив Диму на диване, Вася тут же направился к аптечке за всем имеющимся. Софья Семёновна, не сняв даже пальто, опустилась на колени возле дивана и снова взяла его за мизинец. Она дотронулась второй рукой до лба и убрала с него прядь слипшихся от крови волос, невесомо касаясь его губами и шепча прямо в кожу: — Прошу тебя, только выживи. Прошу... Подошедший Вася, застав эту довольно неоднозначную и странную картину, не дал знать об этом, а сразу приступил к обработке ран. Сначала видимые: ссадины, порезы, рассечения. В основном они были на ладонях и на лице. Затем он перевязал ему повреждённую голову и наложил тугую повязку на сломанное ребро. Сделав все, что было можно в нынешних условиях, Вася повернулся к Ларисе и сказал: — Небольшие ссадины, перелом одиннадцатого ребра, сотрясение мозга, и это то, что я смог определить. Стоит сказать, что вполне возможны разрывы внутренних органов. — Он выживет? - дрожащим голосом задала интересующий вопрос учительница. — Шансов мало, это правда, - начал Вася, но, заметив, как поникла и побледнела Лариса, добавил: — Но они есть. Вполне возможно, что он будет жить. — Спасибо, Вась, - прошептала она, смотря поблёскивающими глазами на него. - За все. Возле дивана, на котором спал Миша Савельев, они провели всю ночь. Миша то вздрагивал, то резко вдыхал, чем невероятно пугал их, заставляя поминутно проверять пульс. Ларисе удалось задремать под утро, но зимнее солнце разбудило её, играя лучами через оконное стекло. Вася тоже проснулся. Первым делом он потянулся к артерии на шее Миши. Однако когда выражение его лица сменилось на встревоженное, а потом и на испуганное, Лариса взволновалась. Вася двигал пальцами по шее ещё в течение минуты, ничего не объясняя. Наконец он оторвал их от кожи и поднял глаза, наполненные ужасом, на Ларису. В ту секунду она все поняла. Поняла, что они не спасли его. Что ему больше не больно. Миша Савельев умер, так и не придя в себя. И в этом виновата она. Осознание этого далось ей очень тяжело. Внутри была пустота, словно кто-то с мясом вырвал кусок души и выбросил, подобно бесполезному мусору. На глаза вновь навернулись слезы, а плечи стала сотрясать невидимая нервная дрожь. Она только что, фактически, собственными руками убила человека, которого в тайне любила. Действительно любила, так, как могла только она: искреннее и чисто. У неё было много воспоминаний, связанных с Мишей. Вот он смеётся на перемене с девочками из класса. Вот на уроке, пытаясь сделать это незаметно, украдкой ест свои любимые лимонные конфеты. А вот на уроке литературы старательно пишет сочинение, высунут от усердия кончик языка. Она просто не могла поверить, что всего этого больше нет. Вася, видя происходящее, только покачал головой. Он аккуратно развернул женщину за плечи, отрывая её ладони от заплаканного лица, и прижал к себе. Врач тихонько поглаживал ее по спине, чувствуя, как его футболка у шеи становится влажной от соленых слез. Они не знали, сколько просидели так вместе, обнявшись на полу возле дивана. В какой-то момент Лариса Анатольевна отстранилась, склонившись над Мишей. Его бесстрастное, расслабленное и бледное лицо не выражало никаких эмоций. Учительница прикрыла глаза, и пара капель упали на его щеки из-под её век. Вася перехватил ее за локоть, медленно кивнул в сторону двери и шепотом предложил: — Пойдем на кухню. Тебе нужно успокоиться. Она кивнула в ответ и встала, позволив отвести себя в соседнюю комнату. Пока Василий Алексеевич что-то доставал в шкафчике, Лариса Анатольевна приготовила два стакана и опустилась на стул, облокачиваясь на деревянную спинку. Врач развернулся, держа в руках коробку с какими-то таблетками и графин с водой. На неозвученный вопрос он ответил: — Это успокоительное. Выпей, тебе сейчас пригодиться. - видя, что она хочет поспорить, добавил, - приказ доктора. Губы учительницы дрогнули в слабом подобии улыбки, и она приняла стакан с таблеткой, проглотив её и запив водой. Они оба молчали, не зная, нужно ли вообще что-то говорить. Тишину нарушила женщина. — Я должна позвонить его родителям. Будет лучше, если они узнают об этом от меня, чем меня найдёт полиция с собаками. В глухой тишине её голос звучал устало, вымученно. И Вася, как бы ни хотел помочь своей подруге, понимал, что этот вариант - наилучший из всех возможных. Он, скрепя сердце, протянул ей телефон Савельева, который ему удалось достать из его запачканной куртки. Учительница приняла его с полным осознанием того, что обратной дороги нет. Яркость на мобильном была минимальной, и, увеличив ее, Лариса Анатольевна увидела с десяток пропущенных звонков от мамы, одноклассников и даже некоторых учителей. Пароль для разблокировки не понадобился - только смахнув уведомление о звонке матери Миши, она начала вызов. Вася понимал, как она переживает, поэтому осторожно переплел ее пальцы со своими, оказывая посильную поддержку. На другом конце провода ответили буквально за мгновение. — Миша! Миша, господи, родной, где ты был? Что с тобой случилось, где ты сейчас? Все в порядке, ты цел? Голос мамы Миши, Людмилы, вновь напомнил Ларисе Анатольевне о ее сыне, но она смогла взять себя в руки и, прочистив горло, сказала: — Здравствуйте, Людмила. Меня зовут Лариса Анатольевна, я - учитель русского языка и литературы вашего сына. Вам нужно приехать, это очень важно. Мой адрес - улица Печоринская, дом 22. Это частный сектор. В трубке повисло молчание. Через минуту женщина ответила: — Я приеду через полчаса. Вы скажете мне, что с моим сыном? Ее голос дрожал, выражая неподдельное беспокойство и переживание за своего близкого, родного человека. Стоило Ларисе Анатольевне представить, что будет с Людмилой, узнай она о состоянии сына, как противная тошнота подступила к горлу. — Да, - единственное, что она смогла выдавить. Пошли короткие гудки, и она отстранила телефон от уха, откидываясь на спинку стула и взглядывая на Васю, взглядом спрашивающего о произошедшем разговоре. — Она приедет через полчаса. Я не знаю, что со мной будет, Вась... — Все будет хорошо. Я тебе обещаю. Он сжал ее руку в своей крепче, прекрасно понимая, что хорошо уде ничего не будет. Лариса Анатольевна тоже понимала это. Но снимать розовые очки порой очень трудно, особенно если они разбиваются внутрь, впиваясь стёклами в глаза. Ей хотелось верить, что все будет хорошо, она цеплялась за эту призрачную надежду и черпала оттуда силы. Полчаса пролетели незаметно. По прошествии этого времени в дверь раздался звонок. Он повторился ещё несколько раз, отрывисто и рвано. Сидящие на кухне встрепенулись и посмотрели друг на друга, как будто что-то решая. Кивнув чему-то своему, Вася встал со стула вместе с Ларисой и отправился в прихожую, открывать. Замок щелкнул, и оба неосознанно набрали полные легкие воздуха, словно перед прыжком на глубину океана. Дверь отворилась, представляя перед врачом и учительницей взволнованную женщину. Она была растрепанная и встревоженная, волосы были собраны в небрежный хвост, а макияж отсутствовал. Людмила осмотрела стоящий перед ней и нетерпеливо спросила: — Ну, теперь вы можете, наконец, сказать, что с Мишей? — Он погиб, - мгновенно выложила Лариса Анатольевна, опуская взгляд в пол. - Его сбила машина. Мы сделали все, что могли, но он скончался сегодня утром. Я соболезную вам, Людмила, я понимаю, вам тяжело... — Кто это сделал? - не дожидаясь окончания реплики, спросила Савельева. - Кто? Ее руки подрагивали, было видно, что женщина находится на грани истерики. И не сорваться в неё ей помогает только жгучее желание узнать, что на самом деле произошло с её сыном. — Я. Лариса Анатольевна знала, что не может потерять что-то ещё. Солгать значило для неё потерять саму себя, что было страшнейшим на свете. Мама Миши Савельева распахнула глаза и отступила на шаг назад. Все её эмоции угадывались по лицу : шок, неверие, ужас, ярость... Гнев закипал в ней, поднимаясь по позвоночнику выше, через кровь добираясь до каждой клетки организма. — Вы...! Вы! ,- она хватала воздух ртом, силясь выдавить хоть слово. - Да как вы могли! Он, он так хорошо о вас отзывался, говорил, что вы интересно ведёте уроки, даёте ему дополнительные, а вы! Я вас засужу за то, что вы сотворили, так и знаете. Вы заплатите за это. Тварь! Буквально выкрикнув последнее слово, она подскочила ближе и наотмашь ударила Ларису Анатольевну по щеке. — Вы заслужили это. Будьте прокляты! - гневно процедила она и выбежала из дома в машину, где смогла дать волю чувствам. Лариса Анатольевна и Василий Алексеевич смотрели ей вслед. Учительница прижимала к лицу руку, пытаясь смягчить боль, обжигающую кожу. Она почувствовала на руке что-то тёплое и отстранила ее. На ней были небольшие капли крови. — Вот черт, - проговорил заметивший эти манипуляции Вася. - У неё кольцо было на руке, им и задело. Пойдём, я обработаю. Перекись водорода неприятно щипана ранку, но помогла обеззаразить. Теперь на ее месте красовался лишь бежевый пластырь, лишний раз напоминающий о случившемся.***
Дальнейшие дни прошли как в тумане. Через три дня Мишу похоронили. С того самого момента Лариса Анатольевна словно начала сходить с ума. Ей постоянно мерещились незнакомые люди, с суждением смотрящие на неё и показывающие пальцами, усмехаясь. К учительнице снова и снова возвращались ужасающие воспоминания о пережитом событии, её преследовало чувство тревоги и депрессия. Порой она могла по нескольку дней не выходить из комнаты, уставившись в стену. Лариса Анатольевна не могла сказать, когда она последний раз была полностью уверена в себе и своих действиях. Происходящее с ней вынудило ее на время уйти от работы в школе, с детьми, на больничный Из-за прошедшего события она стала напоминать лишь бледную и посеревшую тень самой себя, оставшуюся не жить, но существовать. Она не спала ночами - сон просто не шел. А если и приходил, то вместе с кошмарами, раз за разом затягивающими все глубже в омут. С ними приходил и Миша. Осуждающе смотрел, качал головой, но ни разу ничего не говорил. Ссадины и царапины на приходившем во сне человеке говорили о том, что он прекрасно знает, что произошло, и по чьей вине его больше нет. Взгляд был пронзительным, прошивая до костей и смотря прямо в душу, вытаскивая наружу все самые страшные секреты и тайны. Однажды Лариса Анатольевна ехала на машине в супермаркет. На подъезде к парковке она заметила две машины, столкнувшихся нос к носу в аварии. Машина ГИБДД стояла возле них, освещая сигнальными мигалками пространство. Это заставило в голове учительницы что-то щелкнуть. Она ощутила беспричинный страх, волнами накатывающий на неё и полностью захватывающий с собой. Паника подбиралась прямо к горлу, вставая поперёк и лишая дара речи. Руки женщины начали подрагивать, удерживая руль автомобиля в одном положении. Представив необратимое, Лариса Анатольевна резко нажала на тормоз, остановившись и попытавшись вернуть самоконтроль. Безуспешно. Дыхание женщины стало отрывистым и рваным, каждый новый вдох давался все с большим трудом. Грудная клетка шумно поднималась, а сердце внутри словно норовило выскочить, увеличивая свой темп. В один миг грудь прошила резкая боль, подобная железному обручу, сжимающемуся вокруг неё сильнее с каждой секундой. Перед глазами все плыло, силуэты людей и машин сливались в один. Звуки извне доносились до женщины словно через слой ваты, несмотря на то, что были громкими. Учительница остановила машину прямо на проезжей части, и недовольных находились много. Видя, что реакции на их действия нет, люди стали выходить из машин. Кто-то понял, что, возможно, что-то могло произойти, и девушке нужна была помощь. А помощь была действительно нужна. Успокоиться не получалось, чувство тревоги, паники и страха увеличивалось с каждой минутой, подобно цунами, накатывающего второй волной. Только сейчас и здесь за ней шла третья, четвёртая, пятая... В окна уже стучали люди, видя, что женщине плохо, но Лариса Анатольевна не реагировала на них. Такое случалось с ней впервые, и сейчас она пыталась побороть страхи и преодолеть невидимую стену паники. Сумев немного восстановить самоконтроль, Лариса Анатольевна протянула пальцы к дверной ручке и отворила ее, впуская в салон автомобиля свежий уличный воздух. Запах дождя и травы ударил в лёгкие, заполняя их и внося в сознание ясность. Она обвела взглядом стоящих возле неё обеспокоенных людей и прошептала, с трудом складывая слова из отдельных букв: — Все... в порядке... Ей помогли, дали бутылку воды и успокоительного, вызвали такси до дома. Только расплатившись и войдя домой, она поняла, что в магазин так и не зашла. Мышь в холодильнике повесилась уже раз двадцать. О случившемся на парковке она рассказала Васе в тот же день. После недолгого молчания в трубку он вынес вердикт: — Это паническая атака. Она произошла из-за того, что ты увидела аварию, и твой мозг ассоциировал ее с произошедшим с тем юношей. Мой тебе совет, Лариса, - тебе нужно отпустить его. Вернуться в привычный ритм жизни. Я не знаю, что было между вами, вижу, как много он для тебя значил, но нужно идти вперёд. Лариса Анатольевна повесила трубку. Она и так прекрасно знала все то, что говорил ей Вася. Но не могла. Единственное, на что она была сейчас способна, - пойти спать. На удивление, сон пришёл быстро. Сновидений не было, и учительница было подумала, что ей наконец-то удастся выспаться, как возле неё возник Миша. В виде духа, лишенного плоти, почти прозрачного. Он опустился около неё, смотря сверху и улыбаясь. Его рука коснулась её волос, медленно перебирая темные пряди. А на лице по-прежнему играла солнечная улыбка. Зрительный контакт, негласно установившийся между ними, никто не стремился нарушать. Лариса Анатольевна протянула было руку к нему в попытке потрогать, но ощутила лишь воздух. Миша ответил на это действие лишь грустной улыбкой. Вдруг он приоткрыл губы, и изо рта стали вылетать слова песни. Его голос был на удивление мелодичным, низким и бархатным, перекатывая слова на языке. Песня казалась знакомой, но учительница не могла понять, откуда она знает её.И тебе приснится целый мир без меня Ну а я буду рядом пока ты не проснёшься И если ты вдруг улыбнёшься во сне Значит песня живет для тебя-а во мне...
За последними словами Миша переместил руку с мягких волос на лоб, надавив на него двумя пальцами, словно пытаясь вытолкнуть Ларису Анатольевну из тела. В тот же миг она проснулась, резко присев на кровати и шумно втягивая воздух. Она поднесла одну руку ко лбу, а вторую - к волосам. Туда, где только что были его руки. Но наткнулась лишь на холодную пустоту, навеваемую уличным воздухом из открытой форточки. Такую же холодную, как и она сама внутри. Миша больше не приходил к ней во снах, лишь наблюдая за любимой им когда-то женщиной издалека. Но Лариса Анатольевна не смогла забыть его. Вася пытался помочь ей, отвлечь, но каждый день, стоило ей очутиться в постели, в голове снова всплывали те строчки, спетые им однажды в ночи, и все повторялось.Оказывается, розовые очки разбиваются внутрь очень больно.
***