in your eyes

I Курапика скользит по коридорам гостиницы, как по полю боя: проверяет пальцами каждую стену, бережёт звенящую тишину, в ушах перемешанную с пульсом, бережёт, топя звук шагов в мягких коврах коридора. С мишенью на груди, в которую целится весь город Йоркнью, он возвращается к Неон, заказавшей свой маленький праздник. II Вот она: сидит перед ним по-турецки, любуется маникюром с нарисованной паутинкой, будто пальцем гладит лезвие нависшего Дамоклова меча. На её лебединой шейке покоится колье, подаренное отцом после очередного удачного ординара, — когда меч наконец упадёт, голубая кровь запачкает простыни и блеснёт на ключицах, как сапфировые инкрустации. — Ну, и чего ты стоишь, Курута? — нетерпеливо требует Неон. — Садись ко мне, поговорим. Курапика молча слушается. III Всё это — несерьёзно. IV Там, где случилось убийство, в глотку льют цемент духоты и удушливый запах крови. Края у дыры, зияющей в потолке, — острые, как силуэт тернового венца, а мёртвый Кролло Люцифер лежит прямиком под ним, распластав ладони. Не хватает только стигмат. Курапика садится рядом, чтобы заглянуть ему в глаза: суетливый топот, разбитая случайным взмахом ладони ваза, раздавленный цветок, багряные лепестки и оставшиеся от них протяжные кровавые полосы на паркете, — much ado about nothing, вся суета сует теряется и меркнет, когда Курапика смотрит в эти глаза. V Его пугает то, что он видит. VI В колодезных провалах, в тёмных дверных щелях, во мраке подземных тоннелей, уходящих в никуда, мы видим наших мертвецов. Гуляя по спинам ледяными пальцами ветра, они знаменуют о присутствии без слов, шифром капели в пустой ванной шепчут о долге и неизбежности, пробираясь мурашками под кожу — отчаянно пишут брайлевский шрифт. Они пугают нас, мертвецы, целуя сомкнутые тёплые губы по ночам, вырывая из снов с придушенным криком; а иногда — во снах — показывают наше собственное бледное лицо: обескровленное, обезображенное, с вырванными глазами. Курапика дёргается назад, лишь бы больше не смотреть, а потом — возвращается снова. Закованные навечно под стеклянной роговицей, медленно плавают внутри Люцифера — прошлые, настоящие, будущие — кадавры. VII Его пугает то, что он хочет сделать. VIII Сосуд стоит на декоративном подносе, его мерзкое содержимое мерно качается в густой бальзамической жидкости, Неон смотрит в бездну, зачарованная: на аукционе глаза босса Геней Рёдан стоили бы не больше глиняного черепка, — в этой спальне они оказались дороже слоновой кости, паучьего шёлка, золота высшей пробы. — …вот видишь, это было проще, чем ты думал, — она высовывает нежно-розовый язычок и стучит по стеклянному сосуду, — мой папочка постоянно таким занимается. Вернее, не он сам, а его люди. Ответный взгляд Курапики — острее бритвенных лезвий и тяжелее свинца. Неон поджимает губы от обиды: — Ну, а что? Когда я узнала, что ты — Курута, я не стала вырывать тебе глаза. Даже… пыталась сделать лучше: пыталась сделать так, чтобы ты мог выместить эмоции и отомстить этому гаду, я же позволяю себе вымещать эмоции, если хочу… я думала, тебя это порадует, как и меня, а ты… он утащил мои способности, вообще-то, а до этого угрожал моей семье! Я имела право злиться и просить тебя о таком! Даже приказывать! IX Целуя дрожащие губы, крепко держа подбородок, стирая девичьи слёзы, Курапика проводит хирургическую операцию, вырезая из памяти опухоль. Он прикусывает Неон язык; он трёт ладони до дыр, отмывая кровь Кролло; язык Неон кровоточит синхронно со стигматами на руках, их кровь мешается воедино, потому что Бог любит троицу, и — X ...на самом красивом кадавре в глуби колодезных зрачков Курапика помнит сапфировое колье. XI Кролло, конечно же, жив.