Давид III - Новая королева (2ч)

Давид получил письмо только за ужином. Раскрыл конверт, пробежался по строкам глазами, передал послание Брониславу и взглянул на Терезу, что с трудом ковырялась в рыбе двумя вилками. Выглядела принцесса неважно. Стеклянные глаза казались совершенно пустыми и не содержащими мыслей, раздумий, шуток или смеха. Всё казалось в ней прежним, всё, кроме глаз и периодических выходок из-за которых многие считали ее сошедшей с ума. - Я всё проконтролирую, ваше величество, - сказал министр, отдавая письмо своему лакею. - Как только появится кто-то - пошлю за Амираном, чтобы он возвращался. - А он уехал? - расстерянно и совсем не понимая происходящего, выдала Тереза. - Он скоро вернется, - жестом начал успокаивать ее Давид. - Он уехал? - снова спросила, осмотрев присутствующих. - Он уехал? Придворные неловко переглянулись. - Он уехал? - точно также спрашивала та, совершенно не меняя интонации. - Он уехал? - искала у присутствующих ответа в глазах. - Он уехал? Давид жестом подозвал Густава. - Он уехал? Прошептал что-то ему на ухо. Тот кивнул. - Он уехал? - наблюдала за происходящим Тереза, не в силах остановить повторение этих слов. - Он уехал? - проследила за камердинером, что направлялся к ней. - Он уехал? Густав наклонился к принцессе. - Он уехал? Припал к уху и начал шептать: - Хотите пирожных? - Он уехал? - не останавливалась та. - Вам нужно отдохнуть, - деликатно поднял ее, от чего встали и фрейлины. - Вы очень устали, - вручил ее в руки Виктории и кивнул на выход. - Он уехал? - не сводила взгляда с камердинера та, желая ясного ответа. - Пойдемте, - повела ее знакомая. - Он уехал? - переключилась на нее. - Он уехал? Все провели принцессу взглядом. Давид тяжело вздохнул, как только она покинула столовую, рывком осушил кубок и закрыл ладонью глаза. Придворным и без слов было понятно, что ему нелегко. После ужина, он зашел в ее новую, а точнее старую комнату, ту самую спальню, где Тереза жила с самого начала. Девушка сидела на краю кровати в ночной рубашке, с распущенными волосами и просто смотрела в окно, на небо, которое не видела из-за бликов камина. Внутри орудовали камеристки, крутились фрейлины. - Как вы себя чувствуете? - подошел к ней король. Тереза взглянула на него, понимая и осознавая, что она больна, что она уже не такая как раньше. В глазах ее не было слез, было только смирение и легкий флер печали от всех тех изменений, на которые она не может повлиять. Отвела взгляд. - Вы знаете зачем я пришел, - грузно сел рядом. Девушка вновь посмотрела на него, так и говоря глазами:"Вы уверны, что стоит это делать? Я не в себе," - отвела взгляд. - Вы моя жена, - повернул ее лицо к себе, положив ладонь на щеку. - Удвойте охрану. Мне страшно, - тихо и испуганно попросила та. - Конечно. Вас будут охранять и днем, и ночью. - Я хочу, чтобы меня охраняли и внутри комнаты, - широкими от страха глазами молила его об удовлетворении этой просьбы. - Вы не боитесь, что это мужчины? И они будут здесь, пока вы спите, - сомнительно выдал. - Я хочу таких как ваш, - взяла его за руку обеими, продолжая упрашивать. - Тогда они мне ничего не сделают. - Я скажу найти таких. Они дадут мне клятву верности, вам они тоже поклянутся. Девушка взволнованно кивнула, соглашаясь со всем. - А теперь выйдите, - обернулся на всех женщин, что находились здесь. - Я хочу уединиться с супругой. Та испуганно сжала ладонь. - Что-то случилось? - взглянул на нее. - Пусть они останутся, - кивнула на камеристок. - Я боюсь. - Боитесь остаться со мной наедине? - А если в окно залезут? - взволнованно приблизилась. - Вы будете заняты, чтобы успеть их остановить. - Не захотите ли вы, чтобы в будущем, при нашей близости ещё и стража стояла? - чуть возмутился. Тереза две секунды подумала. Неожиданно для всех утвердительно кивнула: - С ними будет безопасно. - Но это же чужие люди, - недоумевая приблизился к ней. - Вас это не смущает? Они будут смотреть как мы с вами придаемся страсти. Разве это нормально? - Лучше быть смущенной, чем мертвой, - относительно твердо выдала на него. - В таком случае, мы закроем балдахин, - кивнул камеристкам, чтобы они это сделали. - И будем под одеялом. - Вас это смущает? - В некоторой степени, - покосился по сторонам. - Но вас это смущать должно больше. Я привык к уединению в таком деле, а вы хотите чуть ли не на глазах у двора это делать, - обернулся на фрейлин и кивнул им на дверь. Девушки сделали реверансы, поспешили уйти, так как и к этому времени успели уже много всего услышать, что для их ушей точно не предназначалось. Давид взглянул на жену, та кивнула на штаны: - Снимайте. - Знаете, - поднялся и начал неловко раздеваться, - вы меня сейчас смущаете также, как я вас в первый раз, - покосился на камеристок, что расправляли балдахин. - Не знаю, уйдите куда-нибудь, отвернитесь. Не хочу, чтобы на нас с Терезой пялились. Женщины кивнули, пошли к дальним углам, взяли кресла и сели перед камином, отвернувшись от молодоженов. Короля всё равно смущало всё это. Неохотно снял корону, всю одежду, залез под балдахин и одеяло, начал овладевать супругой так, будто делал он это в самый первый для себя раз. Неловко окончив, Давид поспешил собраться и уйти, дабы не встречаться глазами с этими камеристками, у которых неизвестно какое сложилось о нем мнение после всего этого. Принцесса же легла на бок и уснула, будучи уверенной, что в комнате ночевать она будет не одна. Направляясь в свои покои, король махнул Карлу, стоящему в карауле и Густаву, которого прихватил по дороге. Все трое вошли в гостиную, камердинер закрыл дверь. Давид задумчиво стал ходить туда-сюда по комнате. - Что-то случилось? - задался вопросом солдат. Тот взглянул на него, на другого, кивнул в спальню и ушел туда: - Не хочу, чтоб нас слышали. - Так что случилось? Я вижу, что что-то произошло, - прошел в комнату рыцарь и сложил руки вместе. Густав пошел следом, стал рядом. - Тереза хочет стражу, - сложил руки на груди Давид, глядя точно на них. - Знаешь, новость как-то не впечатляет, - выдал друг. - Она твоя жена как бы. - Она хочет не просто стражу. Она хочет, чтобы ее охраняли не содомисты, как я, а настоящие мужеложцы, как ты, - указал на него пальцем. - Мне нужны надежные люди, что даже не взглянут на нее, у которых даже мысли такой не промелькнет, дабы сделать с ней что-то неподобающее. Знаю я какие в казармах развратники. На своем опыте почувствовал, - осмотрел Карла и сложил руку на грудь, обратил взор к Густаву. - У нас есть такие? Камердинер растерянно пожал плечами. - Конечно есть, - выдал солдат. - Только найти их надо. - Вот ты этим и займешься, - настойчиво кивнул ему король. - Только выбирай не тех, что штаны готовы перед тобой снять, за место телохранителя принцессы, а реально тех, кто на женщин не реагирует. - Когда я приду побитый от приставания к сослуживцам, ты погладишь меня по голове? - Я тебя еще и поцелую. А ты, - повернулся к Густаву, - проверишь тех людей, которых выберет он. Мне нужны лучшие. В конце концов, моя жена напугана, что с жизнью расстаться готова, а ей ещё и ребенка носить в таком состоянии. Мне нужны преданные до самой могилы. Тот кивнул. - Отлично. А теперь я хочу спать. Помоги мне раздеться. Прошел день. Карл был уже с фингалом и парой синяков по телу, однажды его ударили даже в промежность за простые вопросы о предпочтениях какого-то солдата. Ему пришлось не сладко, но нескольких человек он точно нашел, правда от этих находок лучше ему не было. "Че он пялится? То, что я приставал, еще не делает из меня шлюху. Не собираюсь я лобызать его." Пока несчастный воин пытался отбиться от некоторых взглядов, Густав уже просматривал документы этих юношей и мужчин, поступивших на службу в королевский замок. После вечернего навещения супруги, король встретился с этими двумя. Взгляд тут же пристал к Карлу, который стоял с таким лицом, как будто десять минут назад его изнасиловали за этим углом и даже "спасибо" не сказали. Он был таким побитым и несчастным, что не смотря на его стойкость, хотелось пожалеть рыцаря. - Кого нашли? - кивнул на них Давид. Густав перечислил несколько имен и некоторые заслуги, возраст, вид, телосложение и просчеты, если они были за время службы. Король задумчиво всё прослушал. Один был слишком старым, другой - молодым, третий казался недостаточно надежным, а в четвертом ему просто характеристика не понравилась. Тяжело вздохнул. Покосился на Карла: - Будешь и ты служить значит. Не успел рыцарь осознать свой перевод от короля к королеве и возмутиться по этому поводу, как Давид уже называл имена, которые он хочет видеть рядом с супругой. Было выбрано шесть молодых мужчин: четверо для дневной охраны и двое - для ночной, не считая тех, что будут как обычно стоять за дверью. Уже после завтрака, но перед приемом жалующихся, суверен пригласил свою жену в просторный зал, где в ряд поставил всех новых охранников. Тереза прибыла с небольшой толпой фрейлин и собачкой. Окинула взглядом солдат, стоящих в одной позе, как будто они были копиями друг друга, и взглянула на мужа. - Это ваши новые стражи, - указал на них король. - Как вы и просили, с тем самым отличием, которое я сам не понимаю как стало достоинством. Четверо будут охранять вас при свете дня, другие два будут дежурить в вашей спальне, пока вы будете спать. - Четыре, два... Он тоже будет? - указала на несчастного Карла, что с усилием всей своей воли пытался держаться невозмутимо, так, будто он простой инструмент, не испытывающий эмоций. - Да, - взглянул на него. - Я ему доверяю и он в полной мере способен вас защитить как никто на свете, - похлопал его по плечу, от чего тот готов был внутренне сломаться. - Это отличный воин, - повернулся к девушке. - Я могу их взять сейчас? - Да, конечно, - отступил в сторону. - Кто из вас будет днем? Трое из них сделали шаг вперед. - Вы сказали будет четверо, - растерянно взглянула на мужа. - Их четверо, - покосился на Карла и надавил на его плечо, силой вынуждая сделать этот шаг. Внутри что-то надломилось. Страж не смог удержать невозмутимость лица. Голова болезненно упала на грудь, а глаза в ужасе сжались, от простого осознания факта, что от него избавляются. Им распоряжаются как обычной пешкой в шахматах, боевой фигурой, которую не жалко потерять. Превозмогая самого себя, он с силой укусил внутреннюю сторону губы, дабы этого не видели, поднял голову и сквозь боль во всём теле поклонился своей новой госпоже, новой хозяйке, что будет ряспоряжаться им так, как сама захочет. Фрейлины, наблюдая такую бурную реакцию на простое переназначение, ничего не могли понять. Только для Карла это было важно, только для него это было предательством и буквальной продажей в чужие руки, из рук, которых он ни при каких условиях менять не хотел. Тереза осмотрела его беспристрастно, будто и не замечая этой дрожи на подбородке. Указала кивком, что ждет воинов рядом с собой. Те двинулись с места. Карл пошел со всеми. Двое стали чуть позади Терезы и по бокам свиты, двое - сразу за толпой. Девушка осмотрела их расположение, убедилась, что рыцари выглядят вполне убедительно. Поблагодарила мужа и пошла в сад, дабы погулять с собачкой. Король отправился в тронный зал. Супругу он решил навестить не вечером, а через час после обеда, якобы планы у него были после ужина. Тереза была не против. Ей в принципе было все равно в какое время суток ее муж возжелает ее и возьмёт. Многое перестало для нее иметь значение. Раздев свою госпожу, камеристки поспешили удалиться. Давид с облегчением выдохнул, заметив как закрылась за ними дверь. Посмотрел на девушку в одной рубахе: - Не сильно смущаетесь? - положил руку на ее ладонь. Та выглянула за его спину на двух стражей, оставшихся внутри. - Нет. Им я не интересна, - взглянула на мужа. - Зачем смущаться, если я, даже пройдя мимо них голой, никакой реакции не получу? - Ну, чтож. Если вы не смущаетесь, то и я смущаться не буду, - положил корону на столик у кровати и начал снимать одежду. Карл наблюдал за ним украдкой, чувствуя как сердце обливается кровью и как он не может даже выйти, наблюдая за этим процессом. Супруги скрылись за тканью балдахина, легли друг на друга, накрылись от холода одеялом и начали совокупляться. Воин резко отвернулся. Коллега, стоящий рядом, тоже поспешил отвести взгляд. Он вообще не ожидал, что их будут посвящать в такую часть личной жизни как супружеский долг. Воину откровенно было некомфортно, хоть в какой-то степени и любопытно. Карл же готовился просто упасть, как только услышал ее стоны и его отчетливое дыхание в таком интимном процессе. Сердце уже не обливалось кровью, оно тонуло в ней! Любовника не держали ноги, когда он слышал это, когда он мог прекрасно видеть как колышется балдахин, какие звуки издает кровать. Тело его покачивалось, не в силах удержать ту волну эмоций, которая велела если не остановить их и дать Давиду по башке, если не вызвать его на дуэль, дабы отплатить за эту боль, то хотя бы выйти, уйти, покинуть это помещение, заполненное обоюдным стонами. Карл ломался. С каждым новым движением, с каждым новым звуком, внутри что-то болезненно трескалось и готовилрсь рассыпаться на части. Красное лицо заполняли слезы, которые тот был уже не в силах контролировать. Они струились из зажмуренных глаз на щеки, на подбородок и воротник, впитываясь в него как эти стоны в душу. Он хотел кричать. Хотел просто упасть и горько расплакаться, говоря всем насколько ему больно, как сильно бьет его по сердцу это поведение того, кто был для него всем. В какой-то момент Карл просто не выдержал. Он ломался слишком долго, он пытался сдерживать свою боль слишком сильно, он кусал свою губу до крови и никак не убирал слезы застилающие глаза. Настал момент, когда он перестал сопротивляться всем выходкам в свой адрес. Он расслабился и бросил свою спину на стену, отдав своё нутро на растерзание этому страшному волку Давиду, который совершенно не думая о Карле и лишь выполняя свой долг, сломал его. Побратим взялся за рукоять кинжала, намереваясь просто загнать его себе в сердце, дабы избавиться от такого органа, который приносит одну лишь боль. Монархи скоро закончили. Давид слез с кровати и начал одеваться. Коллега Карла с облегчением выдохнул, понимая, что этот неловкий для него момент наконец закончен. Взглянул на брата по оружию, дабы уточнить как ему такая служба, и просто расширил глаза. Рахис был мертв внутри. С красным и мокрым от слез лицом, с глазами, не понимающими за что они получили столько боли и с рукой, что безжизненно упала с кинжала вниз. Он просто стоял, облокотившись на стену и смотрел в потолок. Коллега даже забеспокоился о такой впечатлительности. Как для него, такая реакция была слишком бурной. В следующий раз он попросит принцессу оставить кого-то другого, не такого чувствительного. Давид же, мельком взглянув на стражей, расценил состояние друга совсем не так, как было по правде. Одевшись, он покинул комнату. Скоро прибежали камеристки, начали одевать принцессу для продолжения дня. Карл вытер слезы и потеки, стал ровно и превратился в ту самую разбитую внутри пешку, которой он в действительности являлся. Вечером, король послал за ним. Разбитый предательством был мягко говоря не в настроении выполнять новый приказ его государя, но отказать у него не было права, точно также как и не прийти он не мог. Вялыми движениями перешагнул порог королевской спальни и стал перед Давидом не как солдат, сложив вместе руки, а как простой человек без желания и радости - опустив бессильные руки и наклонив опечаленную голову. - Карл, - нежно обратился к нему государь, - иди ко мне, - подозвал ладонью, сидя в кресле у камина. - Поедим каштанов. М? Хочешь? Тот не сдвинулся с места. - Карл... - улыбнулся ему. - Ну иди ко мне, давай... - ласково подозвал пальцами. Гость отвел взгляд, чувствуя как его истерзанное этим человеком сердце стоит прям посреди глотки, мешая дышать и думать, говорить. - Каарл, - поднялся с кресла, - ты обижаешься? Ну прости меня, - направился к нему. - Я не пожалел тебя за этот фингал сразу... - прикоснулся к синяку. - Сильно болит? Тот отринул от пальцев. - Карл... - заглянул в лицо. - Какой же ты подонок... - сквозь душу и кровь протянул на него. - Подонок, выродок и моральный урод... - Как ты смеешь говорить так с королем?! - взбесившись дал ему пощёчину. Воин лишь прикрыл глаза. - Ты продолжаешь вести себя как скотина?! После всего того, что я тебе дал?! - Почему тебе насрать на всех, кто тебя любит? - посмотрел ему в душу с такой внутренней болью, которой тот никогда не видел. - Насрать?! Да как ты смеешь?! - Тебе всегда было на меня всё равно, - покачал головой, будто приходя к истине. - Ты никогда не любил меня также сильно как я тебя. Я готов был умереть за тебя. Не на словах. А ты... - из глаз просочились слезы. - А ты уничтожил меня. Убил изнутри. Убил моей собственной любовью, - с болью взялся за сердце, царапая через ткань свою кожу. - Что за бред ты несёшь?! - влупил ему пощечину, дабы одумался. - Как ты смеешь сомневаться в моей любви к тебе?! Я доверяю тебе больше чем себе! Гость поднял к нему болезненный взгляд: - А любишь ли? Ты вообще знаешь, что такое любовь? Ты избалованный ребенок, который видит в людях только игрушек и кукол, солдатиков, которых можно кидать в огонь. Тебе искренне насрать на их чувства, тебе искренне насрать на любовь, потому что ты совершенно не знаешь что это такое. Давид дал ему по роже, от чего тот, не сопротивляясь, упал на ковер. - Я - король, - навис над ним, угрожающе шепча сквозь зубы. - Ребенок, - покачал головой. - А мы - твои игрушки. Все. А я - деревянный солдатик, которого ты бросил на пол и жестоко наступил, раздавив своей ступней мне грудь. Ты не человек. Не для тех, кто любит тебя. Давид сжал кулаки: - Густав! - посмотрел на дверь. - Да? - скоро отворилась та. - Я знаю этого человека значительно меньше, чем раньше, - жестоко посмотрел на Карла. - Пусть его высекут. Может быть, после этого я его начну снова узнавать. - Я вего лишь игрушка... - болезненно протянул тот. - Деревянный солдатик, - поднялся. - Когда-то я сломаюсь так, что ты не сможешь починить меня. Я сам прыгну в огонь, - отправился к двери, понурив голову. - В огонь, который освободит меня от всего, - положил руку на сердце, пытаясь узнать бьется ли оно еще или уже нет. Монарх недовольно сел в кресло. Сомкнул руки на груди. - Солдатик, - язвительно протянул на огонь. - Чтоб ты сам сгорел, - взял съедобный каштан и бросил в пламя. Сегодня ему было сложно уснуть. Каждый раз, закрывая глаза, перед ним стояла картина сечения его друга, его близкого человека, любовника, которого он сам отправил на это наказание. Отправил почти незаслуженно. Ну что человек не наговорит в печали или обиде? Не обязательно же уничтожать его из-за слов, которые он просто не смог сдержать из-за боли внутри? - Заслужил, - перевернулся на бок. - Будет знать впредь. Развел драму на ровном месте. Ничего не случилось, а он в слезы. Тряпка, а не солдат. Через пятнадцать минут перевернулся на другой бок: - Сколько уже время? - раздраженно посмотрел в сторону часов. - Скоро утро. Эти мысли дурацкие спать мне не дают, - недовольно поднялся. - Пусть объяснит, что случилось, - набросил халат и завязал пояс. - Не такой же он неженка, что из-за переназначения сопли пускать надо? - зажёг подсвечник о лампу, надел тапки и вышел из покоев. Шел король хоть и тихо, но совсем недовольно. Спустился по лестнице на первый этаж, прошел чуть ли не в другой конец замка и спустился на цокольный, оказался в хропящей вдоль и поперек казарме. От стоящего внутри затхлого запаха пота и носков, ожидаемо скривился, прикрыл нос рукавом халата и стал пробираться вдоль нар куда-то вперед. Свет очевидно нарушил сон одного из солдат, так что он приподнялся и сонно посмотрел на гуляющего короля: - Кто здесь? Кто ходит? - Спи, - шепнул ему тот. - Всё в порядке. - Ну ладно, - завалился на подушку, совсем не понимая с кем он только что говорил. Карла Давид нашел не сразу, а как нашел, то очень опечалился. Тот спал на нижней койке, весь скукоженный и вероятно замерзший. Давид поставил свечи на пол, снял халат и заботливо им накрыл друга, в одной рубашке осознав, что действительно в подземелье этом весьма сыро и прохладно. Пригладил ткань, дабы хорошо ее прижать к телу, как ненароком коснулся изувеченных ягодиц, от чего спящий болезненно вздрогнул, начав дрожать. - Карл, - взволнованно припал к нему и обнял, успокаивая, согревая этими руками, что так недавно делали больно. Тот приоткрыл заплаканные глаза: - Зачем ты пришел? Чего ты хочешь? - Я не могу уснуть без тебя, - сел на край. - Пошли ко мне, - пригладил плечо. - У меня тепло и уютно, еще постель мягче этого, - надавил на тонкий матрас, под которым была доска. - Уютно? Тепло? У тебя жестоко и больно, - отвернул голову. - Ну прошу тебя, - взял его за руку. - Я буду мягче к тебе. Ты ведь даже не сказал в чем дело. Чем я обидел тебя? - И ты даже не подозреваешь? - издевательски посмотрел на него. - Ну, подозреваю, но это твоя работа защищать мою семью. - Ты отдал меня как коробку спичек. Я был с тобой столько лет. Я был твоим пажем. Был оруженосцем. Стал рыцарем. А ты? Как коробку спичек, - отвернул голову. - Да неужели для тебя это так важно? Тереза напугана. А я доверяю тебе. Я точно знаю, что ты сможешь ее защитить. Тот болезненно молчал. - Как только ей станет лучше, ты вернешься ко мне, - наклонился и поцеловал в висок. - Я обещаю тебе, слово короля даю. - Сколько слов ты давал мне, которые не исполнил? - посмотрел на него. - Ну чего ты вспоминаешь тот случай в Имри? - погладил его. - Я просто не хотел привлекать внимание, не хотел расстраивать Марику. Она и так разбита была. - Я не про Имри. Ты давал мне значительно больше обещаний, но запомнил только это. - Карл... - наклонился к нему и обнял. - Я тебе обещаю-обещаю, что ты вернешься ко мне. Тот отвел взгляд: - Ты выполнишь это, если тебе будет удобно. Если будет удобно - вернешь, если не будет удобно - не вернешь. Ты всегда думаешь только о себе, о том, как будет "выгодней". - А разве это плохо? Я король, Карл... Я должен делать как правильно. - Твое "правильно" можно было сделать и по-другому, - болезненно посмотрел на него и сквозь боль в ягодицах перевернулся на другой бок. - Мне кажется не этим я обидел тебя, - припал к его плечу в объятиях. - Ты выглядишь слишком расстроенным как для простого переназначения. Тот отвернул голову к подушке, чтобы знакомый не видел стоящих в глазах слез. - Что мне сделать? Как загладить вину? Ну расскажи хотя бы, что не так? - Давай, - дрожащим голосом начал тот, глядя в стену, - сейчас меня просто поимеет кто-то из этих людей. Поимеет, а ты будешь смотреть и слушать. Будешь любоваться тем, как и что мы с ним делаем. - Карл... - сжал его. - Со стонами и всем вытекающим, - из глаз его пошли слезы. - А ты будешь вынужден смотреть и даже уйти не сможешь. Давай? М? - Я не думал, что тебя это может так задеть... - поцеловал в плечо. Тот одернул руку и совсем несчастно посмотрел на него: - Для тебя я просто игрушка. Ты никогда не думал о том, что происходит с моим сердцем. Тебе всегда было насрать, - отвернулся. - Даже сейчас ты пришел не потому что мне плохо и больно, а потому что ты не можешь уснуть. - Карл... - Отойди. Теперь не ты мной командуешь. - Ты всё еще в моей гвардии. - Но не под твоим личным командованием. Я - пешка. И ты отдал меня своей жене. Оставь меня. Давид не мог так взять и покинуть его. Бросить с этой больной душой, с этим больным телом. - Карл, пошли со мной. Я придумаю кем тебя заменить. Поспишь у меня. Там теплее, воздух свежее и не воняет так носками. Пошли... - Ты мной больше не командуешь. Уйди. - Но как мне можешь приказывать ты? Ты тоже мной не командуешь. - Это просьба, - с болью посмотрел на него. - Ты знаешь, что такое просьба? Я прошу тебя, оставь меня. Тебе не привыкать. Замена у тебя уже есть. Просто оставь меня. Забудь, если хочешь. Мне не о чем разговаривать с тобой. Я не хочу тебя видеть. Давид опустил глаза. - Просто уйди, - отвернулся и подложил руки под подушку. - Ты тоже ненавидишь меня? - Это не ненависть. Но виноват в этом только ты, - болезненно сжался в калачик. Король взглянул на него: - Я хочу сделать для тебя что-то. - Уйди. Просто уйди, - закрыл глаза. Сидящий опустил глаза, перевел их с кровати на подсвечник, поднялся, взял его и пошел обратно. Сегодня король так и не уснул. С утра пораньше, Давиду донесли о некой голове, которую насадили на пику, поставив ту на площади этой ночью. Очевидно, это был тот самый убийца, что ломился к принцессе. Бронислав уже послал письмо к Амирану, с просьбой, чтоб тот возвращался. Мужчина вернулся бы не скорее завтрашнего вечера. Особого аппетита у правителя сегодня не было. Давид лишь ковырялся вилкой в куске мяса и никак не мог положить его часть себе в рот. Жуткая меланхолия напала на него. Ничего королю не хотелось. Ни слушать подданных, вникая в проблемы, ни разбираться с министрами, которые и без него знали, что нужно делать с их вопросами. После обеда, он вызвал к себе Арифа. Король сидел в саду, на скамье, неподалеку от белоснежной статуи Марики. Сидел и просто смотрел на нее, сожалея о чем-то. Придя, химик боязливо поклонился и неловко сложил руки за спиной, не осмеливаясь поднять свое лицо к монарху, которому он стал не мил. Давид мельком взглянул на него, опуская глаза на брусчатку: - Мне нужно обезболивающее. - К-какое? Для какой раны или ушиба? - неуверенно поднял взгляд. - Это не для меня. Для Карла. Я приказал его высечь, - сомкнул руки, положив локти на колени. - Ему очень больно. Тот поклонился и уже начал уходить, как правитель взглянул в его сторону: - Подожди. Слуга остановился и повернулся к нему, вновь поклонился, не решаясь поднять голову. - Своим отказом ты сделал мне больно. - Простите, - принял виноватый вид. - Я тебя не виню, ведь... - опустил глаза на землю. - Я сам принуждал тебя, - повисла пауза. - Ты был всегда честным. Не боялся сказать правду. - Да, ваше величество, - кивнул. - Я жестокий? - посмотрел на него. - Я не понимаю. Я хочу делать всё правильно и всё равно делаю всё не так. Все, кто приближается ко мне, заявляют о боли. Неужели я такой бездушный и нечеловечный? - Вы не всегда такой. Но вы жестокий, - поднял побаивающийся взгляд. - Вы не раз делали больно мне, причиняли боль своим родным и близким. - Но неужели я монстр? Неужели тиран? - Я не смею отвечать на этот вопрос. Я - слуга. - Но я же извиняюсь, когда неправ, пытаюсь успокоить и как-то задобрить. Почему меня считают монстром? - Наверное потому что извинения иногда бывают слишком поздно. - Но ты ведь меня прощал. Ты ведь шел ко мне. - Не всегда. Иногда, я отвергал ваши извинения, ваше величество, и на то были причины. Боль, которую вы приносили, невозможно было простить быстро. Я могу предложить, что вы сделали больно своему Карлу. Он - не я. И как именно вы сделали ему больно, я тоже не знаю. К тому же, есть такие поступки, которые нельзя простить. - Но ведь... Вы оба в моем подчинении. Вы должны простить меня. - Я отдавался вам, но я всё еще помню, как вы назвали меня животным. И это делает мне больно. То, что делаете вы, сравнимо с тем, как разбивают глину. Разбейте кувшин, извинитесь, собрав его с помощью клея и посмотрите на то, как он выглядит. Это всё еще кувшин, он еще может держать воду, хоть в некоторых местах и протекает, но он уже не такой как раньше. Он не красивый и не целостный. С каждым новым падением и рассыпанием на частицы, его будет всё сложнее и сложнее собрать. Настанет момент, когда кувшина уже не будет - будет один только клей с осколками глины. И, когда вы наберете в него воду, он просто размякнет и развалится в ваших руках. Он должен быть кувшином, но он им уже не является. Извинениями можно загладить незначительный удар или трещину, но не когда вы разбиваете кувшин из раза в раз и всегда вдребезги. Ваше величество, извинения в какой-то момент перестают работать. Видимо, вы дошли до этого момента, - поклонился. - На меня, ты в обиде? - Обида предполагает, что я хочу от вас чего-то. Но мне нужна только милость. - Считай, что ты ее получил. Тот кивнул. - Откуда в тебе такая мудрость? Я не подозревал, что в тебе есть столько всего. - Я долгое время был отрезан от мира. Мне надо было чем-то занять свои мысли. Я о многом успел подумать. - И о чем ты еще думал? - О том, что вы очень несчастны из-за своей власти. - Ты прав. - Вам нужен равный, но у вас никогда его не будет. Бесконтрольная власть меняет людей. И вас тоже. - Власть - это настоящее бремя, - посмотрел вперед. - Иногда мне хочется быть простым бароном, жить в своем замке и заниматься чем мне душе угодно. - Мне жаль вас, но вы не можете отказаться от короны. - А я и не стану, - взглянул на него. - За сколько я тебя купил? - За пять сотен кранге, - кивнул. - Знаешь, сколько это в перерасчете на га? - Не считал, но наверное много. - Примерно 750 га. Большие деньги... - Мне жаль, если я расстроил вас и вы считаете, что я не стою столько, - расстроенно поклонился. - Я ни на секунду не пожалел... Ты стоишь больше. Значительно больше. - Вы несправедливо льстите мне. - Если бы ты был моим рабом и мне пришлось бы тебя продавать, я бы выставил такую цену, чтобы тебя никто не мог купить. Десять тысяч га. - Это слишком много. Я того не заслуживаю. - Может и не заслуживаешь, но я бы выставил именно такую цену. - Вы очень щедры, - кивнул. - Недостаточно, чтобы некоторые люди простили мне мои ошибки. Иди к Карлу и подлечи его. Я хочу вернуть себе его расположение. Слуга поклонился, ушел. С воином он встретился вечером, после смены караула, когда спустился в казарму. - Ваша милость, - поклонился он стражу, которому помогали снимать латы, - его величество послал меня к вам, дабы я обработал ваши раны. - Он послал тебя ко мне? Как ты можешь служить ему? Он гадко повел себя с тобой. - Я снова завоевал его милость. - Интересно каким местом, - отвел недовольный взгляд. - Я рассказал ему про то, что извинениями можно загладить не любую вину. - Как будто он тебя послушал. - Конечно. Его величество обычно слушают, если я говорю что-то. - Меня он никогда не слушает, - опустил глаза. - Я хочу обработать ваши раны. Вы позволите? - показал бутылочку с некой жидкостью и чистую тряпочку, которой собирался протирать сечения. - У меня такое место, - отвел неловкий взгляд, - что лучше это делать не здесь. - Приходите в мои покои. Я всё сделаю там. Воин кивнул. Уже лежа посреди лаборатории, животом на двух табуретках с приподнятой рубахой и со спущенными штанами, Карл недовольно шипел, пока его раны обрабатывали, спасая от загноения. - Извините за мой вопрос, - начал Ариф, смачивая тряпку в кипяченой воде, - но за что вас так побили? - продолжил вытирать следы порки. - Я сказал ему, что он слишком жесток ко мне, что он сделал мне больно. Он приказал высечь меня, - отвел взгляд. - Он всегда так делает. Если ему что-то не нравится - он наказывает. - Это неправильно. Мне жаль вас... - Я не хочу слышать слова жалости от его любовника. - Я не любовник. Я просто хочу спокойно жить, - смочил тряпку в растворе. - Я знаю, - опустил глаза. - Полгода я видел как он страдает и как зовет к себе тебя, как сам к тебе ходит, как одаривает подарками и как смотрит... - Вы любите его? - чуть удивился. - Больше всего на свете, - закрыл лицо руками. - А он... - Я не понимаю как помочь вам, - сочувственно положил руку на плечо. - Мажь раны, которые он приказал оставить на мне, - отвернулся, сложив руки под грудью. - Я не знал, что кто-то любит его, - взволнованно стал мазать следы. - Мне он часто говорил об одиночестве и что вы не очень хороший человек, - украдкой покосился на него, опасаясь реакции. - Вот какого он мнения, - с болью выдал. - Не очень хороший человек... Хм. Я не удивлен. В его руках я самый обычный солдатик - детская игрушка, с которой он делает всё, что ему захочется. - Я тоже долгое время думал, что я лишь вещь в его глазах. Мне казалось он принципиально не замечал того, что я не мужеложец, хотя я говорил ему об этом. - Он силой тебя брал? - обернулся. - Нет, я не сопротивлялся, - опустил глаза. - Просто неприятно было. Значительно неприятнее было, когда он обвинял меня в измене и шпионаже. Я ведь самый преданный, готов делать всё, а он... - Он идиот... - Не говорите так. Он всё же мой господин, - смочил тряпку и продолжил аккуратно протирать кожу. - Ты действительно ему предан. Даже когда он терзает тебя на части, ты продолжаешь ему доверять. - Знаю, звучит глупо. - Нет. Я точно такой же, - отвернулся. - Любовь ослепляет. Она ослепила и меня. Пусть я груб и иногда пытаюсь вправить ему мозги, но я всё же люблю его. - Карл, вас он тоже любит. - Нет. Не верю я в это. Человек, который любит, не может дать приказ сделать это, - указал пальцем на ягодицы. Арифу не было что противопоставить. Он был согласен. - За что только Бог создал меня таким? - начал рассуждать тот. - Если бы я был самым обычным, таким как все, то просто ходил бы по женщинам, но нет. Я влюбился. И в кого? В будущего короля. В парня, не понимающего что такое любовь и забота, - сложил под грудью руки и уронил вперед голову. - Бога нет, ваша милость, - печально заметил лекарь. - Есть только мы. Люди, которым самим нужно как-то выживать. - Согласен. Если бы Бог был - в мире не было бы столько боли и я бы сейчас не лежал перед тобой с голой жопой. - Думаю, в течении недели раны должны затянуться, - аккуратно начал протирать всё насухо. - Ты не такой плохой человек, как я думал. - Вы тоже не такой, как рассказывал Давид, - одобрительно улыбнулся. - Не хочешь быть моим приятелем? - обернулся. - Насколько близким? Просто я ведь не такой... У меня жена, скоро ребенок будет. - Я не извращенец, - потешно улыбнулся. - Это Давид заставил тебя так думать обо мне? Я самый обычный воин, - протянул руку. - Охранник ее высочества. - Вы же короля раньше охраняли, - пожал ладонь. - Да пошел он. Лучше его жене прислуживать, чем этому ненормальному. - Не говорите так, он всё же король. - Хах, да ну его. Вообще вспоминать его рожу не хочу. Этим вечером овладеть Терезой было проблематичнее, чем в предыдущие разы. Когда король пришел, девушка по обыкновению сидела в ночной рубашке на краю кровати и смотрела в окно, с небольшой разницей в том, что она бормотала какие-то неразборчивые слова, говоря их в пустоту, и мерно качалась на месте, не в силах остановить это. - Здравствуйте, я снова с вами, - присел возле нее муж, не вызывая у принцессы никакой реакции. - Вы готовы? - как-то неловко приобнял ее, в то время как камеристки покидали комнату. - И сегодня будет, и завтра будет, - бормотала под нос та. - И сегодня будет, и завтра будет. - Да, завтра я тоже приду к вам. Но послезавтра уже нет. - И сегодня будет, и завтра будет. - Тереза, - положил корону на столик и расстегнул штаны, - ложитесь. Мы должны сделать это. - И сегодня будет, и завтра будет, - качалась та. Давид как-то неуверенно и неловко уложил ее под одеяло, совсем не замечая сопротивления. Снял обременительные слои одежды и залез к ней. - И сегодня будет, и завтра будет, - продолжала бормотать та, направляя взор к потолку. Расставил ее ноги. Лег сверху. - И сегодня будет, и завтра будет. Это ее сумасшествие пугало и настораживало. Король через силу возбудился и вставил ей, начав совершать фрикции, пока та продолжала что-то невнятно бормотать в пустоту. Когда он закончил, девушка продолжала повторять эту непонятную для него фразу.