- Я к вашим услугам!

Тихо потрескивал огонь в темно-кирпичном камине. За затворенными ставнями небольшой комнатки завывала вьюга. Последний зимний месяц, холодный и жуткий. Но не для Николая и Петра, не сейчас. Они спокойно сидят на креслах подле потрескивающихся, обугленных палений. Тепло заполняет комнату с поскрипывающими полами, ровно, как и красивый, но уже всем надоевший, тенор рыжеволосого парня. Он вечно что-то говорит, посмеивается со своих же шуточек и мило улыбается, почти на каждое же слово. Это забавное зрелище: он жестикулирует изящными и худыми руками, уже и не привычно, без кожаных перчаток, сидит подогнув ноги, в одних брюках и рубашке с расстегнутыми первыми пуговицами, чуть выказывающими ключицы. Да-с, прекрасен и загадочно чуден. Ну а Ставрогин все так же суров на лицо, с чуть растрепавшимися после зимнего ветра, локонами, одет обычно, в пиджаке и тих. Но это и привлекает в нем интерес того болтающего паренька. – Угомонитесь уже, – прерывает его грубоватый голос, – вам вина или чего покрепче? – остановившись напротив камина вопрошает мужчина. – Лейте водки! – воскликнул демонстративно смеясь Петр, – Право, я ни сколь от спирта не пьянею, – убедительно буркнул он, сам зная, что ложь. Но Николай лишь пожал плечами и подойдя к столику, взял бутылку с прозрачным алкоголем и по два граненых стакана. Так же, на небольшой столик перед парой кресел, на одном из которых вновь возобновили неважные монологи, он поставил блюдце с нарезанным лимоном и графин обыкновенной воды. Устало вздохнув после суетливого дня, темноволосый мужчина упал в кресло, хрустя первыми шейными позвонками и снимая стесняющий движения пиджак. Склонившись вперед, он откупорил прозрачную, округлую пробку бутылки и плеснул по полстакана спиртного каждому. – За последний зимний месяц, – усмехнулся Петр, чокаясь стаканами и залпом выпивая высокоградусный алкоголь, тут же жмурясь от крепости и закусывая кислым лимоном. – Да-с, больше тостов не нашли, – тяжко вздохнул тот и лишь чуть пригубил горящей воды, отставляя стакан и скрещивая руки на груди, дивясь видам того, как уже под шафе, Верховенский потирает лоб и жует лимон. И ведь видно то, как он тщательно скрывает свое, и так резко накатившее, состояние. – Еще ль изволите? – с насмешкой вопрошает Николай, сдерживая смех от покрасневшего лица со смутом в красивых глазах. – Благодарю-с, – неумело играет трезвость парень. Его голова уже еле держится, в ноги бьет градус, горячит лицо до красноты щек и мутит виды комнаты и мужчины в кресле, уже спешно наливающего ему вторую порцию. – За что пьем в этот раз? – А знаете, Ставрогин, я еще не придумал… – резко сменил тон под конец предложения Петр. Он безуспешно пытался что сообразить, что сопоставить из алфавита, но мысли были безвозвратно путны, – Но знайте, знайте, я всегда к вашим услугам, Николай, всегда-всегда! – и со звучным выдохом, морща брови, осушил он еще один стакан, пока его собеседник выпил лишь чуть. Звонко ударил о стол граненый стакан, когда его поставили на место. Петруша уже сбито дышал, зарывался рукой в рыжеватые волосы, жмурил глаза и в попытках нащупать маленькие пуговицы бежевой рубашки, пуще их расстегнул. Потерев глаза, он откинулся на спинку бусого кресла, тут же сползая по нему чуть вниз. – Вы в порядке и трезвы? – полюбопытствовал темноволосый, присаживаясь на край своего кресла, будто готовясь встать и помочь тому, если что. – Абсолютно. Но знаете, – тут он начал какие-то неумелые телодвижения, чтобы встать и подойти, – я еще раз вам повторюсь, – Верховенский, путая ноги, подошел к креслу где сидел Николай, склонился к его уху и прошептал, – я к вашим услугам. Вы мой идеал, вы Богу подобны! – Прекращайте этот треп, – пытаясь его оттолкнуть, похлопывая по плечу, спокойно говорил малоэмоцианальный мужчина. Но тот все продолжал свои речи: – Нет, нет, вы услышите. Я буду вашим гонцом в любом часу если того будет угодно. Я к… – Ставрогин цыкнул, не желая этой ерунды выслушивать и дальше, и схватил того за воротник рубашки, сжимая его до белых костяшек, натягивая на себя и резко целуя. Сказать, что Петр этого не ожидал – ни сказать ничего. Он ожидал любого, пощечины, удара, крепкого слова, но не этого. Парень и сообразить не успел, не успел глаз при крыть, как ловкий язык Николая уже переплетался с его, делая губы влажными и заставляя не вольно всхлипывать в чужие губы. И спустя пару невнятных секунд, мужчина прикусил его губу, заставляя всхлипнуть глуше и попытаться отстранится. Но ему этого не дали сделать, грубо запустив руку в густые волосы и чуть сжав их. Не сильно, но дерзко. И настойчивость передавалась в грубый поцелуй, который все настойчивее углубляли. У Петра задрожало все тело: руки, что до скрежета ногтей сжимали обитые шелком ручки кресла, ноги, что подкашивались, падая на чужие. И вновь им была предпринята попытка отстранится, но Николай лишь прерывал поцелуи на то, чтобы повернуть голову и проникнуть языком глубже. И вот, чужая рука разжала хват на волосах, незаметно перебираясь на поясницу и худую талию, но лишь для того, чтобы наказать парню сесть сверху. И кресла подстать желанию были широки. И ничего, почти не разумеющему, Верховенскому, не оставалось другого. Он сел сверху на ноги Ставрогина, но боялся. Боялся шевельнутся. Тогда его насильно усадили, и уже стало ощущаться чужое возбуждение сквозь плотную ткань брюк. От этого парень только раскраснелся и все-таки отстранился от чужих губ, перемещая руки на широкие плечи, сжимая уже их, уводя взгляд и тяжко, прерывисто дыша прямо над ухом мужчины, от чего тот явно возбуждался все сильнее. – Чтож вы творите, Николай, – дрожащим и таким женским, смущенным голоском вопрошал, не поднимая головы парень. – Сами же говорили, что к любым услугам, – хищно усмехнулся темноволосый, поворачивая его голову в свою сторону и всматриваясь в мутные глаза, с накатывающимися на них слезами от жара, бьющего лишь сильнее и сильнее с каждой секундой. Ставрогин погладил его скулу тыльной стороной ладони, после чего медленно провел большим пальцем по губам, ощущая, как все его тело уже пробивало жуткой, ему не ясной, дрожью. Но вдруг, она усилилась еще пуще, когда мужчина положил руки на его бедра, сжимая их ладонями и тихо прошептал грубоватым голосом: «двигайся». Но пришлось Николаю повторить наказ дважды, сжав руки еще сильнее, чтобы тот наконец понял, что от него хотят и начал медленно двигать бедрами. Петр видел эту кривую, довольную ухмылку смутно, но ощущал все очень отчетливо. Ощущал, что уже и сам не может ждать, хочется избавится от давления ремня брюк по скорее. Но он и боялся, хоть и был пьян, хоть и при трезвом рассудке мог намеками говорить о таком, но ведь не более. Такого он никак не ожидал. И видел лишь в редких фантазиях по ночам. Он двигался небыстро, все смущаясь, но словно делал это ранее, хоть это и не было таковым. Выгибал поясницу, потираясь о чужой пах и от этого закусывал щеку изнутри, чтобы не простонать ненароком. Но у Ставрогина явно азарт только начинал разыгрываться, и он вновь провел пальцем по чужим, влажным губам, приоткрывая рот и проскальзывая ими по языку. Верховенский глухо всхлипнул от неожиданности действий, но по приподнятым бровям и все сжимающимся пальцам на его ягодицах, понимал, что не может остановится. А мужчина и рад потешатся, медленно двигая пальцами во рту, имитируя всем ясные движения. Но в его голову вдруг резко пробило дрожью и жаром, но не спиртным, когда парень сам начал облизывать его пальцы, обводя языком каждую фалангу и чуть сжимать губы. Николай звучно сглотнул и притянул того в резкий поцелуй. На этот раз парень уже сам проявлял некую инициативу. Сквозь дрожь в руках, он коснулся ими щек Николая, переставая двигаться. А руки партнера уже спешно, не разрывая действа, расправлялись с оставшимися пуговицами бежевой рубашки, окончив и стягивая ее с худых и узких плеч. Разорвав поцелуй, Ставрогин вновь схватил того под бедра, усаживая только ближе к себе и припал губами к тонкой шее, грубо закусывая кожу, оттягивая ее и зализывая, оставляя пурпурные следы. От этого, парень тихонько постанывал и тяжело дышал, уже сам зарываясь длинными пальцами в густые, темные волосы. И стоны этим женственным голоском врезались в сознание так сильно, что остановится было невозможно. И мужчина уже искусал все ключицы и шею. – Но з…зачем вы, – хотел было его спросить парень, но его перебили сразу же. – Вы уже достали попусту болтать. Или вам не хочется? – Х.. хочется… – тихо прошептал парень, уводя глаза. – Вот и все тогда. – Но вы можете не быть таким грубым, п…пожалуйста… – В каком же плане? – Когда будете, – но Петр замялся продолжать ответ. – Гм. Неужели вы подготовились? – Ну я просто знал, что выпью и… и да. От этой неожиданности, Николай просто усмехнулся и вновь впился в чужие, искусанные губы. На поцелуй резво отвечали. И пока парень был им занят, мужчина чуть привстал, подхватив того, понес до кровати в углу комнаты. Да и та не особо на кровать походила, но уместится на ней было можно. И Петра туда уже положили, даже успешно нависая над ним. Николай отстранился, переводя дыхание и смотря в кристально-голубые, глубокие глаза. – Тогда, для начала, посмотрим, как вы хороши, – и с этими словами он резко раздвинул его ноги, пока еще в брюках, нагибаясь, и словно проверяя его растяжку. Верно. Это он и надумал сделать. И когда тот понял, что его все устроит, ведь Верховенский был худ, изящен и гибок, наконец принялся расстегивать чужие штаны. И когда мужчина делал это, бедный Петр почти проваливался в гроб от смущения, но это смущение быстро убрали иными ощущениями. Когда Николай обхватил пальцами его член и почал ими быстро двигать, тело пробило дрожью от амбивалентности непривычного удовольствия. И он, не выдержав, издал громкий стон, затем всхлип, но быстро закусил палец чтобы не было громко. На это Ставрогин лишь усмехнулся, ускоряя движения рукой по всему органу, сжимая пальцами головку. – Красивый ваш голос, – склонившись к уху прошептал мужчина. И от его томного голоса хотелось стонать только громче. А тот это и понимал, и пользовался этим, – Но я заставлю его сорвать, – с этими словами он прикусил мочку уха, вновь прикусывая кожу на бледной шее, и оставляя дорожку влажных поцелуев. – Нгхаа… – выстонал парнишка от купы ощущений ударяющих в голову. Не прекращая движений левой рукой, Николай вновь скользнул пальцами другой, меж влажных губ, заставляя того посасывать их, оставлять слюну. И Петр делал это старательно, умело. – Вы так хорошо делаете это, неужто уже… – Это не считается, – смущаясь ответил парень, не намереваясь раскрывать своих пьяных секретов. Усмехнувшись, мужчина вынул пальцы изо рта, убрал руку и закинул чужую ногу себе на плечо, переплетая их пальцы на свободной руке и вдавливая их в немягкую кровать. И вот, он наконец перестал томить его, медленно введя один палец в пульсирующие колечко мышц. Петр закусил губу, откинул голову и вздрогнул. Но этакая реакция удовлетворила Николая, и он незамедлительно начал двигать им. Поначалу не быстро. Но Верховенский не говорил о том, что ему больно, что и дало возможность партнеру добавить и второй палец. Хоть от слюны смазка и не была достаточной, неприятных ощущений и впрямь почти не было. А особенно тогда, когда мужчина, случайно, задел чувствительную точку. Тогда парень зажмурил глаза и прогнулся в пояснице, и с губ его слетел громкий стон. – Так вот где, – тихо усмехнулся мужчина, уже быстрее двигая длинными пальцами, вбиваясь до самого их основания, как можно глубже и задевая простату. Это все заставляло парня молить своими стонами о большем. Его грудь вздымалась от частых вдохов не хватающего воздуха, ноги сковывало судорогой. Он никогда не ощущал ничего подобного. И его услышали. Ставрогин вынул пальцы, спешно принимаясь расстегивать свои брюки, пока бедный Петр тяжело дышал, положив руку на глаза, с которых стекали слезы удовольствия. И вот наконец, наконец то, чего оба уже так томно ждали. Убрав выпавшие пряди темных волос за ухо, мужчина приставил головку члена к колечку мышц. Он развел ноги Петра, поддерживая их под коленями. Он медленно ввел немаленький орган до самого конца в податливое и худое тело. – Ахх, – выстонал Верховенский тонким голосом, откидывая голову, путая руками волосы и закусывая губы до крови. Чуть подождав и сделав несколько медленных движений, Николай понял, что тому не доставляет это сильного дискомфорта. Тут-то больше слова парнишки и перестали что-либо значить. Ставрогин резко закинул его ноги себе на плечи, ускоряя хаотичные толчки и склоняясь в поцелуй. Петр целовал уже жадно и глубоко. Это раззадоривало и делало толчки все грубее и реще. Парень откинул голову назад, громко выстанывая его имя и протяжные гласные. Пока тот оставлял засосы на кадыке и шее. – Нхаа…ахх..., Николай, ахх, быстрее… – прохрипел ему на ухо рыжеволосый парень. И он был услышан, ведь шлепки стали все громче, чаще и сильнее, стоны громче и молебнее. Верховенский и сам уже починал двигать бедрами навстречу, сжимая член внутри, ощущая каждую венку. И от этого становилось все приятнее, до невозможности. Стиснув зубы и после глухо простонав, парень кончил себе на живот. Но вот Николай даже не подумал остановится. Напротив. Он заставлял парня царапать ему спину своими ногтями, до ярких полос… Под невозмутимый треск камина и не просветную, белесую пургу за окнами, еще с час комнату наполняло мокрыми шлепками, громкими стонами, всхлипами и грязными словечками. (Благодарю за уделенное внимание моей работе. Надеюсь вам она понравилась. Проходите на мой профиль, там много подобного!)